В ожидании Годо (сборник) - Сэмюэль Беккет

Виктор. Что?

Стекольщик. Не надо обострять обстановку.

Зритель. Вы правы. Постараюсь держать себя в руках. И закончить побыстрее. Потому что времени ( вынимает часы ) осталось мало. ( Прячет часы. ) Совсем мало. Сядьте.

Стекольщик. Сесть?

Зритель. Да, да, сколько, в конце концов, можно болтаться по сцене, как листок на ветру?

Стекольщик. Куда сесть?

Зритель. На пол, на кровать, куда хотите.

Стекольщик. Что скажете, Жак?

Жак. Мне пора идти.

Стекольщик с напускной поспешностью опускается на кровать с одной стороны от Виктора, Жак – с другой. Виктор полулежит, опершись на локоть. Резким движением Стекольщик сажает его прямо. Зритель поворачивается в сторону ложи.

Передай сюда стул, Морис.

Ему передают стул.

И мое пальто.

Ему передают пальто. Он ставит стул перед кроватью, надевает пальто, садится, кладет ногу на ногу, проводит рукой по жалкой шевелюре встает, снова поворачивается в сторону ложи.

И шляпу.

Ему передают шляпу, он ее надевает и снова усаживается на стул.

Стекольщик. Ах, незадача, я забыл свой блокнот.

Зритель. Я буду краток. Только не перебивайте, если, конечно, вам не придет в голову что-нибудь остроумное. Это как раз то, чего нам недостает. ( Откашливается, чтобы прочистить горло. ) В общем, так. Постараюсь держаться в рамках приличия. Этот ваш фарс… Хотя нет, вот что я сперва хотел бы узнать. ( Стекольщику. ) Где ваш сын?

Стекольщик. Он болен.

Зритель. Вот-вот, ответ, достойный того, что здесь происходит. Я не спрашиваю, что с ним, я спрашиваю, где он.

Стекольщик. Дома, в кровати.

Зритель. А его мать?

Стекольщик. Вам-то до нее какое дело?

Зритель. Ну, ну, не кипятитесь, больше вопросов нет.

Стекольщик. Вот так оно лучше.

Зритель. Итак. Этот ваш фарс… ( снова прочищает горло, но на этот раз не глотает, а сплевывает в носовой платок ) этот фарс слишком затянулся.

Стекольщик. Мои собственные слова.

Зритель. Я намеренно говорю «фарс», дабы представить вас в более выгодном свете. Ведь даже лучшие писатели подчас называют фарсом серьезные произведения, если хотят, чтобы их воспринимали всерьез.

Голос из ложи. Хватит чушь пороть! Ближекделу!

Зритель. Странно. Как только я вышел к вам на сцену, так почему-то сразу растерялся. ( Пауза. ) А это со мной редко случается. ( Пауза. ) Все стало расплывчатым, туманным, ясность куда-то ушла. ( Прикрывает глаза рукой. ) Я даже не помню, о чем говорил.

Из суфлерской будки на сцену вылезает Суфлер. В руке у него текст пьесы.

Суфлер. Идите вы все знаете куда? Несут какую-то отсебятину. Слушать тошно. Прощайте. ( Уходит в кулисы. ) Стекольщик. Эй, эй, текст! Оставьте нам текст!

Из кулис вылетает тетрадь с текстом, падает на пол.

Хорошенькое дело!

Зритель. Попробую еще раз, но в последний.

Жак и Виктор замолкают.

( Зрителю. ) И как, по-вашему, надо поступать с такими придурками?

Зритель. Как раз это я и хотел сказать. Хорошо, что вспомнил. Этот ваш фарс…

Стекольщик. Слушайте, зачем повторять одно и то же десять раз. Вы ведь не в баре среди критиков. Дальше, дальше.

Зритель. А вот на критиков вы совершенно напрасно ополчились. Больше одного пинка на пьесу они терпеть не станут. Это вам не рогоносцы какие-нибудь.

Стекольщик. Ладно, договаривайте наконец, пора закругляться.

Зритель. Вот что мне хотелось бы констатировать. Я с вашего спектакля не ушел. Почему? Из любопытства? Наверное. Все мы люди… Чтобы посмотреть, сумеете вы его разговорить или нет? Может быть. Чтобы принять участие в вашей дурацкой сцене отравления? Признаюсь, признаюсь, и это возможно. Кроме того, жена моего друга освободится только в половине двенадцатого, а здесь все же теплее, чем где-нибудь в кафе. ( Ежится, словно от холода, поднимает воротник пальто. ) Но это все мелочи. Нет, я, пожалуй, остался из-за того, что что-то в этой истории меня изумляет до оцепенения. Как бы вам получше объяснить? Вы разбираетесь в шахматах? Нет? Ну, не важно. Это все равно что наблюдать за игрой шахматистов самой низкой категории. Три четверти часа прошло, а они так и не прикоснулись ни к одной фигуре, сидят себе, как два идиота, считают ворон за шахматной доской, а ты стоишь рядом и чувствуешь себя еще большим идиотом, испытываешь отвращение, тоску, усталость, но стоишь, буквально замерев в восхищении от их идиотизма Но наступает момент, когда становится невтерпеж. Тогда ты им говоришь: «Чего вы ждете, ходите вот так и так, сюда и сюда, ходите же наконец, и все, пора расходиться». Конечно, это непростительно, это противоречит элементарному здравому смыслу, ведь ты их даже не знаешь, этих типов, но ничего с собой поделать не можешь, потому что если не вмешаться, то просто нервы не выдержат. Вот примерно это со мной и происходит сейчас. Mutatis mutandis [17] , разумеется. Улавливаете?

Стекольщик. Нет. Мы тут не в шахматы играем.

Зритель. Нас, конечно, добила история со слугой. Этот ваш… как его там… ( смотрит в программку ) Виктор то и дело изображает, будто хочет общаться со зрительным залом, а сам за кулисами шушукается Бог знает о чем с этим болваном-лакеем. В конце концов, надо и приличия соблюдать.

Стекольщик ( Жаку ). Вас подобные оскорбления не задевают?

Жак. Вам нужен был слуга? Так вот представьте себе, что и у слуг тоже душа бывает.

Стекольщик ( закрыв один глаз рукой ). Не в бровь, а в глаз!

Зритель. Удивительное безрассудство!

Стекольщик. Нет, ну до чего он мне надоел! И ведь хоть бы что-нибудь вообще в этом понимал! Вырядился как на парад и вылез сюда языком болтать да раздавать готовые рецепты. И где они? Добрых десять минут морочит нам голову, а все без толку. Ведь все, что вы тут пытались сказать, если, конечно, не считать этой белиберды про шахматы, я говорил уже раз сто, только намного лучше. Вынам мешаете, ясно? Или, может, вы надеетесь, что он с вами поделится чем-то сокровенным? Как бы не так, он вас ненавидит, вы для него такое же трепло, как все. ( Вдруг в ярости вскакивает с места. ) И вообще, какого черта вы сюда вылезли? Как раз когда мне практически удалось его разговорить! Когда все почти уладилось! ( Надвигаясь на Зрителя. ) Убирайтесь вон отсюда! Убирайтесь вон! ( Поворачивается, услышав, что Виктор, встав с кровати, неуклюже устремился к двери. Бросается ему вслед, догоняет, бьет по щеке, тащит назад и силой усаживает на место, Виктору. ) Негодяй! ( Заносит руку над съежившимся от страха Виктором. )

Зритель. Эй, эй! Не смейте! Не смейте!

Стекольщик. Я даю вам слово в последний раз. А потом вышвырну отсюда пинком под зад, под все ваши тысячу задов. С удовольствием! И еще каким!

Зритель. Этим вы только спровоцируете бурю.

Стекольщик. И пусть! Любая буря лучше, чем ваше беспомощное блеяние! ( В ярости склоняется над Виктором, трясет его. ) Сволочь! Дерьмо! Ты будешь говорить, наконец? Говори! ( Неожиданно отпускает его, падает на кровать. ) Виктор! ( Хватается руками за голову. )

Зритель ( подходит к стулу и, опершись о спинку кончиками пальцев, принимает весьма элегантную позу ). Я буду краток. Во всем этом кошачьем концерте, как мне кажется, просматривается столкновение двух позиций. Не очень четко, но просматривается. Первая ( Стекольщику ) – ваша. Что лежит в ее основе: мораль, эстетика, духовность или попросту разглагольствования Тейлора – мне трудно сказать, до того ваши доводы расплывчаты и запутанны. И вторая, гораздо более простая, доктора… ( смотрит в программку ) доктора Пьюка, который, по-видимому, считает, в меру своих познаний в области французского языка, что, стремясь избежать боли, человек мало того что бывает готов на все, но становится слеп, как ночная бабочка. Я говорю «столкновение», а тут и столкновения-то никакого нет. Высказанные туманно и равнодушно, обе ваши позиции благополучно сосуществуют, если, конечно, это слово здесь уместно, как две стороны одной медали. И с таким багажом вы без зазрения совести пытаетесь выставить этого несчастного… ( смотрит в программку ) несчастного Виктора комическим персонажем! ( Вытирает пот со лба. ) Впрочем, и это мелочи! Главное – вы все время ходите вокруг чего-то, не скажу сверхважного, но что, может, скрасило бы нам остаток вечера. Вокруг да около, вокруг да около, а в цель никак не попадете – вот что ужасно! ( Пауза. ) Кстати, кто написал эту галиматью? ( Смотрит в программку. ) Беккет ( произносит с ударением на последнем слоге ), Сэмюэль Беккет ( произносит оба слова с ударением на последнем слоге, на французский манер ). Это еще кто? Какой-нибудь гренландско-еврейско-кальвадосский гибрид?