Формула всего - Евгения Варенкова

– А чего так дорого?

– Издалека привезли, не растет он здесь.

– Все равно дорого, – сказала Лолли.

– Давай мне еще баклажан в придачу и тогда забирай золотой! – предложила я. Баклажан мне очень понравился.

– Добро, – согласилась гажиха.

Отдала я Мушин золотой, взяла ананас, баклажан взяла. Красивый! Хорошую покупку совершила. Цыганку не обманешь! Цыганка попросит щепотку соли – ей и сало дадут. Во как!

Хоть Лолли и ныла над ухом: «Давай попробуем!», не согласилась я, завернула ананас в тряпку, и пошли мы обратно.

Я, конечно, сразу к себе. В шатре никого, только Муша Буртю учит закидывать аркан. Метят-то на ведро, а получается через раз. Такой устроили кильдым! В другой раз я, может, и поругалась бы на Буртю, но только не в такой радостный день.

– Танцуй, – говорю, – Муша.

– Принесла, туда-сюда?!

– Во, – я развернула тряпку и показала Муше диковинку. – Танцуй!

– А станцую! – вдруг взвился он, как конь молодой. – Хоть и помру потом, а станцую! Давай, пой мне «Янко»!

Я завела «Янко»:

– Ой, ту Янко, пате санах дило?

– Чи сымах дило, нума сымас мато,

Чи сым дило, нума сымас мато.

Ой, чорро Янко пелас ле вэдренца,

Ле рром пенах, Девла, бокаленца,

Чорро Янко пелах ле вэдренца[74].

Буртя схватил бубен и стал на нем выстукивать, а Муша в пляс пошел. Манерка у Муши оказалась особенная, с выдумкой, я таких не видела. Будто и не плясал, а так просто, стоя на месте, он пошевеливал плечами, изредка пригикивал и притопывал сапогом. А выходило знатно – ловко, живо и величаво.

Допела я «Янко», Буртя вскочил, закружился по шатру и кричит:

– Дед, ты здоррров!

Муша прижал ананас к груди и засмеялся счастливо. Я тоже была счастлива. И Буртя тоже смеялся. То-то я устроила праздник сердец близким людям!

Граф в шатер вошел, удивился:

– Что у вас за именины?

– Дед поправился! – поделился Буртя.

– Смотри, Граф, – гордо сказал Муша. – Заморское чудо, туда-сюда! Ананас!

– Какой же это ананас, – улыбнулся Граф. – Это капуста.

– Не хочу обижать тебя, Евграф, но капуста мне знакома…

– Это такая капуста – цветная.

– Какая же цветная, если бледная она!

– Называется так. Цветная.

Муша вертел в руках ананас-капусту, и лицо его менялось каждую секунду. Сначала он побледнел, усы обвисли, потом стал весь красный, потом позеленел и затрясся. Я испугалась – не дай Бог, опять ног лишится. Но ничего, выстоял Муша.

А я-то села. Вот где стояла, там и села. Обманули меня. Подлые гаже! Провели!

– Обманули тебя, девочка, – сказал мне Муша ласково, и я поняла: не сердится он на меня.

– Прости, Муша. Приходи вечером на чаек, – сказал Граф и вышел.

– Ничего. Приду.

Глава двадцатая

Чужо ярми гудлэдыр[75].

История с капустой мигом разлетелась в таборе. Чужой рот не бутылка, пробкой не заткнешь. Над Мушей смеялись, а надо мной того пуще. Что Гулумба-то на меня зубы скалит, я уже привыкла, но вот Рябчик удивил – обозвал при всей кумпании «Воржа-капустница»! Юбок, говорит, на тебе, как на капусте, а толку нет – в голове пусто, капусту от ананаса не отличишь!

Можно подумать, что Рябчика гаже никогда не обманывали. Я-то помню, какого знатного коня ему втюхали! Зубы старому одру выправили, гриву покрасили и сбыли Рябчику эту клячу. Божились, что конь распрекрасный, а что худой, так это для выносливости, мол, порода эта из Арабии. И Рябчик купил! Привел покупку свою в табор, а Янош, отец его, руками за голову схватился. «Бессчастным» Рябчика обозвал, а это у нас самое страшное ругательство. В кого ты, говорит, такой бессчастный? Отец твой молодец хоть куда, дед твой был разбойник, а ты откуда взялся?

Страшно, если прилепится такая дурацкая кличка, не отмоешься потом. Сколько их от одного случая достается – и Козявка, и Дубина, и Юбочник, и Брехушка, и Пузырь. Бывают и завидные прозвища – Краля, Соловей, Королева или, там, Кукла – вот так бы меня назвали! А то Воржа-капустница!

Припомнила я Рябчику ту историю давнюю и пригрозила, что если не перестанет дразнить меня, я и остальным напомню про «бессчастного». А с бессчастным никто не захочет водиться, он сам счастья не знает и от других удачу отводит.

Но смех смехом, а в таборе решено было гажам отплатить. Следующим воскресеньем пошли мы с отцом на ярмарку. Пошли с нами Антрацит, Рябчик да Муравьед. Кии взяли, а нож и кнут порядочный цыган всегда при себе носит.

И надо же! Кого мы встречаем в рядах? Идет нам навстречу тот красивый цыган! На меня не посмотрел, обидно до слез. Сразу к отцу обратился:

– Добрый день тебе!

– Здорово, цыган!

– Откуда будешь?

– Ишван Вербицкий из Кирилешти.

– А я Ристо Заньковский из Риченгиро.

– Чей ты сын?

– Отец мой Парно, знаешь ли?

– Парно Заньковский? То-то ты мне знакомым показался! Ты улыбаешься, как твой отец.

Вот его имя на меня и свалилось. Ристо! Удалое имя. А как же его еще могли звать? Не Гришкой же.

И пошел он с нами, Ристо. На меня, правда, не глядит, все с отцом разговаривает.

Нашла я тот ряд, где меня обдурили. Подходим, а торговка увидела нас и перетрусила. Не знает она, что настоящий цыган женщину при людях никогда не ударит. Стоит, товары перебирает, а сама трясется. Мы подходим так, не торопясь, нарочно пугаем. Муравьед шагает, кией поигрывает, а отец достал кнут да как жжихнет им о землю:

– Глупая баба! Вздумала цыган обманывать? Так дела не делаются!

Гажиха упала, за прилавок спряталась и кричит оттуда:

– Не бей меня! Каюсь, съела кусочек ананаса твоего! Не понравилось мне.

– Ай, не ври, таких кнутов надаю, что с Богом встретишься!

– Клянусь, только крошечку и отломила, попробовать. Не думала, что заметят. Прости меня!

Тут все мы переглянулись – поняли, что мстить некому. Не подсовывала нам гажиха капусту, сама обманулась и того не знает. Но отец лицо держит, говорит ей важно:

– Так и быть, прощаю. Но за поступок твой возьму с тебя золотой обратно и арбуз в придачу, чтобы наперед неповадно было цыган дурить.

– Бери, любезный. Бери, какой улыбается тебе.

Муравьед нагнулся к ней за прилавок и спрашивает:

– А скажи, кто тебе этот ананас привез? Хочу десять возов купить, шибко понравился он мне.

Гажиха поняла, что расправа миновала, вылезла из-под товара своего, оправилась:

– Из Кучериц прислали. Растет он там.

Выбрал отец арбуз познатнее, отошли мы в сторонку. Отец