Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом - Дон Холлуэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Византийцам удалось выгнать мятежников из Асколи через реку Оливенто, которая течет с горы Вультуре. По словам Малатерры, они отослали гонца, советуя мятежникам либо отступить, либо вступить в схватку. Заметив великолепного скакуна курьера, нормандский рыцарь Хью Тудебиус подошел и стукнул животному по голове кулаком так, что оно пало. Нормандцы поставили ошарашенного гонца на ноги, чтобы тот видел, как к ближайшему утесу тащат его коня и сбрасывают вниз. Потом они усадили его на другого скакуна и отправили обратно, чтобы передать представителям императора свое твердое «нет».
В наши дни Оливенто полностью укротили и даже построили мостовую вдоль всей реки. Однако тысячу лет назад, несмотря на то что летом русло полностью пересыхало, это была бурная река, в сезон дождей выходящая из берегов. Утром 17 марта, когда ее пересекали византийцы, вода доходила до животов их лошадей. Докианос организовал свои войска на дальнем берегу подобно Маниаку в Тройне, следуя схеме императора Льва: выставил воинов в три ряда, с резервами в тылу и поддержкой в центре, а ударные отряды, в которых были и варяги, расположил на передовой линии.
Помимо привычных тревог о том, кто в очередной раз выиграет жизнь в боевой рулетке, накануне битвы при Оливенто у императорского войска должно было быть плохое предчувствие, что шансы не так велики, как обычно. Старые вояки вроде Харальда (которым всё же было всего двадцать пять или двадцать шесть лет) знали, что это сражение будет не похоже на бои с шумными арабскими племенами. Лангобарды и нормандцы под предводительством Вильгельма Железной Руки и графа Дрого были неплохо знакомы с византийской тактикой. Поправляя ламеллярную кирасу из металлических пластин, надетую поверх кожаных доспехов, которую греки называли кливанион (klibania), что означало «печь» из-за сильного нагрева, и плотно надвигая свой конической формы шлем, стоявший в первых рядах Харальд видел, как мятежники встают в одну длинную тонкую линию.
Вильгельм из Апулии, описывая сражение спустя полвека, насчитал пятьсот мятежников-пехотинцев и семьсот всадников, из которых лишь малая часть была в доспехах и со щитами. Пехота, подкрепленная небольшим количеством всадников, заняла места по флангам, получив приказ не покидать поле боя. Основной отряд кавалерии, стоящий по центру, выслал на бой колонну всадников, чтобы испытать решимость византийцев.
Докианос также не ответил всеми силами и вместо этого отправил отряд, вероятно с варягами, чтобы остановить нормандских рыцарей и отбросить их. Обе стороны следовали императорской доктрине, удерживая основные силы в запасе, чтобы нанести удар в самый удачный момент.
Некоторые нормандцы, в 1018 году на этой же равнине в Апулии потерпевшие от византийцев поражение при Каннах, могли участвовать и в этой битве. Однако любому изучающему военное искусство студенту перво-наперво в голову придет битва при Каннах, в которой Ганнибал из Карфагена симулировал отступление в центре, чтобы заманивать римлян вперед до тех пор, пока не окружит их с обеих сторон. Заметив пехоту мятежников на обоих флангах и осознав угрозу двойного охвата, византийский авангард из варягов не стал далеко преследовать нормандских рыцарей. В ответ повстанцы вновь атаковали – и снова отступили. Таким образом битва при Оливенто вдоль побережья реки разворачивалась весь день.
Решающим фактором в этом сражении была не численность войск, не позиция и не тактика. В итоге всё свелось к настойчивости. Повстанцы уже не были наемниками. Они сражались за свой дом. В частности, нормандцы считали богатства южной Италии и Сицилии своими, не говоря уже о том, что византийские командиры и их иностранные солдаты, которым платили в любом случае, проиграют они или победят, были не так замотивированы. В какой-то момент, вечером того же дня, императорские наемники объявили об уходе. Если мятежникам так сильно нужна была эта земля, то пусть берут. «Когда Докианос, командир императорской армии, это увидел, – вспоминает Амат, – то тотчас же, спасая свою жизнь, сбежал».
Харальд, сам наемник, наверняка был вполне доволен тем, что уступил поле, получил оплату и остался в живых для будущих сражений. Однако, не имея хорошего лидера, войска отступают неорганизованно и вынуждены обороняться. Поскольку Докианос бежал, отступление превратилось в бегство. Харальду и варягам ничего не оставалось, как бежать с ними. Того хуже, византийцы стояли спиной к реке Оливенто, и она перешла на сторону мятежников. «В этот момент произошло такое чудо и знамение о могуществе Бога, в которое трудно поверить, – записал Амат. – После того как греки сломались и обратились в бегство, переходя реку, вода в ней поднялась так высоко, что вышла из берегов, хотя погода стояла ясная и ничто не предвещало дождя».
Однако дождь наверняка полил где-то выше по течению, поскольку ручей, который наемники переходили утром, превратился в настоящий бурный поток. Хауберк из ламеллярных доспехов, до колен длиной, весил тридцать пять фунтов (10,7 кг) или больше, и без посторонней помощи его было затруднительно и надеть, и снять. Отступающие наемники должны были выбрать, в полном обмундировании переходить реку вброд или задержаться на берегу, чтобы снять доспехи и стать беззащитными перед лицом повстанцев. Нормандские рыцари не дали времени принять решение и перебили многих на берегу, гоня остальных в бурное течение. «В итоге, – записал Амат, – больше воинов утонуло в реке, чем пало в бою».
Каким-то образом скандинавы Харальд, Ульв и Халльдор – возможно, благодаря росту способные держать голову над водой – перебрались на другой берег, в то время как течение забирало многочисленных низкорослых греков. Если Вильгельм Железная Рука, Дрого и их рыцари видели выбравшихся из воды выживших, то даже не подумали гнаться за ними – или из уважения к бывшим союзникам, или, что более вероятно, потому, что не было необходимости. Эта сторона Оливенто, занятая мятежниками, перестала быть византийской территорией.
Докианосу надо отдать должное – он быстро оправился после этого поражения, отошел в Бари и собирал новое войско. С подкреплением из Анатолии и местными итальянцами, принудительно вызванными на службу, через шесть недель он поднял новую армию, готовую к бою.
К тому времени мятежники переместились ближе к морскому побережью. Они встали высоко на горе Маджоре, которая, скорее, была не горой, а высоким холмом у реки Офанто, притока Оливенто. (Амат, с одной стороны, перепутал реки и сражения, а Малатерра, с другой – перепутал