Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

А другие, они дрожат всем телом. Кто-то даже делает в штаны, Торстейн. А потом, когда всё позади… – Бьёрн потупил глаза, и вдруг мне почудилось, что с нами отец и слова его исполнены опыта прожитой жизни: – Люди гибнут, Торстейн. Их ранят, они… Они истекают кровью и умирают. Так что, если мы можем победить, не вступая в ближний бой… Так гораздо лучше.

От этих слов я крепче вцепился в лук, вдруг осознав, какую ответственность возложил на меня Асгейр.

– Наверняка кто-то стреляет лучше меня, – сказал я. – Те, вон там…

Я кивнул в сторону Вальдемара и Рагнара Кузнечного Молота. Вальдемар точил свой топор, а Рагнар Кузнечный Молот следил за ним.

– Я сказал Асгейру, что ты стреляешь лучше, чем кто-либо, кого я видел. Как лучник, ты будешь стоять за мной. – Бьёрн наклонился ко мне и обхватил ладонью мой затылок. – Я не хочу, чтобы тебя ранили, Торстейн. Но ты должен обещать, что будешь целиться верно.

Между Бьёрном и мной всегда было так, что Бьёрн был лучшим в борьбе и драке на кулачках, и не только потому, что он был старше. Силой и гибкостью Бьёрн превосходил многих, и я знал, что отец очень гордился им за это. Сам я лучше управлялся с луком. Может, белку за сто шагов я бы и не подстрелил, но в ствол дерева вполне мог попасть, и не обязательно толстый.

– Когда сойдем на берег, если найдется время, постарайся набить руку, – сказал Бьёрн и кивком указал на сакс, который я получил от Асгейра. – Давай я покажу тебе, как управляться с этим.

Как уже говорилось, все люди Олава обучились сражаться с саксом или кинжалом в одной руке и с топором в другой, и мой брат не был исключением. Сначала он велел мне взять сакс в левую руку. Лезвие его было длиной почти с мою руку до локтя. С тупой стороны он был изогнут, а режущая кромка была совсем прямой, из-за чего нож походил на клюв птицы. Сакс надо держать так, чтобы режущая кромка была повернута вверх ко мне, пояснил Бьёрн. Ударом топора я заставлю врага отступить, а если увижу, что он раскрылся, мне надо будет зацепить противника саксом, так что он, отступая, сам расширит рану. То же самое надо сделать, если отступать буду я; заведя сакс под колено врага, за шею или в пах, я смогу серьезно его ранить, просто сделав шаг назад. В битве у меня будет и щит, – продолжал Бьёрн, – и обычно происходит так, что мы прорываемся в ряды врагов двумя движениями: сначала наносим сильный удар топором, держа сакс в той же руке, что и щит. Затем пробиваемся на один-два шага вперед, открываем руку со щитом и цепляем противника саксом, а потом либо вновь рубим его топором, либо отступаем сами, нанося режущий удар. Таковы были два главных боевых приема варягов, и до сих пор перед ними не могли устоять ни франки, ни англичане, ни чернокожие. Приемы были достаточно просты, чтобы их помнил любой, даже впавший в боевую ярость или ошалевший от боли, и достаточно действенны, чтобы прорвать любую оборону.

Стоя с саксом в одной руке и топором в другой, я заметил, что Олав взобрался на нос корабля. Он стоял так, как когда я увидел его в первый раз, держась одной рукой за форштевень и стоя на планшире обеими ногами. На море были волны, дул ровный южный ветер. Конечно, мы повернули на север, так что ветер и волны не мешали ровному ходу корабля, но я никак не мог понять, как ему не страшно так стоять. Его корабль шел всего в двух корпусах от нас, и казалось, что он сейчас находится во власти какой-то ворожбы, ибо он закрыл глаза и поднял лицо к небу. Монах Альфред тоже стоял на носу, казалось, что он настойчиво следит за Олавом, который теперь открыл глаза. Он протянул руку к берегу, туда, где прямо по курсу виднелась бухта. С правого борта вытравили шкоты, с левого – выбрали, и корабль Олава повернул к берегу. Остальные последовали за ним.

Я еще не знал, где мы очутились, и, пожалуй, никто не знал. Олав Трюггвасон держал путь к земле, которая, вероятно, казалась ему чужой, никогда еще сюда не ступала его нога. Мы не имели ни малейшего понятия о том, что находимся недалеко от фьордов, где обитают могущественные хёвдинги. Всего на пяти кораблях мы вошли в тот день в длинный фьорд за островами Сторд и Бёмло, и лишь благодаря своей удаче мы не встретились с кораблями врага. В тот день во фьорде не было ни рыбаков, ни торговцев, может, потому, что набеги сыновей ярлов распугали людей, и те подались от моря вглубь берега. Олав вел нас вверх вдоль восточного берега Бёмло, так что корабли были защищены от океанских волн, и здесь мы нашли узкий залив, оба берега которого поросли лесом. Этот залив глубоко врезался в остров Морстр, и именно он стал первой гаванью Олава в Норвегии.

Поздним вечером мы сошли на берег, но нам было велено не терять из вида корабли. Этот остров был похож на острова у нас дома, в Вингульмёрке. Здесь, между бараньих лбов и округлых скал, росли корявые сосны, здесь попадались маленькие густые рощицы ясеней, берез и осин. Стояла ранняя весна, но почки на березах уже были готовы лопнуть. Рагнар Кузнечный Молот срезал такую веточку и принес ее на борт, а позже, когда от жара огня листочки распустились, он громко вздохнул и возблагодарил Белого Христа и Одина за то, что ему удалось прожить еще одну зиму.

Драккары пришвартовали кормой к берегу, чтобы было не трудно отплыть в спешке. Поэтому же нам запретили отходить далеко. Но Олав разослал разведчиков, и они не нашли никаких следов людей. На острове мы были одни, и, должно быть, Олав решил, что здесь, в заливе, он в безопасности, поскольку тем вечером он со своим псом спустился в трюм и лег спать среди своих сокровищ, позволив открыть бочонки с пивом, чтобы мы могли отпраздновать наше прибытие.

Мы с Бьёрном, Рагнаром Кузнечным Молотом и Эйстейном Кулаком допоздна сидели вместе. Эйстейн Кулак быстро напился, он вообще легко пьянел. Остальные старались соблюдать меру, ведь мы не знали, где очутились. Вполне могло быть, что люди ярла находились неподалеку.

– Держите оружие поблизости, – сказал Рагнар Кузнечный Молот, кинув на меня мрачный взгляд. – Спите одним глазом.