Таинственный портрет - Вашингтон Ирвинг

– Судя по всему, это попросту сон, – сказал любознательный джентльмен.

– Черта с два! – воскликнул ирландец. – Не бывало, пожалуй, ничего более реального. Честное слово, я дал бы немало, чтобы взглянуть на того, кто осмелился бы заявить моему деду, что это был попросту сон.

Итак, джентльмены, шифоньерка была весьма солидного веса, и мой дедушка тоже, в особенности со стороны тыла. Вы без труда можете сообразить, что два столь тяжелых предмета, свалившись на пол, произвели дьявольский грохот. Честное слово, старый дом сотрясся так, точно случилось землетрясение. Весь гарнизон был поднят на ноги, как по тревоге. Хозяин, спавший внизу, помчался со свечкой в руке выяснить причину случившегося, но, несмотря на всю его прыть, хозяйская дочка прибыла к месту происшествия прежде отца. За хозяином следовала его супруга, за которою следовала пухленькая буфетчица, а за нею – хихикающие служанки, жмущиеся друг к другу, одетые как попало, – все ужасно спешили, чтобы увидеть, какую шутку черт сыграл со смелым драгуном.

Дед рассказал о необычайной картине, свидетелем которой он был, причем оторванные ручки распростертой на полу шифоньерки служили неопровержимым свидетельством в пользу его показаний. Да и нельзя было оспаривать столь очевидные вещи, в особенности, когда имеешь дело с человеком, наделенным комплекцией моего деда, который, судя по всему, мог заставить поверить каждому своему слову с помощью шпаги или национальной ирландской дубинки. Хозяин скреб свой затылок и тупо уставился в одну точку, как он имел обыкновение делать всякий раз, когда оказывался в затруднительном положении. Хозяйка скребла – нет, она не скребла затылка, но почесывала в раздумье лоб с таким видом, будто она не удовлетворена объяснением. Но хозяйская дочка поддержала постояльца, вспомнив о том, что последним жильцом этой комнаты был прославленный фокусник, умерший от пляски св. Витта и, без сомнения, заразивший мебель своей болезнью. Благодаря этому, все получило должное объяснение, в особенности если принять во внимание сообщение служанок, заявивших, что им не раз приходилось наблюдать в этой комнате самые необычайные и загадочные явления, и так как они дали в этом честное слово, то ни у кого не могло остаться и тени сомнения.

– И ваш дедушка снова улегся в этой же комнате? – спросил любознательный джентльмен.

– Этого я сказать не могу. Где провел он оставшуюся часть ночи – тайна, которой он так и не сообщил. Хотя он и был старым служакой, тем не менее не мог похвалиться хорошим знанием географии и поэтому в своих ночных странствиях по гостиницам легко сбивался с пути, так что по утрам нередко не мог отдать себе в них отчета.

– Не имел ли он обыкновения блуждать, как лунатик? – спросил старый джентльмен с глубокомысленным видом.

– Насколько я знаю, нет.

Таинственный портрет

Так как одна необыкновенная история влечет за собой другую и так как тема рассказов, по-видимому, не на шутку увлекла нашу компанию, расположенную вывести на сцену всех своих родственников и предков, нам пришлось бы, вероятно, услышать еще о множестве загадочных происшествий, не проснись и не зевни громко и сладко один грузный старый охотник, безмятежно проспавший весь вечер. Его зевок разогнал чары. Привидения мгновенно исчезли (как если бы послышалось пение петуха), и все заторопились на боковую.

– Ну, а где же комната с привидениями? – воскликнул, берясь за свечу, капитан.

– Итак, кто герой этой ночи? – сказал джентльмен с обезображенным лицом.

– Это мы узнаем лишь утром, – заявил старый джентльмен с необыкновенным носом: – кто будет бледен и хмур, тот, видно, встретился с призраками.

– Да, джентльмены, – произнес баронет, – в шутках нередко содержится истина – короче говоря, один из вас этой ночью будет спать в комнате…

– Что! Комната с привидениями! Комната с привидениями! Я мечтаю о приключении подобного рода… и я… и я… и я, – воскликнуло, смеясь и болтая, не меньше десятка гостей.

– Нет, нет, погодите, – сказал гостеприимный хозяин, – одна из комнат моего дома заключает в себе нечто таинственное; мне хочется произвести опыт. Итак, джентльмены, никто из вас не будет осведомлен, кому именно предоставлен ночлег в комнате с привидениями. Пусть это выяснят обстоятельства. Я не принимаю в этом никакого участия, предоставив решение случаю и… моей экономке. Впрочем, если это доставит вам некоторое удовольствие, замечу, к чести моего родового гнезда, что в нем едва ли найдется хоть одна комната, недостойная привидений.

Мы разошлись по назначенным для нас комнатам. Моя спальня была расположена в одном из боковых крыльев здания, и я не мог не усмехнуться, обнаружив, что она, как две капли воды, походит на те жуткие помещения, о которых рассказывалось за ужином. Это была большая и мрачная комната, стены которой были увешаны закопченными портретами; кровать под балдахином, настолько высоким, что он мог бы украсить королевское ложе, была покрыта старинным дамасским шелком; мебель была массивная и старомодная. Я придвинул к камину тяжелое кресло, ножки которого изображали звериные лапы, подгреб угли, уселся и принялся смотреть на огонь, размышляя о странных историях, которые довелось выслушать. Так продолжалось до тех пор, пока, наконец, побежденный усталостью после дневной охоты, а также вином и уоссейлом моего хозяина, я не задремал тут же в кресле.

Из-за неудобного положения тела сон мой был беспокоен, и меня стали одолевать дикие и страшные сновидения. Предательский обед и предательский ужин ополчились против моего душевного мира: меня терзал кошмар в образе жирного бараньего бока; плум-пудинг свинцом угнетал мою совесть, грудная косточка каплуна преследовала ужасающими пророчествами[41], и дьявольски переперченная ножка индейки мелькали в моем воображении в самых разнообразных сатанинских обличиях. Короче говоря, я мучился в тяжелом кошмаре. Мне казалось, что надо мной нависло какое-то странное, неотвратимое бедствие; что-то страшное и омерзительное угнетало меня, и я не мог от него избавиться. Меня не оставляло сознание того, что я сплю; я всячески пытался встать с кресла, но все мои усилия были напрасны, пока, наконец, задыхаясь, со страшным напряжением, почти обессиленный, я не выпрямился в своем кресле и не проснулся.

Свеча на камине догорала; фитиль лежал в растаявшем воске, который, растекаясь по каминной доске, образовал причудливо застывшую дорожку, оканчивавшуюся у самого ее края, как раз напротив меня. Огарок время от времени вспыхивал и бросал отсветы на портрет над камином, ранее не замеченный мною. Это была голова или, вернее, только лицо; мне показалось, что глаза портрета были устремлены на меня, и мне стало страшно. Портрет был без рамы, и мне не сразу удалось убедить себя, что