Книга Сивилл - Нелли Воскобойник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись из этой поездки, Берл не обнял жену, а снял свой бушлат и жилет, перевернул кровать, стащил с ног сапоги, разорвал на груди рубаху и сел на пол в углу. Бася молча сняла серьги и повязала старый серый платок, потом открыла дверь во двор и крикнула:
– Берл Берман сидит шиву[50] по покойному отцу.
Рейзл приехала в Нью-Йорк в канун Рош-а-Шана[51] в сентябре 1921 года. Ей было пятьдесят пять лет. Встречая, Берл с трудом узнал ее, она сильно похудела и от этого казалась моложе. В одной руке у нее был чемодан, а в другой – ручная зингеровская швейная машинка. Ах мама! Она тащила ее через полсвета! А ведь он ни о чем не просил! Рейзл Берман никогда никому не станет обузой.
Бася не поехала встречать – она была на сносях и торопливо готовила праздничную трапезу. Если Бог поможет, они с Рейзл еще успеют вдвоем зажечь свечи и послушают шофар[52]. И с Рейзл не так страшно рожать. И в хозяйстве поможет. В груди шевелился червячок: не станет ли Рейзл командовать сыном? Не будут ли они ссориться, как это бывает между невесткой и свекровью? Она отказывалась думать о том, каково живется со свекровью. Мало ли что бывает у других. Вот соседка Шула рассказывает, что ее муж бьет, когда приходит пьяный, так что из этого?
– Увидим! – громко сказала Бася и погладила свой живот и выпиравшую ножку ребенка, который беспокойно ерзал в темноте ее чрева.
Первенец Берманов родился сразу после конца осенних праздников. На восьмой день мальчика обрезали, как положено, и дали ему имя в народе – Янкль. Сразу после обрезания Берл отправился в поездку. Между праздниками обе женщины строчили не переставая. Распашонки были готовы заранее, и они по выкройкам, сделанным Басей по всем правилам науки, выученной в Народном доме, шили фланелевые платья и блузки. К родам товару было уже довольно на целую поездку. Новые платья разобрали за три дня. Берл понял, что в других деревнях их можно продавать дороже.
В январе Берл отвез Биллу Фортнайту свой долг с процентами. Получилось девяносто три доллара и семьдесят два цента. Он так и вручил, отсчитывая бумажки и мелочь. Потом достал пакет, тщательно упакованный Рейзл, и вынул из него белоснежную воскресную рубашку, любовно сшитую, накрахмаленную, отутюженную и сложенную его женой. Старик был растроган. Они расцеловались. Билл поставил на стол бутылку виски, хлеб и ветчину. Берл, стесняясь, вытащил булку и крутое яйцо. Билл ухмыльнулся и разлил по стаканчикам. Они выпили одним духом и заели каждый своей закуской. Билл сразу же налил еще, и Бен неожиданно согласился. Билл спустился в подвал и принес миску красных яблок, от которых Бен не отказался. Они распили всю бутылку и, хотя за окном было еще не совсем темно, решили укладываться спать. Снимая сапоги, пьяный еврей бормотал, путая английские слова с еврейскими:
– Я сделал все как надо. Потому что Бог поставил тебя на моем пути. Теперь у меня жена, и сын, и мать, отца только не привез. Отца не успел. Но это не ты виноват – это я сам. А все остальное – благодарение Богу. Все сыты, у Баськи полно молока. И заработок есть. Потому что Бог поставил тебя на моем пути. Ты и есть ангел божий. Бородатый гойский божий ангел.
Билл и сам уже засыпал. Он не понимал бормотания Бена, но чувствовал его благодарность и думал, засыпая, что вот ему уже 77 лет, а он, кажется, в первый раз в жизни сделал по-настоящему хорошее, христианское дело. И, может быть, на Страшном суде ему теперь припомнят не только грехи, но и целую семью, которая благодаря ему живет в сытости и безопасности.
Платья и блузки, сшитые Басей и Рейзл, вытеснили почти весь остальной товар. Они хорошо покупались и обходились очень дешево. Но мать и жена работали целыми днями, а иногда и до полуночи, а ведь было и хозяйство, и ребенок, и подготовка к Шаббату. Нужна была помощница. Берл зашел к мадам Бройдо, и она, подумав, предложила свою сестру Ханну. Дети у той уже подросли, а заработка не хватало. Договорились так: три раза в неделю она будет приходить к Берманам домой – стряпать, убирать и стирать, а в остальные три дня – строчить на машинке. Машинку взяли напрокат на месяц, поглядеть, как пойдут дела. Ханна шить не умела, но Бася показала ей, как заправлять шпульку и плавно нажимать ногой. Все остальное было несложно. Бася сама сметывала швы на живую нитку, а Ханна строчила, не задумываясь о крое. Платили Ханне три доллара в день – для женщины зарплата неплохая. Не прошло и полугода, как они взяли еще одну машинку и еще одну работницу. Теперь Бася только кроила и сметывала иголкой, строчку делали Рейзл и две наемные работницы. Освободившись от каторги швейной машинки и стряпни, Бася стала выдумывать новые фасоны и освоила сложный покрой мужских рубашек. Тут надо было обметывать петли и пришивать множество пуговиц, но и цена на рубашки была выше. Игра стоила свеч!
Однажды на исходе субботы, собирая посуду после последней трапезы, Бася сказала, что дела идут хорошо и пора открывать магазин.
– Глупости! – отрезала Рейзл. – Магазинов в Нью-Йорке сотни. Кто будет покупать у нас?
– Ты видела, сколько стоит рубашка в магазине? А сколько у нас? Мама, мы же продаем дешевле!
– Ты ничего не понимаешь, девочка, – сказала Рейзл. – Ты подумала, что надо платить за аренду? А налоги? А вывеска?
– А ты подумала, что Берл живет как собака?! – вспыхнула Бася. – Спит в сараях и питается всухомятку!
– Ну что же, – сказала Рейзл, – мужчина, который кормит семью, всегда работает тяжело.
– Ты его совсем не жалеешь, мама! – закричала Бася. – Он же твой сын!
– А он нас пожалел? – звенящим голосом крикнула Рейзл и хлопнула ладонью по столу. – Мы чуть не умерли с голоду, а отец вообще не выжил. Вы оба знаете, что такое погром?
Обе женщины плакали навзрыд, Берл сидел у стола, зажмурив глаза и зажав уши руками.
Бася подскочила к мужу, оттянула насильно руки, прижатые к голове, и закричала пронзительно:
– Сколько ночей ты провел со мной за эти два года? Чудо, что у нас есть
