ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

На период с 1924 по 1933 год британские финансисты, ведо­мые Банком Англии, стали главными и практически единствен­ными главными героями вскармливания и взращивания гитле­ризма. Дипломатия была оттеснена на задний план; в игру вступил банкирский артистизм, при решающем участии которо­го была разыграна пьеса, начавшаяся в атмосфере обманчивых надежд (1924-1925 годы) и закончившаяся полной катастрофой (1930-1933 годы). Солистом в оркестре, исполнившем эту слож­ную и решающую интерлюдию, и стал Монтегю Норман.

Никому и никогда не удастся подобрать ключ к пониманию того, как возвысился и пришел к власти Гитлер, если не разо­браться в функционировании традиционной банковской сис­темы и в природе денег. Именно недостаток такого понимания и приводит к тому, что самые решающие события, приведшие к возвышению и приходу к власти нацизма, списывают на не­удачное стечение случайных обстоятельств в обстановке кри­зиса. Но в истории не бывает таких вещей, как случайность плохая или хорошая, — да и «кризис» никогда не принадлежит к числу природных катаклизмов, но всегда отражает нижнюю

точку экономической ситуации в циклических процессах, обусловленных относительно простой динамикой денежного обращения. К этой самой главной проблеме мы теперь и обра­тимся. Следующий раздел является необходимым введением к политическим и монетарным пертурбациям, послужившим фоном и основанием для восхождения Гитлера к вершинам власти.

Мир поделен на тех, кто создает деньги, и на тех, кто их не со­здает.

Все началось с золота. Благородные металлы обладают од­ним достоинством, одним свойством, которое выделяет их сре­ди всех прочих материалов, это свойство заключается в их веч­ной сохранности (4). Так, светло-желтый металл сделался общепризнанным средством обмена — жетоном, знаком торго­вых сделок, причем эти жетоны молено было прятать и сохра­нять в неспокойные времена и быстро выходить с ними на ры­нок, как только небо очищалось от туч. Металлический диск был меновой единицей и одновременно был средством накоп­ления. Так как люди никогда не полагались друг на друга, то они решили именно золото назвать деньгами: это позволило им ове­ществить богатство и превратить его в товар, более прочный, чем узы человеческого сообщества, каковые, как всем стало дав­но известно, могут порваться в любой момент. Золотые же мо­неты можно было закопать во дворе.

Потом появилась группа людей, которым со временем стали доверять хранение золотых запасов; так на свет родились банки­ры; эти последние быстро сообразили, что владельцам доверен­ных им золотых запасов на еженедельное проживание требуется лишь малая толика золотых монет и слитков; этот факт вдохно­вил банкиров на то, чтобы одалживать золото третьим лицам, в то время как законные владельцы этого одолженного золота пребывали в полной уверенности, что их ценности надежно спрятаны под сводами банковских подвалов. Вскоре настало время, когда банкиры начали распределять бумажные знаки, вместо того чтобы перемещать громоздкие слитки; возникло по­нятие гарантийного покрытия: столько-то золота столько же и еще какое-то количество бумажных купюр; другими словами, золото на депозитах банка всегда составляет какую-то долю от распространенных бумажных банкнотов — чем меньше доля зо­лота в этом соотношении, тем более рискованной становится политика банка. В залог золота банк выдает своим клиентам сче­та и чековые книжки, на которые можно приобретать товары и услуги. Банк, непредусмотрительно ссудивший слишком много клиентов, пострадает, так как среди его вкладчиков пойдут слухи о банкротстве: в этом случае депозиторы бросятся в банк, чтобы получить свои деньги в золоте, так как всегда существует обосно­ванное подозрение, что в каждый данный момент в банке нет до­статочной наличности, чтобы заплатить всем. Все это хорошо известно теперь и было известно всегда: известно, что банков­ское дело зиждется на грандиозном мошенничестве. Для банки­ров весь трюк заключался в том, чтобы (1) заставить людей при­нимать банкноты так, словно это было золото, (2) самим обладать драгоценными металлами, (3) прятать их в подвалах и (4) постепенно выкачивать золото из обращения.

Но несмотря на то что все это было хорошо известно, банки так и не были реформированы, и никогда не переставали суще­ствовать традиционные банки; вместо этого они ветвились, причем очень быстро. Собственно, по-иному и не могло быть, так как деньги однажды превращенные в товар, то есть в золо­то, и присвоенные, давали в руки исконную силу, отличную от всех прочих — непосредственное проявление этой силы есть процентная ставка.

Этот простой процент, который стал управлять жизнью им­перий, — что это? Страховой взнос, комиссионные? Это и ни то и ни другое — так как и то и другое банки собирают с клиен­тов отдельно. Процентная ставка — это совсем другая история. Это цена золотых денег, это выражение того особого свойст­ва, каким обладает золото и какое его владелец обыкновенно использует для того, чтобы поставить ближнего в затрудни­тельное положение. Власть банкиров заключается в том, что они «продают» в кавычках средство, которое не погибает (деньги) для того, чтобы к своей выгоде воспользоваться ос­тальной частью экономики, состоящей из производителей, ко­торых заставляют наперегонки предлагать на продажу те това­ры, которые портятся, — от овощей до домов и машин.

После этого суть дела свелась к тому, чтобы скупить золото и монополизировать денежное обращение. Тот, кто контроли­рует деньги, контролирует всю государственную систему: ее де­ятельность, ее политику, ее искусство и ее науку. Короче гово­ря, все. И тут начинается бешеная гонка, которая происходит одновременно с построением «решетки», банковской сети. Ре­шетка обладает набором узлов, расположенных в сердце эконо­мической активности. В этих узлах — скрытными сторожами, банкирами — производятся расчеты, результаты которых рас­сылаются по ветвям сети с нарочными.

Золото по большей части исчезает из обращения; теперь его прячут в подвалы резервных банков, которые вместо него выда­ют экономически активным субъектам бумажные купюры. Вели­кий круговорот свершился: золото вернулось туда, откуда вы­шло, — под землю, а деньги приняли ту форму, какую они должны были иметь всегда, форму, обусловленную самой их природой: они стали неосязаемым символом. Деньги стали пе­ремещаться в форме рядов чисел на номерных счетах, в то вре­мя как золото, плотное, тяжелое и громоздкое, надлежащим об­разом хранилось в глубоких подземельях. Но эти деньги, эти балансы на номерных банковских счетах никогда не были обще­ственными или государственными деньгами. Деньги были при­своены с самого начала. Их можно видеть только за экраном: но для того, чтобы завладеть наличностью, необходимо разре­шение банкира. Если такое разрешение человеку дано, то этот счастливец получает возможность пользоваться красивой чеко­вой книжкой, служившей пропуском для путешествия по тому лабиринту, в который в девятнадцатом веке превратились ком­мерческие взаимоотношения. Следовательно, процентная став­ка представляла (и представляет до сих пор) собой цену, кото­рую платят (1) за пользование неуничтожимыми средствами, в то время как деньги, как и все материальное, имеют вполне определенный и ограниченный срок годности, и (2) за доступ к принадлежащей банкирам «решетке».

Но это было только начало. Затем банкиры принялись на­капливать золото, печатать и распространять банкноты — в на­званиях которых отражались весовые части банковского золо­того запаса — под ростовщический процент, навязывая тем самым свою частную, корпоративную монополию гражданам своих стран.

Каким образом банкирская решетка взаимодействует с эко­номическим организмом? Основополагающий принцип прост: тот, кто хочет получить доступ к решетке, — то есть тот, кто нуж­дается в наличных деньгах, — в письменной форме представляет банкиру обещание, лист бумаги, то есть долговое обязательст­во, в котором он отказывается от своей свободы в степени, за­висящей от количества взятых у банка долларов плюс процент­ная ставка. Таковыми были коммерческие векселя производите­лей, долги, обеспеченные капиталом производителей (помеще­ние, орудия труда, земля, будущие доходы и т. д.), и даже вексе­ля государственного казначейства, долговые обязательства, обеспеченные правом государства собирать налоги с граждан — если все сообщество в целом становилось клиентом банкирской решетки; граждане и государство должны были платить, если хотели получать деньги на свое ежедневное пропитание. Банки­ры вкладывали деньги в экономику, беря в залог саму жизнь и достояние экономики — дело обстояло таким образом, что банки, захватив в свои руки редкое, неуничтожимое средство обмена, стали ростовщиками граждан и государства.