Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце июня он снова пишет бабушке из Пятигорска о своем желании получить отставку: «То, что вы мне пишете о словах г. Клейнмихеля, я полагаю еще не значит, что мне откажут отставку, если я подам, он только просто не советует, а чего мне здесь еще ждать?». Он дает совет бабушке – «Вы бы хорошенько спросили только, выпустят ли, если я подам». Как следует из контекста письма, Клейнмихель не рекомендовал писать такое прошение, но, возможно, он надеялся получить весомую мзду от Елизаветы Алексеевны за свое ходатайство. В петербургском обществе не являлось особым секретом, что этот преданный императору генерал был закоренелым взяточником и казнокрадом.
В это же время Лермонтов и его друзья дали пятигорской публике бал в гроте Дианы возле Николаевских ванн, который надолго запомнился его участникам. Поэт выступил главным его организатором и на этом балу, по воспоминаниям присутствовавших на нем, был в приподнятом настроении, много танцевал и веселился [4, с. 393–402]. Известна небольшая размолвка Лермонтова по этому поводу с полковником князем В. С. Голицыным, который ранее представлял его к награждению золотой саблей «За храбрость». Как вспоминал бывший тогда подпоручиком Н. П. Раевский, полковник предлагал устроить настоящий бал в Ботаническом саду, но Лермонтов ему заметил, что это не всем удобно, поскольку сад находится далеко за городом и поэтому дамам будет сложно туда добираться. «Так здешних дикарей учить надо!» – ответил князь. Лермонтов, по словам Раевского, ничего не ответил, «но этот отзыв князя Голицына о людях, которых он уважал и в среде которых жил, засел у него в памяти, и, возвратившись домой, он сказал нам: «Господа! На что нам непременно главенство князя на наших пикниках? Не хочет он быть у нас, – и не надо. Мы и без него сумеем справиться». Не скажи Михаил Юрьевич этих слов, никому бы из нас и в голову не пришло перечить Голицыну; а тут словно нас бес дернул. Мы принялись за дело с таким рвением, что праздник вышел – прелесть» [4, с. 417]. Впрочем, сам Голицын как умный и благородный человек, не придавал этому событию сколь-нибудь серьезного значения. Но, конечно, далеко не все знакомые поэта отнеслись с должным пониманием к этой ситуации и одобрили его поступок. Были многие, которые воспользовались этим обстоятельством для того, чтобы создать вокруг опального офицера соответствующую, крайне тяжелую для него, атмосферу.
Обстановка в Пятигорске перед его дуэлью с Мартыновым детально описана многими свидетелями. Так С. Н. Филиппов в статье «Лермонтов на Кавказских водах» (журнал «Русская мысль». Декабрь 1890 г.), подробно охарактеризовал будущего убийцу поэта, который находился в Пятигорске в ожидании приказа об отставке. Автор статьи подчеркивает, что Мартынов был первым франтом в городе и каждый день менял черкески из самого дорогого сукна и «все разных цветов: белая, черная, серая и к ним шелковые архалуки такие же или еще синие». К этому костюму он добавлял «длинный чеченский кинжал без всяких украшений, опускавшийся ниже колен, а рукава черкески засучивал выше локтя». Филиппов утверждал, что «Мартынов пользовался большим вниманием женского пола. Про Лермонтова я этого не скажу. Его скорее боялись, т. е. его острого языка, насмешек, каламбуров». Данное свидетельство в отношении Мартынова подтверждается многими современниками, но что Лермонтова боялись – скорее натяжка, например, Раевский так не считал, о чем уже говорилось выше. Поэта, скорее, уважали, поскольку незаурядность его личности интуитивно ощущалась всеми, в том числе и его противниками.
13 июля 1841 года произошло многократно описанное в литературе и мемуарах (Э. А. Шан-Гирей, Н. П. Раевский, П. А. Висковатов и др.), столкновение между Лермонтовым и Мартыновым в доме Верзилиных, поэтому хотелось бы остановиться на некоторых не до конца понятных деталях этого события. Хорошо известная ироническая фраза поэта, обращенная к Мартынову, – «А что ты меня вызовешь?», в сущности, означала, что повода для дуэли, даже с формальной точки зрения, просто не было. Что касается прозвища – «Горец с большим кинжалом», данного поэтом Мартынову и якобы ставшего причиной вызова, то Лермонтову в таком случае следовало бы вызывать всех, кто называл его Маешкой, то есть, злым и уродливым горбуном. Как уже отмечалось выше, недруги поэта часто говорили и писали о его язвительном характере, но разве это оправдывает убийство, тем более что обмен колкостями с Мартыновым был взаимным.
А что сам Мартынов писал о себе, какие идеалы он исповедовал? В офицерской среде о нем было не очень благоприятное мнение, его считали и, видимо небезосновательно, трусом. Об этом прямо пишет А. И. Арнольди в своих мемуарах утверждая, что «кроме двух секундантов, Глебова и Александра Васильчикова, вся молодежь, с которою Лермонтов водился, присутствовала скрытно на дуэли, полагая, что она кончится шуткой и что Мартынов, не пользовавшийся репутацией храброго, струсит и противники помирятся». Кроме того, у Мартынова к тому времени появилось весьма обидное для него прозвище «маркиз де Шулерхоф». Конечно, это были только подозрения, но его неожиданная отставка дает веские основания задуматься об истинных мотивах его поведения и обоснованно сомневаться в его правдивости и благородстве.
Сама эта дуэль подробно описана разными авторами (Э. Г. Гернштейн, В. А. Захаров, С. И. Недумов, В. А. Мануйлов и др.), поэтому есть смысл остановиться только на тех ее эпизодах, которые характеризуют Лермонтова как офицера. Поэт не считал свое столкновение с Мартыновым у Верзилиных сколь-нибудь серьезным обстоятельством и поэтому по дороге к месту дуэли был в хорошем настроении. П. К. Мартьянов писал, что секундант корнет М. П. Глебов впоследствии утверждал, что никаких грустных разговоров поэт не вел и посмертных распоряжений не давал. Он только сожалел, что не получил отставку, поскольку у него в планах было издание двух монументальных романов из европейской и
