ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

Выходит, что я никогда прежде не понимал людей. Никогда больше не буду я верить в то, что они говорят, в то, что они думают. Именно людей, и только их одних следует бояться, бояться всегда.

Сколько потребуется времени на то, чтобы закончился их бред, когда, ис­тощившись, они, наконец остановятся, эти чудовища?

Луи-Фердинанд Селин. «Путешествие на исходе ночи» (1)

Они жиреют и за счет Бога, и за счет мира. Они не сеют, они лишь сры­вают плоды. Они колдуны во плоти, делающие золото по телефону...

Эрих Кестнер. «Гимн банкиру» (2)

«Я сидел в большом зале ожидания, и зал этот назывался Европа. Мой по­езд должен был отправиться через неделю. Я знал это. Но никто не мог сказать, куда он отправиться, и что будет со мной. Теперь мы снова си­дим в том же зале ожидания, и он снова называется Европа! И опять мы не знаем, что с нами произойдет! Наша жизнь временна, а кризис нескончаем!»

Эрих Кестнер. «Фабиан» (3)

Банковская «сеть» и правила золотой игры

Германию следовало возродить из пепла — то есть перевоору­жить и обновить; все это вполне соответствовало пророчест­вам Веблена. Как было показано в предыдущей главе, датой, от­метившей начало военного пробуждения Германии, можно считать апрель 1922 года, когда Рапалльским договором был за­ключен по видимости весьма своеобразный союз между вей­марскими генералами и генералами Красной Армии. Кроме то­го, надо было позаботиться и о восстановлении основы германской промышленности. Прежде чем реконструировать германскую экономику, авторы Версальского договора решили дождаться, когда гиперинфляция уничтожит старую марку. Этот крах был с легкостью устроен британскими экспертами: принуждение германского правительства, увязшего в (воен­ном) долге, вдвое превышавшем доходы страны, платить репарации (в иностранной валюте и золотом) без конфискации это­го долга, загнало рейх в угол. В тесноте этого угла — бегство капиталов, падение марки, уклонение от уплаты налогов — стандартные действия дуэта «государство — рейхсбанк» могли привести только к инфляционному распылению и краху; в этом нет никакой мистики, никакой роковой ошибки. Единственная неопределенность касалась того срока, который потребуется для полного завершения этого финансового всесожжения. Потребовалось три года на то, чтобы полностью очистить Веймар от старого долга, сделанного ради ведения Великой войны, то есть период с 1920 по 1923 год.

В это время Банк Англии подыскал подходящего управля­ющего, способного организовать спасение Германии из Лондо­на на американские деньги. Хранителем банка была выбрана странная и интригующая фигура Монтегю Нормана: Норман продержался на этом посту необычайно долго — двадцать четы­ре года — с 1920 по 1944 год; случай уникальный за всю историю банка. Когда инфляция в Германии перешла в свою последнюю стадию, Норман инициировал процесс, в ходе которого Брита­ния и большинство промышленно развитых стран снова оказа­лись привязанными к так называемому золотому обменному стандарту. Эта операция — смысл которой так и не дошел до ученых того времени — ни в коем случае не была жалкой диле­тантской попыткой горстки ностальгирующих джентльменов оживить древнюю денежную систему, существовавшую до Пер­вой мировой войны. Отнюдь — это было весьма своеобразное творение управляющего, выходе воплощения коего он, если можно так выразиться, на целых шесть лет (1925-1931 годы) окутал банковскую сеть Запада одной-единственной, легко уп­равляемой и ощутимо нестабильной паутиной платежей — и па­утина эта уже несла в себе зародыш саморазрушения. Это тоже была игра, в которой каждый участвующий в ней центральный банк получал свою долю в определенной квоте золота. Для то­го чтобы накопить и защитить золотой запас своего банка, Монтегю Норман в 1920 году испытал две фундаментальные методики, кои он использовал десять лет спустя ради дости­жения имперских целей: (1) пауперизация Индии путем ог­раничения денежной массы (то есть путем преднамеренной дефляции), с тем чтобы привлечь индийское золото в Лон­дон, и (2) поощрение увеличения денежной массы (то есть инфляции) в Америке, как средство увода золота из Нью-Йорка, и обеспечения устойчивого потока американских инвестиций в Европе. К середине двадцатых годов Австрия (1922 год) и Гер­мания (1924 год) стали первыми странами, которым помогли таким способом, и инфраструктура Германии превратилась в сияющий технологический бриллиант. Модернизация Герма­нии была доведена до совершенства за счет необузданной спе­кулятивной лихорадки в Америке, где с 1924 по 1929 год публи­ка массово бросилась подписываться на немецкие ценные бумаги. Норман остановил эту лихорадку великим крахом октя­бря 1929 года, чтобы сохранить контроль над последней стади­ей взращивания Германии и над предполагавшейся агонией Веймарской республики. Когда в марте 1931 года Австрия и Гер­мании объявили о намерении создать таможенный союз, то есть некое политическое объединение, каковым de facto по­пытались преодолеть состояние временной раздробленности, навязанной Версальским договором, новый золотой стандарт Нормана внезапно лопнул. Подготовив в конце двадцатых го­дов создание так называемой фунтовой зоны, с помощью кото­рой Лондон привязал к себе колонии, с которыми образовал плотное самодостаточное экономическое ядро, управляющий подготовил Британию и ее доминионы к финансовому от­делению от всего остального мира, каковое произошло летом 1931 года. Следуя монументальной шараде. Банк Англии пред­ставил себя жертвой всемирной финансовой неустойчивости, и Британия в сентябре 1931 года отказалась от золотого стан­дарта; таким образом, она сознательно разрушила междуна­родную систему платежей, полностью перекрыв финансовый кислород для Веймарской республики. После этого, пока рес­публику рвали на части растущая безработица, уличные бес­порядки и социальная деградация, британские клубы ждали бурного подъема немецких реакционных и радикальных дви­жений: таким движением оказался национал-социализм, лиде­ры которого, начиная с осени 1931 года осаждали президента Гинденбурга, домогаясь власти. Гражданские и гуманистиче­ские силы Германии, однако, оказали сопротивление, и Гитлер не смог получить электорального большинства еще в течение двух лет за счет невыносимых народных страданий. Так про­должалось до 4 января 1933 года, когда финансовая ось Лондон-Нью-Йорк, воспользовавшись (1) двуличной, хотя в основе пробританской позицией СССР, (2) постыдной паникой Вати­кана и (3) слепотой и глухотой германской социал-демократии, перешла к решительным действиям, практически открыто оп­латив назначения Гитлера рейхсканцлером.

За период с 1924 по 1933 год с прозябанием нацизма было по­кончено — из малозаметной группки нацисты превратились в главных поборников давно ожидавшегося германского воз­рождения. До 1929 года многим представлялось, что пророчест­ва Веблена оказались лживыми, но потом, совершенно, каза­лось бы, неожиданно, темная лошадка из «Майн Кампф» была выброшена на авансцену — благодаря социальному кризису и смуте.

Здесь-то и кроется главная трудность. В стандартных учебни­ках экономическую подоплеку возвышения нацизма либо рас­сматривают небрежно, либо не рассматривают вообще, а чита­телю привычно морочат голову, мимоходом, уверяя его в том, что Гитлер пришел к власти «из-за кризиса», не вдаваясь в даль­нейшие более подробные объяснения. Что это был за кризис? Если не приложить усилий, чтобы разобраться в механизмах этого призрачного краха, Гитлер останется результатом случай­ных событий, социальным побочным продуктом глупо сложив­шейся финансовой конъюнктуры. Но такой взгляд абсурден.

Для всякого изучающего данный предмет это очень трудные годы, поскольку феноменология этой очень своеобразной фа­зы, в которой очень сложным образом сплетаются воедино (1) крах Уолл-стрит, (2) банковский кризис в Австрии, Германии и Британии, (3) отмена золотого эквивалента британского фун­та или (4) открытое участие англо-американских финансовых кругов в приходе Гитлера к власти 4 января 1933 года, очень скудно документирована, да и в наши дни цепь взаимозависимо­сти между политическими и экономическими составляющими событий относится к числу самых тщательно охраняемых тайн. Тем не менее известных самих по себе фактов больше чем до­статочно для того, чтобы очень точно вставить их в основное повествование о взращивании нацизма и заново интерпретиро­вать тревожные события 1930-1932 годов. Новая интерпрета­ция неопровержимо указывает на прямую и сознательную мани­пуляцию сложными финансовыми структурами со стороны Британии, осуществленную с целью добиться желаемых резуль­татов в Германии, в особенности же в Германии.

На период с 1924 по 1933 год британские финансисты, ведо­мые Банком Англии, стали главными и практически единствен­ными главными героями вскармливания и взращивания гитле­ризма. Дипломатия была оттеснена на задний план; в игру вступил банкирский артистизм, при решающем участии которо­го была разыграна пьеса, начавшаяся в атмосфере обманчивых надежд (1924-1925 годы) и закончившаяся полной катастрофой (1930-1933 годы). Солистом в оркестре, исполнившем эту слож­ную и решающую интерлюдию, и стал Монтегю Норман.