Последний викинг. Сага о великом завоевателе Харальде III Суровом - Дон Холлуэй

горы, соединив битву при Монтемаджоре, произошедшую 4 мая, со сражением при Монтепелозо, которое произошло четыре месяца спустя.) Рассказав о битве при Оливенто, Вильгельм из Апулии занес в хронику сражение при Офанто, в котором стоящие на вершине холма примерно две тысячи нормандцев и лангобардов сдерживали (как он утверждал) византийских наемников, числом их превышающих в девять раз: «Они одержали победу над Михаилом точно так же, как и в предыдущий раз. Греки были разбиты, многие убиты. Запаниковавшего Докианоса сбросили с коня, и он оставался в живых лишь благодаря сообразительности своего конюха. Его лошадь как бешеная бросилась в поток, и если бы слуга не отдал ему свою, Михаила взяли бы в плен».

Это был единственный счастливый случай из жизни Докианоса за всё лето 1041 года. А было их несколько. Докианос следовал одной простой стратегии обращения с мятежниками: бросал на них всё новые и новые войска. По словам Вильгельма, «Михаил отошел к вершинам Монтепелозо [современная Ирсина на реке Брадано, которая впадает в залив Таранто], а оттуда отправил греческой армии на Сицилию приказ явиться и заменить собой отряды, потерянные при поражении».

Однако к этому времени император Михаил и Иоанн орфанотроф уже были сыты Докианосом по горло. Как Маниака и Стефана, его отозвали со службы и заменили новым дуксом Италии, Экзавгустом Бойоаннесом, чей отец Василий победил нормандцев в битве при Каннах в 1018 году. С собой он привез новые отряды варягов, но проявил себя еще более неграмотным, чем все его предшественники. Его смелый замысел, заключавшийся в осаде нормандского города Мелфи, был разоблачен 3 сентября, когда нормандцы его перехватили. Позволив на переходе основной части византийской армии пройти мимо, они в тылу захватили обоз с припасами и вынудили греков контратаковать.

Сражение весь день шло с переменным успехом. Несмотря на то что Вильгельм Железная Рука слег в палатке с малярией, он смог привести нормандцев к победе. По словам Амата, «они убивали варягов, апулийцев, калабрийцев, и все, кто воевал за золото и серебро, теперь лежали на поле боя, мертвые, без оружия и без могил».

Бойоаннеса взяли в плен, в цепях провели по столице повстанцев и удерживали для выкупа. «Это была третья победа за год, одержанная французами, – Вильгельм имел в виду нормандцев. – Греки, обратившись в бегство, потеряли последнюю надежду на победу. Все укрепленные города Апулии – Бари, Монополи, Джовенаццо и несколько других – разорвали договорные отношения с греками и перешли к французам». Вскоре после этого Вильгельм умрет, не дожив до того, как нормандцы отделятся от своих союзников-лангобардов и установят собственное королевство на Сицилии, которое простоит больше семисот лет.

Харальд также не станет свидетелем окончательного триумфа мятежников. Среди варягов, пришедших им на замену и потерпевших поражение в Монтепелозо, его с Ульвом и Халльдором не будет. Позорный отъезд из Италии их не коснулся – это было не их поражение. Харальда с варягами уже вызвали и депортировали в Константинополь, где необходимость в них была куда больше. Хотя Снорри – лучший биограф Харальда, о его подвигах в Италии он почти ничего не написал. Возможно, Харальд, а с ним и Ульв с Халльдором никогда не рассказывали о времени, проведенном в Италии, зная, что хвастать нечем. Скальд Иллуги, о котором ничего не известно, кроме того, что родом он из долины Брони в южной Исландии, оставил нам о Харальде четыре строки, написанные лично для него, в которых затронул его службу в Италии. Эта строфа, к несчастью современного читателя, так наполнена туманными скальдическими метафорами, что сейчас ее уже трудно воспринимать. Строка о медленном путешествии Харальда в жилище или беседку «дамы» только заставляет нас гадать, кем была эта дама.

Однако такую догадку сделать несложно. Как бы плохо ни завершилась война в Италии и на Сицилии, она была всего лишь эпизодом на границе империи, далеко от столицы. В отсутствие Харальда дела там шли хуже некуда. Поддержка любимого варяга потребовалась не иначе как самой императрице Византийской империи.

XI

Бич Болгар

Харальд, ты подчинил южные земли Щитом для самого почитаемого Михаила. Иллуги Скальд из долины Брони

Последние месяцы 1041 года были темными для Византийской империи. Она не только потеряла всё завоеванное в Италии и на Сицилии, но и столкнулась с врагами, находящимися ближе к столице. Сербы расширяли территории и открыто грабили в Адриатическом море императорские корабли. Они заманили в ловушку войско, отправленное императором для наведения порядка весной 1040 года, и разбили его. Еще ближе к дому болгары и славяне восстали против непомерно высоких налогов орфанотрофа, продвигались через Фракию и Македонию в сторону самого Константинополя. Когда Харальд, Ульв и Халльдор в столице сошли с корабля, их взору открылся город, находящийся на грани мятежа, с поджидающими на пороге неприятелями и день ото дня слабеющей империей.

Дурное предзнаменование пришло и из самого королевского дворца, куда варяги прибыли на службу к новому аколуфу, начальнику варяжской стражи – им был не кто иной, как племянник самого императора, его тезка Михаил, сын впавшего в немилость адмирала Стефана, который недавно умер. Если Харальд ожидал от этого поколения конопатчиков лодок такого же невежества, как от предыдущего, то он ошибся. Михаил мог быть каким угодно, но не глупцом. Он обладал всей пафлагонской волей к власти, помноженной на склад личности, который современным языком можно было бы назвать психопатическим. Оглядываясь назад, Пселл о нем вспоминает:

Во всем, что касалось его самооценки – выше по званию, или статусу, или хотя бы их видимости, – он не был похож на родителей. Он обладал редким талантом скрывать огонь под обманчивым пеплом. Другими словами, утаивал злобную натуру под личиной добра. Михаил был мастером интриг и заговоров. Имея невысокое мнение о своих покровителях, он не благодарил людей за доброе к нему отношение, интерес или оказанную ему поддержку. И скрывал, что обладает