Вся твоя ложь - Гарриет Тайс

– А что насчет нетбола? Вы играете вместе?

Я буду продолжать мучить ее неудобными вопросами, пока не добьюсь от нее хоть чего-нибудь. Минуту она молчит, а потом качает головой – движение легкое, но достаточно понятное.

– Они не передают мне мяч, мам. Я была в самом подходящем месте для того, чтобы получить пас, но Дейзи намеренно отдала мяч другой команде, лишь бы только не передавать его мне. И мама ее за это даже не отчитала. Она только рассмеялась, и все.

– Ее мама приходит посмотреть, как вы играете?

– Да, она постоянно ходит на наши тренировки. И всегда дает девочкам кучу советов по игре.

– По нетболу?

Я не могу скрыть скептические нотки в своем голосе.

– Взрослые тоже играют, мам, – говорит Робин.

Наступает пауза.

– Но она слишком много кричит. Недавно она довела Дейзи до слез.

– Вот как? И как же это произошло?

– Дейзи промахнулась, не попав в кольцо, и мама очень рассердилась на нее. Она все продолжала и продолжала повторять ей, какая она никчемная и что она никогда не попадет в команду номер один.

– Это ужасно, – говорю я. – И к тому же очень глупо так переживать о нетболе в шестом классе.

– Мам, – говорит Робин, – но ведь это важно.

– О, я знаю, что это важно. Но понимаешь, что я имею в виду? Это не так важно – не настолько важно, чтобы довести кого-то до слез по этому поводу. Я даже не знала, что родители могут приходить и смотреть, как проходят тренировки.

– Мама Дейзи – единственная, кто на них ходит.

– А разве учитель не пытается остановить ее, когда она начинает кричать? – спрашиваю я, и Робин смотрит на меня так, словно я сошла с ума:

– Учительница тоже ее боится. Мама Дейзи и вправду очень много кричит.

Робин отодвигает в сторону остатки пиццы и топает наверх в свою комнату. Мне хочется последовать за ней, чтобы продолжить этот разговор, но я сдерживаю свой порыв. Я сажусь на диван в гостиной и пытаюсь читать книгу, пробегая по строчкам глазами, перелистывая страницы. Однако не понимаю ни слова из прочитанного. А перед моим мысленным взором проплывают картины жестокой расправы, которую я хотела бы устроить над Джулией.

Примерно в восемь вечера я решаю подняться наверх, чтобы убедиться, что Робин готовится ко сну. Я уже топаю вверх по лестнице, как вдруг слышу приглушенный крик из ее комнаты. Остальную часть пути я бегу перепрыгивая через две ступеньки.

Робин сидит на полу рядом с кроватью, вокруг нее разложено содержимое ее школьной сумки. В руках у нее какая-то незнакомая мне коробочка – квадратная, бледно-голубого цвета. Она похожа на коробку от «Тиффани», и когда я подхожу ближе, то вижу знакомый логотип на крышке, лежащей неподалеку. Это одна из тех самых милых коробочек этого бренда.

Робин испуганно смотрит на меня, держа в руках эту коробку. Я понимаю, что она не может пошевелиться. Я подхожу и осторожно забираю коробку у нее из рук. А потом заглядываю внутрь. Сначала я не могу разобрать, что это такое там внутри – какая-то непонятная коричнево-белая масса на дне. Я вглядываюсь пристальнее. Что-то похожее на крупинки риса. Но они шевелятся. Я на мгновение замираю, так же как и Робин, глядя на содержимое коробки и еще не до конца понимая, что же у меня в руках. Но затем ко мне приходит осознание.

– Личинки! Там личинки! – кричу я, отбрасывая от себя прочь коробку.

И с ужасом наблюдаю, как личинки осыпают Робин белым дождем, а коробка приземляется прямо на ее кровать.

Робин тоже начинает кричать и в отчаянии бежит в ванную. И сквозь продолжающиеся крики я слышу, как включается душ и начинает течь вода. А потом крики Робин переходят в надрывные рыдания. Я все это время тоже кричу, отряхивая руки, смахивая с себя все, что могло на меня упасть. Но потом вдруг понимаю, что больше всего досталось именно Робин и нужно пойти к ней и успокоить.

Я подхожу к двери ванной и спрашиваю, все ли с ней в порядке. Она перестает всхлипывать, и все, что я слышу, это шум и всплески воды в душе. Я оставляю ее в покое и бегу вниз за чистящими средствами и мешком для мусора. Надеваю резиновые перчатки, стискиваю зубы и принимаюсь за уборку. Поначалу я испытываю дикое отвращение даже от мысли, что придется хоть и в перчатках, но все же прикасаться к этим мерзким личинкам. Но мысль о Робин закаляет мою силу воли, и вскоре я справляюсь со своей брезгливостью, поднимая их одну за одной с мрачной решимостью.

Робин закончила мыться и стоит в дверях своей спальни, завернувшись в полотенце. Шок, кажется, немного прошел, но она все еще выглядит очень потрясенной, отказываясь приближаться к тому месту, где были личинки. Я убираю с пола все, что могу, и подхожу к кровати, на которой лежит коробка. Она приземлилась на бок, и я переворачиваю ее обратно на дно. С огромным усилием я стараюсь преодолеть свое отвращение.

Робин стоит с таким страдальческим выражением лица, что одного взгляда на нее достаточно, чтобы начать решительно действовать. Я снова заглядываю в коробку, осторожно ковыряясь в содержимом, пытаясь отодвинуть личинки в сторону, чтобы разглядеть, что там под