Альфа и Омега (СИ) - Сейд Анна

Как в замедленной съемке я видела, как его противник, ухмыльнувшись разбитыми окровавленными губами, занес когтистую лапу, целясь сзади в обнажившуюся шею. Я не успела даже вскрикнуть или дернуться в их сторону, разве что — истошно завопить где-то у себя в голове, точно зная, что Йон не может видеть направление удара. И словно бы услышав мой мысленный крик, тот вдруг, не глядя, вскинул руку и точно схватил противника за запястье. Потом дернул в сторону, заломил, и в воздухе прозвучал сочный хруст ломающихся костей. Альфа завизжал высоким, полным боли голосом и тут же рухнул на пол.

Мое сердце, кажется, не успело сделать и пару ударов, как я уже была рядом с Йоном, осторожно обнимая его за плечи.

— Ты в порядке? Пожалуйста, скажи, что ты в порядке, — шептала я, гладя его руки и не отдавая себе отчет в том, что делаю. — Зачем ты меня так пугаешь, зачем поступаешь так безрассудно? Не смей меня бросать, Йон. Не смей никогда оставлять меня одну, слышишь?

Он поднял на меня тяжелый, немного отупевший взгляд. Несколько раз моргнул, словно усилием воли приходя в себя и загоняя Зверя внутри обратно в его клетку. Один из ударов взбесившегося альфы пришелся ему по носу, и сейчас тот обильно кровил, заливая губы и подбородок.

— Хана… — услышала я его голос как будто издалека. — Хана, почему у тебя идет кровь?

— Я не… Ты вообще о чем? — не поняла я, тщетно пытаясь вытереть его лицо рукавом своей лисьей ушастой толстовки. — Йон, у тебя все лицо разбито.

— Хана! — Он перехватил одну из моих рук. — Хана, что с тобой?

Только сейчас я почувствовала вкус крови во рту, ее вязкую металлическую сладость на губах. Но ведь ранен он, а не я! Меня даже не задело. Почему же тогда…

Боль накатила внезапно, окутав все мое естество, словно проломив некий внутренний барьер, прежде установленный адреналином. Болели мышцы, связки, кости, я просто была переполнена болью, а она все продолжала и продолжала захлестывать меня. И лишь по расширившимся глазам Йона, я догадалась, что что-то не так.

— Прекрати! — вдруг закричал он и ударил меня по рукам, вырываясь. — Немедленно прекрати это, Хана!

Я повалилась набок, как куль с песком, почти совершенно не в силах контролировать собственное тело. Меня била крупная дрожь, а сознание начало расползаться в разные стороны, как мокрый картон. Боль была похожа на вспыхивающий пламенем водоворот, в который меня затягивало, отрезая всяческую связь с внешним миром. Я была уверена, что потеряю сознание, но, как ни странно, этого не произошло. Я слышала голоса, видела размытые силуэты, что мельтешили вокруг, а потом в какой-то момент явственно различила надорванный, страшный в своем мертвенном ожесточении голос Йона:

— Я не могу к ней прикоснуться. Она продолжит это делать. Даже не проси меня.

Кажется, меня уложили на сорванный с кровати матрас прямо посреди разгромленной комнаты. Я не видела, куда делся поверженный альфа, да и мне, честно говоря, было по большому счету наплевать. Глазные яблоки вдруг стали казаться невероятно сухими, они ворочались в черепе с ощутимым скрипом, я едва могла заставить себя посмотреть в том направлении, в котором хотела. Меня тянуло к Йону. Все мое естество жаждало его, и я толком не могла понять для чего — чтобы исцелиться, соединив края нашей метки, или чтобы забрать остатки его боли себе. А, может, и не было никаких рациональных причин. Он был нужен мне просто потому, что был второй половиной моей собственной души, моим близнецовым пламенем, моим кривым и странным отражением, моей судьбоносной причиной для всего без исключения.

Не уверена, сколько точно прошло времени — я почти постоянно была в сознании, но иногда проваливалась куда-то, в болотную темноту, чтобы потом снова вернуться на поверхность. Наверное, в какой-то момент я была в отключке дольше, чем мне показалось, потому что, в очередной раз придя в себя, обнаружила себя лежащей в своей постели и Никки, сидящую рядом. Та что-то осматривала на моем теле и негромко переговаривалась с Йоном. Я ощущала ее прохладные чуткие пальцы, порхавшие по моему источающему жар телу, и ее прикосновения были недопустимо приятными. Кроме нас троих, больше в комнате никого не было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я не вижу у нее ран, Йон, — услышала я ее голос. — Она цела, но ее тело ведет себя так, будто ранено и борется с инфекцией.

Он ответил ей что-то, но слов я не разобрала. Голос его был хриплым и непривычно низким, и все равно одним своим звучанием он успокаивал меня.

— Ты говорил, что вы можете исцелять друг друга…

— Я не хочу прикасаться к ней сейчас, — уже громче произнес альфа. — Я… боюсь сделать хуже. Ты можешь сбить жар?

— Я постараюсь, — уклончиво отозвалась молодая женщина. — Хана! Хана, ты слышишь меня?

Моих сил хватило только на то, чтобы пару раз выразительно моргнуть. Боли, как таковой, я уже не ощущала, но меня сковало такой слабостью, словно я несколько дней провалялась с тяжелой лихорадкой. Мой организм, судя по всему, переживал небывалый стресс, и я могла его понять. Я не участвовала в произошедшей драке, но мое тело ощущало себя так, будто получило каждый из нанесенных Йону ударов. Если все предыдущие свойства нашей связи, включая даже зуд и болезненную пульсацию в самой метке, были вполне терпимы, то вот такой поворот сюжета знатно выбил меня из колеи. И тем не менее какая-то часть меня ликовала — мне удалось помочь ему, облегчить его состояние. На этом фоне мои собственные физические страдания не казались такой уж большой платой. Я отчего-то была уверена, что смогу их вынести, зная, что избавила от них его самого.

— Скоро светает, — донесся до моего слуха голос Никки. — Тебе нужно хоть немного поспать. Я послежу за ней.

— Я останусь, — голосом, не терпящим возражений, произнес Йон.

— Ты уверен, что ей… не станет хуже от твоего присутствия?

— Считай меня замшелым эгоистом, Николь, но мне от ее присутствия станет лучше. Поэтому я останусь.

— Хорошо, — покорно вздохнула она. — Вот, обмывай ее мокрым полотенцем. Если к утру жар не спадет, придется ехать в больницу.

— Это опасно, — возразил альфа. Судя по звукам, они поменялись местами рядом с матрасом, на котором я лежала. Запах Йона стал ярче и теплее, и я готова была поклясться, что мое тело отозвалось на него даже в своем нынешнем состоянии. — Нас ищет Церковь и полиция. У нас нет других вариантов, кроме тебя.

— Но я была всего лишь медсестрой, — напомнила она. — И к тому же она… то, что произошло, как-то связано с вашей меткой. Я толком не понимаю, что нужно делать…

— А эти узколобые снобы в городской больнице так сразу поймут, — огрызнулся он, и я впервые услышала в его голосе недовольство, направленное на нее. Учитывая, что тому причиной была я, это должно было мне польстить, но отчего-то мне стало стыдно.

— Не злись, пожалуйста, — кротко попросила она. — С ней все будет нормально.

— Это я должен был сейчас лежать на ее месте, — процедил сквозь зубы он. — Только я бы не лежал, потому что я привык к такому дерьму. Я бы выдержал, ты знаешь. А она…

— Она не стеклянная куколка, над которой тебе надо трястись, милый, — проговорила Никки. — Она тоже сильная и… я не знаю, как работает ваша связь, я вообще ничего не понимаю в отношениях таких, как вы. Но мне кажется, она бы не смогла забрать твою боль, если бы не хотела этого. Это был ее выбор и…

— Глупая маленькая омега, — скривился он с досадой, мягко отирая мое лицо холодным влажным полотенцем и следя за тем, чтобы не прикасаться ко мне кожа к коже. — Не нужно было приводить ее сюда. Все это… Все это не ее мир.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я знаю, — согласилась молодая женщина. — Она не знала, во что ввязывается, но она не виновата, что защищала того, кто ей дорог.

— Не говори так, — оборвал ее он. — Она… Это просто инстинкты, так? Зов метки, что угодно. Это не было ее собственным осознанным выбором. У нее… нет причин защищать меня.

— Я… не могу быть ни в чем уверена, — помолчав, с сожалением ответила Никки. — Я уже говорила, что не представляю, каково быть такими, как вы. Я бы хотела ответить на все твои вопросы, милый, но у меня нет ответов, которые тебе нужны.