Большие надежды (без указания переводчика) - Чарльз Диккенс

Потомъ онъ провелъ меня въ бесѣдку шагахъ въ двадцати, но по такимъ извилистымъ дорожкамъ, что потребовалось не мало времени, чтобъ дойти до нея; въ этомъ убѣжищѣ уже были приготовлены для насъ стаканы. Пуншъ нашъ охлаждался въ искусственномъ озеркѣ, на краю котораго возвышалась бесѣдка. Этотъ прудикъ, съ островкомъ посрединѣ (чуть-ли не обѣщаннымъ салатомъ), имѣлъ круглую форму; среди его Уемикъ устроилъ фонтанъ, который, безъ шутокъ, мочилъ всю ладонь, если предварительно вынуть пробку и пустить цѣлый сложный механизмъ.

— Я самъ себѣ инженеръ, и плотникъ, и садовникъ — словомъ, мастеръ на всѣ руки, сказалъ Уемикъ въ отвѣтъ на мои похвалы. — Знаете ли, это вещь хорошая: забудешь на время о ньюгетскихъ мерзостяхъ, да къ-тому же, и старику потѣха. Вы ничего не имѣете противъ того, чтобъ сразу познакомиться съ моимъ старикомъ? Вѣдь, это васъ не стѣснитъ?

Я выразилъ свою готовность, и мы вошли въ укрѣпленный замокъ. Тамъ мы увидѣли сидѣвшаго передъ огнемъ, въ фланелевой курткѣ, пожилаго старика, очень-опрятнаго, веселаго и довольнаго, но совершенно-глухаго.

— Ну-съ, почтенный родитель, сказалъ Уемикъ, шутливо и ласково поздоровавшись съ нимъ:- какъ вы поживаете?

— Хорошо, Джонъ, хорошо! отвѣчалъ старичокъ.

— Это мистеръ Пипъ, почтенный родитель, сказалъ Уемикъ:- жаль только, что вы не можете слышать его имени.

— Кивайте ему головой, мистеръ Пипъ: онъ это очень любитъ. Кивайте ему, пожалуйста, чѣмъ чаще, тѣмъ лучше.

— Славное это мѣстечко у моего сына, сэръ, закричалъ старикъ, пока я усердно кивалъ ему головою. — Очень-пріятная дачка. Правительство должно бы сохранить это мѣсто со всѣми украшеніями для народнаго гулянья, когда насъ не станетъ.

— Ты гордишься вашей дачей, словно восьмымъ чудомъ — не такъ ли, почтенный родитель? сказалъ Уемикъ, глядя на старика съ совершенно-смягченнымъ выраженіемъ лица: — на, тебѣ поклонъ, и онъ отчаянно кивнулъ головою: на, тебѣ другой, и онъ кивнулъ еще отчаяннѣе.

— Если вы не устали, мистеръ Пипъ — хотя я знаю, что оно надоѣдаетъ постороннимъ — отпустите ему еще поклонъ. Вы не можете себѣ представить, какъ онъ это любитъ.

Я знатно кивнулъ старику еще нѣсколько разъ, что ему очень понравилось. Мы оставили его кормить птицъ, а сами пошли допивать пуншъ въ бесѣдкѣ; тамъ Уемикъ, покуривая трубку, объяснилъ мнѣ, что ему стояло не мало труда, чтобъ довести дачу до настоящаго цвѣтущаго положенія.

— Это ваша собственная дача, мистеръ Уемикъ?

— Какъ же, сказалъ Уемикъ:- я прикупалъ землю понемногу. Теперь это мое собственное помѣстье, какъ Богъ святъ!

— Въ-самомъ-дѣлѣ? Я надѣюсь, что и мистеръ Джаггерсъ восхищается вашею дачею?

— И не видалъ ея никогда, сказалъ Уемикъ. — Никогда не слыхалъ о ней. И старика моего не видалъ, и не слыхалъ о немъ. Нѣтъ, служба сама-по-себѣ, а частная жизнь — сама-по-себѣ. Идучи въ контору, я забываю свой замокъ, а возвращаясь въ замокъ, забываю контору. Если это не противовѣчитъ вашимъ убѣжденіямъ, то я и васъ попрошу слѣдовать моему примѣру. Я терпѣть не могу мѣшать службу съ домашнею жизнью.

Разумѣется, я счелъ себя обязаннымъ свято исполнять его просьбу. Пуншъ былъ очень вкусенъ и, распивая его, мы просидѣли почти до девяти часовъ.

— Скоро пора выстрѣлить, сказалъ Уемикъ, отложивъ трубку въ сторону: — это потѣха моего старика.

Войдя въ замокъ, мы нашли старика передъ каминомъ, занятаго накаливаніемъ лома для вечерней церемоніи. Уемикъ вынулъ часы и выждалъ по нимъ надлежащую минуту; тогда, взявъ нагрѣтый ломъ изъ рукъ родителя, онъ отправился на батарею. Спустя минуту, орудіе выпалило съ такимъ громомъ, что всѣ окна зазвенѣли; я даже боялся, чтобъ вся избушка не развалилась. При этомъ старичокъ, держась за ручки кресла, чтобъ самому не слетѣть, торжественно воскликнулъ:

— Выпалилъ! Я слышалъ!

И я сталъ кивать ему, пока у меня положительно въ глазахъ попуталось.

Время до ужина мы посвятили осмотру рѣдкостей, которыя Уемикъ обѣщалъ мнѣ показать; онѣ были преимущественно преступнаго характера: перо, которымъ была сдѣлана подложная подпись, двѣ-три знаменитыя бритвы, пряди волосъ и нѣсколько рукописей, заключавшихъ признанія приговоренныхъ преступниковъ. На послѣднія Уемикъ особенно обратилъ мое вниманіе, такъ-какъ «все это одни враки, сэръ». Всѣ эти вещи были живописно размѣщены между фарфоровыми и стеклянными фигурками, разными бездѣлушками, работы самого хозяина, и палочками для чистки трубки, выточенными старикомъ. Рѣдкости эти были разложены въ комнатѣ, куда я былъ впущенъ при входѣ. Комната эта служила не только гостиною, но и кухнею, судя по кострюлѣ, стоявшей въ каминѣ, и украшенію надъ нимъ, скрывавшимъ крючокъ для висячаго вертела.

Прислуживала у нихъ опрятная, маленькая дѣвочка, которая ухаживала за старикомъ, пока Уемикъ былъ на службѣ. Когда она накрыла столъ для ужина, для нея былъ спущенъ подъемный мостъ, и она удалилась на ночь домой. Ужинъ былъ отличный. Я вообще остался очень доволенъ своимъ вечеромъ, хотя весь домишка и отдавалъ гнилымъ запахомъ и близкое сосѣдство свинюшника слишкомъ-неотвязчиво напоминало о себѣ. И въ моей маленькой спальнѣ, въ башенькѣ, гдѣ мнѣ приготовили постель, не было ничего непріятнаго, только потолокъ въ ней былъ такъ низокъ, что всю ночь мнѣ казалось, что шестикъ флага упирается мнѣ въ грудь.

Уемикъ всталъ рано утромъ, и я боюсь утверждать, но мнѣ кажется, что онъ самъ принялся чистить мои сапоги. Потомъ онъ пошелъ работать въ саду, и я замѣтилъ изъ своего готическаго окошечка, какъ онъ старался показать видъ, что старикъ ему помогаетъ, причемъ безпрестанно кивалъ головою. Завтракъ нашъ былъ такъ же вкусенъ, какъ и ужинъ наканунѣ; и ровнехонько въ половинѣ восьмого мы отправились въ Литль-Бритенъ. Уемикъ становился суше и холоднѣе, по мѣрѣ того, какъ мы приближались къ конторѣ. Наконецъ, когда мы дошли до мѣста назначенія, и онъ вынулъ ключъ изъ-за сины, онъ, казалось, забылъ свое помѣстье въ Уольворѳѣ, и замокъ, и подъемный мостъ, и бесѣдку, и фонтанъ, и своего старика, какъ-будто послѣднимъ выстрѣломъ своего орудія онъ все это разсѣялъ по воздуху.

XXVI

Какъ Уемикъ предсказалъ, мнѣ вскорѣ представился случай сравнить домашній бытъ моего опекуна съ житьемъ-бытьемъ его кассира и писца. Мистеръ Джаггерсъ мылъ себѣ руки своимъ душистымъ мыломъ, когда я, возвратившись изъ Уольворѳа, вошелъ въ контору. Онъ позвалъ меня въ свою комнату и сообщилъ мнѣ приглашеніе къ себѣ на обѣдъ, о чемъ Уемикъ уже успѣлъ меня предупредить.

— Завтра. И безъ всякихъ церемоній, въ сюртукахъ.

Я спросилъ его, куда намъ пріѣхать (до-сихъ-поръ я не зналъ, гдѣ онъ живетъ), но онъ отвѣчалъ уклончиво:

— Приходите сюда и я самъ вамъ покажу дорогу.

Должно-быть, онъ боялся, чтобъ просители не вздумали докучать ему въ его собственномъ домѣ. Здѣсь кстати замѣтить, что онъ имѣлъ обыкновеніе по уходѣ каждаго кліента мыть себѣ руки, какъ это дѣлаютъ хирурги или зубные врачи. У него съ этою цѣлью былъ устроенъ отдѣльный маленькій чуланчикъ, въ которомъ пахло его душистымъ мыломъ, какъ въ любомъ косметическомъ магазинѣ. На дверяхъ висѣло громадное полотенце. Когда, на другой день, въ шесть часовъ вечера, я явился къ нему съ своими пріятелями, онъ, должно-быть, былъ занятъ какимъ-нибудь важнымъ и очень-нечистымъ дѣломъ, потому-что на этотъ разъ мылъ не только руки, но и лицо и, сверхъ-того, полоскалъ ротъ. Даже этимъ онъ не удовольствовался, и прежде чѣмъ надѣть сюртукъ, схватилъ перочинный ножикъ и принялся чистить ногти.

Выйдя на улицу, мы увидѣли нѣсколькихъ людей, которые вертѣлись у крыльца, въ надеждѣ переговорить съ нимъ, но въ окружавшей его атмосферѣ душистаго мыла было, повидимому, что-то совершенно-устранявшее возможность подобной попытки, и потому они отложили свои просьбы до слѣдующаго дня. По дорогѣ, на каждомъ почти шагу, встрѣчались лица, узнававшія его; но онъ каждый разъ нарочно громче заговаривалъ со мною и дѣлалъ видъ, что самъ не узнаетъ и не замѣчаетъ, что его узнаютъ другіе.

Онъ привелъ насъ къ одному дому на южной сторонѣ Джерардстрита въ Сого. Домъ имѣлъ своего рода величественную наружность, но неокрашенныя кирпичныя стѣны его и немытыя окна придавали ему какой-то мрачный видъ. Джаггеръ вынулъ изъ кармана ключъ и отперъ дверь; мы очутились въ пустынныхъ, угрюмыхъ, каменныхъ сѣняхъ и поднялись по лѣстницѣ наверхъ.

Въ нижнемъ этажѣ, куда мы вошли, было три комнаты съ темными обоями и рѣзными карнизами, гирлянды которыхъ напоминали мнѣ инаго рода петли. Въ главной комнатѣ былъ накрытъ столъ, слѣдующая за нею была уборная, а третья — спальня. Онъ объявилъ тамъ, что занимаетъ весь домъ, но живетъ собственно въ этихъ трехъ комнатахъ. Столъ былъ очень-уютно накрытъ, но сервизъ, конечно, не былъ серебряный. Рядомъ съ его кресломъ стоялъ большой погребецъ съ бутылками и графинчиками всякаго рода и съ четырьмя блюдами фруктовъ къ десерту. Я замѣтилъ, что онъ держалъ все у себя подъ-рукою и самъ раздавалъ кушанье.