Большие надежды (без указания переводчика) - Чарльз Диккенс

— О! онъ глубокъ, какъ Австралія, и онъ указалъ при этомъ на полъ, желая показать, что, для красоты фигуры, считаетъ Австралію прямымъ антиподомъ Англіи. — Если есть что на свѣтѣ глубже, продолжалъ Уемикъ:- то, развѣ, что онъ.

Я замѣтилъ, что, «кажется, дѣла Джаггерса идутъ прекрасно». И Уемикъ отвѣчалъ: «Отли-чно». Потомъ я спросилъ: «сколько у нихъ писцовъ?»

— Мы не очень-падки на писцовъ и помощниковъ, ибо Джаггерсъ одинъ, а публика не захочетъ имѣть его изъ вторыхъ рукъ. Насъ всего четверо. Не хотите ли съ ними познакомиться? Вѣдь, вы изъ нашихъ.

Я съ удовольствіемъ согласился. Мистеръ Уемикъ, кончивъ свой завтракъ, выдалъ мнѣ мои двадцать фунтовъ изъ сундука, ключъ котораго онъ пряталъ гдѣ-то за спиною, и доставалъ его изъ-за воротника, точно желѣзную косу. Послѣ этого мы отправились по лѣстницѣ наверхъ. Домъ весь былъ темный и грязный, жирныя пятна отъ засаленныхъ локтей, замѣченныя мною въ комнатѣ мистера Джаггерса, повторялись на каждомъ шагу и на лѣстницѣ. Въ первомъ этажѣ, мы застали писца, блѣднаго, надутаго человѣка, усердно-занятаго, съ нѣсколько-невзрачными людьми, съ которыми онъ обходился самымъ безцеремоннымъ образомъ, какъ вообще обходились у мистера Джаггерса со всѣми, кто только способствовалъ набиванію его кармана.

— Отбираетъ показанія свидѣтелей для судьи, сказалъ Уемикъ, выходя.

Мы поднялись еще выше, вошли въ другую комнату. Тамъ новый писецъ, маленькая, невзрачная фигурка, съ длинными волосами, былъ занятъ тѣмъ же дѣломъ съ какимъ-то подслѣповатымъ господиномъ, съ которымъ Уемикъ меня познакомилъ: это былъ плавильщикъ, у котораго, по словамъ Уемика, никогда не остывалъ котелъ и который могъ сплавить что угодно. Съ лица его потъ струился большими каплями, точно онъ самъ обращался въ жидкость. Наконецъ, мы достигли заднихъ комнатъ. Въ одной изъ нихъ сидѣлъ за столомъ третій писецъ, большаго роста, съ лицомъ, обвязаннымъ грязной тряпкой. Онъ былъ одѣтъ въ черномъ, истасканномъ платьѣ и переписывалъ набѣло для мистера Джаггерса справки первыхъ двухъ писцовъ.

Вотъ, въ чемъ состояло все заведеніе Джаггерса. Сойдя внизъ, Уемикъ провелъ меня въ комнату своего патрона.

— Эту комнату вы ужъ видѣли, сказалъ онъ.

— Скажите, пожалуйста, спросилъ я, указывая на страшные слѣпки, висѣвшіе на стѣнѣ:- чьи это изображенія?

— Это? сказалъ Уемикъ, всталъ на стулъ и, сдунувъ пыль съ слѣпковъ, снялъ ихъ съ полки. — О! это слѣпки, снятые съ двухъ знаменитостей, съ двухъ нашихъ кліентовъ, доставившихъ намъ безсмертную славу. Вотъ этотъ молодецъ. «Откуда у тебя, пріятель, чернильное пятно на вѣкѣ; вѣрно бестія, ночью заглядывалъ въ чернильницы?» Этотъ молодецъ, убилъ своего хозяина и такъ мастерски, что никогда не могли очевидно доказать, что онъ дѣйствительно совершилъ преступленіе.

— А похожъ слѣпокъ? спросилъ я, невольно отшатнувшись отъ него, пока Уемикъ хладнокровно поплевывалъ на вѣко и обтиралъ чернильное пятно рукавомъ.

— Похожъ? Да, вѣдь, это снято съ его лица, въ Ньюгетѣ, сейчасъ послѣ того, какъ его сняли съ висѣлицы. «А вѣдь ты меня особенно любилъ, старый хитрецъ — не правда ли?» и, въ подтвержденіе своихъ словъ, Уемикъ взглянулъ на свою булавку съ изображеніемъ женщины и могилы съ урною подъ плакучей ивой. — Нарочно, вѣдь, для меня заказалъ, прибавилъ онъ.

— А женщина эта представляетъ кого-нибудь? спросилъ я.

— Нѣтъ, отвѣчалъ Уемикъ:- это только шутка. «Шутникъ ты былъ, пріятель, не правда ли?» Нѣтъ, какого черта дѣлать женщинѣ въ этакомъ дѣлѣ, истеръ Пипъ. Правда, была и женщина тутъ замѣшана, да не такая деликатная, какъ эта леди; она не стала бы смотрѣть на урну, еслибъ въ ней не было вина или водки.

Положивъ слѣпокъ на столъ, Уемикъ началъ обтирать платкомъ свою булавку.

— А что, другой такъ же кончилъ? спросилъ я. — Лицо его имѣетъ то же выраженіе.

— Да, отвѣчалъ Уемикъ:- это настоящее выраженіе. Одна ноздря немножко вздернута вверху, точно крючкомъ удочки. Да, онъ кончилъ такъ же; въ этомъ случаѣ совершенно естественный конецъ. Онъ поддѣлывалъ духовныя молодцамъ, и чуть-ли не отправлялъ на тотъ свѣтъ самихъ предполагаемыхъ завѣщателей. «А, вѣдь, ты, однако, всегда былъ джентльменъ и умѣлъ писать погречески!» воскликнулъ Уемикъ, обращаясь къ слѣпку. — «О! хвастунъ, хвастунъ! какой ты былъ лгунъ! Никогда не видалъ я подобнаго лгуна!» Прежде чѣмъ поставить на полку слѣпокъ своего друга, Уемикъ тронулъ свой самый большой перстень и проговорилъ:

— Велѣлъ купить для меня за день передъ смертью.

Пока онъ уставлялъ слѣпки, мнѣ пришла въ голову мысль, что, вѣрно, всѣ его драгоцѣнности пріобрѣтены подобнымъ же образомъ. Такъ-какъ онъ самъ первый объ этомъ заговорилъ, то я взялъ на себя вольность спросить его:

— Такимъ ли путемъ достались вамъ всѣ эти вещи?

— Да, да, отвѣчалъ онъ: — все это такіе же подарки. Одинъ за другимъ, ихъ и набралось порядочное количество. Это рѣдкости и, къ тому, все же имущество. Онѣ, пожалуй, и недорогія, а все-таки имущество, и носить ихъ можно. Конечно, для васъ онѣ ничего не значатъ, а у меня всегда было правиломъ: «пріобрѣтай, сколько можешь, движимаго имущества».

Я согласился, что правило очень-прекрасное и онъ продолжалъ дружескимъ тономъ:

— Еслибъ вы, въ свободную минутку, когда-нибудь завернули ко мнѣ въ Уольворѳъ, то я почелъ бы это за огромную честь! Я бы могъ вамъ предложить и переночевать у меня. Конечно, у меня не найдется много замѣчательнаго; но двѣ-три диковинки стоитъ посмотрѣть. У меня есть также садикъ и парничокъ: я большой охотникъ до цвѣтовъ.

Я отвѣчалъ, что съ радостью воспользуюсь его любезнымъ приглашеніемъ.

— Благодарствуйте, сказалъ Уемикъ. — Такъ это дѣло рѣшеное. А обѣдали ли вы у мистера Джаггерса, или еще не успѣли?

— Нѣтъ еще.

— Онъ васъ угоститъ виномъ, и славнымъ виномъ, продолжалъ Уемикъ:- а я такъ вамъ дамъ пуншу, и недурнаго. Вотъ что я вамъ скажу: когда вы будете обѣдать у мистера Джаггерса, обратите вниманіе на его экономку.

— А развѣ она что-нибудь замѣчательное?.

— Вы увидите укрощеннаго дикаго звѣря, отвѣчалъ Уемикъ. — Конечно, вы скажете: «что жь тутъ особенно-замѣчательнаго?» Но, вѣдь, дѣло въ томъ, что надо знать степень первоначальной дикости звѣри и сколько взяло труда его укротить. Но, какъ бы то ни было, это не унизитъ мистера Джаггерса въ вашемъ мнѣніи. Смотрите только въ оба.

Я отвѣчалъ, что, конечно, не упущу изъ вида этого замѣчательнаго явленія, ибо его слова возбудили мое любопытство. Когда я собрался уйти, Уемикъ оставилъ меня, спросивъ, не хочу ли я пожертвовать пять минутъ, чтобъ увидѣть мистера Джаггерса «въ дѣлѣ».

Я тотчасъ согласился, ибо мнѣ очень хотѣлось знать, въ чемъ именно заключалось «дѣло» мистера Джаггерса.

Мы углубились въ улицы Сити и, наконецъ, вошли въ одинъ полицейскій судъ. Засѣданіе давно уже началось, и народъ толпился до самыхъ дверей. Подсудимый стоялъ передъ судьями и, переминаясь съ ноги на ногу, что-то жевалъ. Мистеръ Джаггерсъ допрашивалъ какую-то женщину — его всѣ страшно боялись и трепетали, и женщина, и судьи, и всѣ остальные. Когда, кто бы то ни былъ, говорилъ несогласно съ его мнѣніемъ, онъ тотчасъ же требовалъ, чтобъ слова его записали. Когда кто не хотѣлъ признаваться, онъ говорилъ: «я заставлю васъ»; когда же тотъ признавался, онъ кричалъ: «вотъ я и вывелъ васъ на чистую воду!» Судьи дрожали отъ каждаго его движенія, отъ самаго кусанія ногтей. Воры и поимщики безмолвно восхищались его рѣчами и трепетали, когда онъ насупливалъ брови. Я, право, не могъ разобрать, которую сторону онъ защищалъ, ибо онъ, казалось, одинаково распоряжался обѣими сторонами. Я знаю только, что кргда я уходилъ, онъ, былъ не на сторонѣ судей, ибо предсѣдательствовавшій какъ-то судорожно шевелилъ ногами подъ столомъ, тогда-какъ мистеръ Джаггерсъ громилъ его, какъ представителя британскаго права и правосудія.

XXV

Бентли Друммелъ былъ человѣкъ до того надутый, что, даже читая книгу, казалось, дулся на автора, какъ-будто тотъ нанесъ ему личное оскорбленіе, потому и новыя знакомства онъ заключалъ не-очень-любезно. Онъ былъ тяжелъ по наружности, въ движеніяхъ и пониманіи, даже до соннаго выраженія лица и неповоротливаго языка, который такъ же тяжело болтался у него во рту, какъ онъ самъ по комнатамъ. Онъ былъ лѣнивъ, гордъ, скупъ, скрытенъ и подозрителенъ. Друммель происходилъ отъ богатыхъ родителей изъ Сомерсетшира, которые няньчили его, пока не хватились, что онъ уже въ лѣтахъ, а совершенный олухъ; поэтому, когда Друммель попалъ къ мистеру Покету, онъ былъ уже головою выше этого джентльмена и на столько же глупѣе большинства джентльменовъ.

Стартопъ, избалованный матерью, былъ воспитанъ дома, а не въ школѣ, какъ бы слѣдовало; онъ былъ очень привязанъ къ своей матери и всегда отзывался о ней съ восторгомъ. Черты лица его имѣли женственную нѣжность, и вообще онъ былъ «какъ вы можете видѣть, хотя никогда ея не видали, говорилъ мнѣ Гербертъ: вылитый портретъ матери».