Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В настоящее время многие попытки объективно проанализировать случившееся еще больше запутывают и искажают картину произошедшего. В статье Г. Абсавы и Н. Бурляева «Кто убил Лермонтова» некоторые интересные рассуждения чередуются с явными искажениями и откровенным вымыслом [39, с. 225–238]. Так, значительно гипертрофирована роль жандармского офицера А. Н. Кушинникова в следственных действиях, вероятно, по аналогии с недавним советским прошлым, когда спецслужбы в нашей стране контролировали всех и вся. Необходимо принять во внимание, что Кушинников вошел в следственную группу по расследованию обстоятельств дуэли по прямому указанию полковника Траскина, что и отмечено в его рапорте на имя Бенкендорфа от 16 июля 1841 года. В нем этот офицер информирует шефа жандармов о состоявшейся дуэли Лермонтова с Мартыновым и о производстве следствия по этому делу. В тот же день аналогичные рапорты были поданы от полковника Траскина военному министру графу Чернышеву и от пятигорского коменданта полковника Ильяшенко лично императору.
Подполковником Кушинниковым в дальнейшем подписывались все следственные документы, и поэтому он вряд ли мог давать какие-либо указания членам комиссии вопреки действующему законодательству и формальным процедурам.
Авторы статьи также не видят противоречия между своим утверждением, что А. А Столыпин (Монго), С. В. Трубецкой и М. П. Глебов это – «кадровые военные, люди уставные, что, вообще-то ограничивает инициативу, кроме боевой», и версией о том, что «техническим исполнителем» убийства являлся корнет Глебов. Он был, между прочим, боевым офицером и погиб в сражении, а не умер в кабинете или в постели, и это ему посвятил свой замечательный экспромт Лермонтов:
Милый Глебов,
Сродник Фебов,
Улыбнись,
Но на Наде,
Христа ради,
Не женись!
Но, оказывается, некоторые наши современники лучше разбираются в характерах давно умерших людей, чем гениальный поэт. И, безусловно, не может не «радовать» такое понимание психологии русского офицера как «ограниченного в инициативе». Как же тогда Россия выигрывала тяжелейшие войны, непонятно, ведь офицеры служили не
только в боевых частях, но «как ни странно», еще и в штабах. И неизвестно где служба была легче: знать, что твои товарищи погибают, а ты не можешь им помочь – это моральная пытка для любого человека, имеющего совесть и чувство сопричастности к своему народу и своей Родине.
В статье высказывается и едва прикрытое обвинение в похищении корнетом Глебовым бумаг Лермонтова, поскольку имеются сведения, что после убийства поэта он встречался в Тифлисе с Ф. Боденштедтом, которому передал для перевода стихотворения поэта. А что, разве нельзя предположить, что Лермонтов просто подарил ему эти стихи? Почему бы заодно не обвинить в краже и Р. И. Дорохова, у которого тоже была тетрадь со стихотворениями поэта, да и всех остальных, у кого сохранились его произведения. Ради дешевой сенсации оскорблять необоснованными подозрениями давно умерших людей, по меньшей мере, недопустимо.
И вот этот «технический исполнитель» ротмистр лейб-гвардии Конного полка Глебов верхом на коне, готовя батальон Ширванского полка к атаке и находясь впереди солдат, был убит горцами выстрелом в голову в 1847 году в возрасте всего 28 лет. Погиб совсем молодым, как и его друг Лермонтов.
Также оказались вовлечены в заговор, по мнению авторов статьи, Столыпин (Монго) и князь Трубецкой – «они были поставлены перед фактом участия в предательском убийстве и проявили малодушие, испугавшись огласки и изгнания из благородного общества». Да уж прекрасного мнения о русских офицерах придерживаются Г. Абсава и Н. Бурляев! Впрочем, у них есть все-таки положительный образ – это Мартынов – «добродушный, но слабохарактерный», вот такой вот он у них несчастный. Не меньшее изумление вызывает положительная оценка, как они считают, Николаем I высокого художественного достоинства романа «Герой нашего времени». Любой читатель может прочитать это письмо императора – там ведь, кроме «написано превосходно» и лестной характеристики Максима Максимыча, никаких восторгов не выражено. Более того, чувствуется искренняя злость царя на поэта (жалкое дарование – по его определению!) и едва прикрытая угроза ему в конце этого отзыва. Исходя из контекста статьи непонятно также, какие западные либеральные ценности господствовали тогда в монархической Европе – анализировать ситуацию того времени исходя из штампов современной эпохи, по меньшей мере, странно.
После смерти Лермонтова сразу появились самые фантастические сюжеты, связанные с историей этой дуэли, поэтому есть смысл обратиться к официальному документу той эпохи, сохранив и стилистику и орфографию того времени.
В акте от 16 июля 1841 г. об осмотре места дуэли Лермонтова с Мартыновым указано: «1841 года июля 16 дня следователь плац-майор подполковник Унтилов, пятигорского земского суда заседатель Черепанов, квартальный надзиратель Марушевский и исправляющий должность стряпчего Ольшанский 2-й, пригласив с собою бывших секундантами: корнета Глебова и титулярного советника князя Васильчикова, ездили осматривать место, на котором происходил 15 числа, в 7 часу по полудни, поединок. Это место отстоит на расстоянии от города Пятигорска верстах в четырех, на левой стороне горы Машука, при ее подошве. Здесь пролегает дорога, ведущая в немецкую николаевскую колонию. По правую сторону дороги образуется впадина, простирающаяся с вершины Машука до самой ее подошвы, а по левую сторону дороги впереди стоит небольшая гора, отделившаяся от Машука. Между ними проходит в колонию означенная дорога. От этой дороги начинаются первые кустарники, кои, изгибаясь к горе Машухе, округляют небольшую поляну. Тут-то поединщики избрали место для стреляния. Привязав своих лошадей к кустарникам, где приметна истоптанная трава и следы от беговых дрожек, они, как указали нам, следователям, гг. Глебов и князь Васильчиков, отмерили вдоль по дороге барьер в 15 шагов и поставили по концам оного по шапке, потом, от этих шапок, еще отмерили по дороге ж в обе стороны по 10 шагов и на концах оных также поставили по шапке, что составилось уже четыре шапки. Поединщики сначала стали па крайних точках, т. е. каждый в 10 шагах от барьера: Мартынов от севера к югу, а Лермонтов от юга к северу. По данному секундантами знаку, они подошли к барьеру. Майор Мартынов, выстрелив из рокового пистолета, убил поручика Лермонтова, не успевшего выстрелить из своего пистолета. На месте, где Лермонтов упал и лежал мертвый, приметна кровь, из него истекшая. Тело его, по распоряжению секундантов, привезено того ж вечера в 10 часов на квартиру его
