Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

Во имя христианства и человеческого достоинства смиренно умоляю вас снова возвысить свой священный вселенский голос против усилившегося нехристианского преследования еврейского народа, чинимого нацистами. Американцы всех вероисповеданий и расового происхождения ужасаются от чудовищных жестокостей, которым подвергаются миллионы евреев. Дикарский культ национализма – грубое извращение христианской совести и человеческого духа… Я молюсь и надеюсь, что вмешательство Святого престола, всегда являвшегося средоточием расовой духовной терпимости и справедливости, пробудит мировую совесть и поможет остановить оргию дикости, которой предаются нацисты.

В соответствии со сложившейся практикой был составлен проект краткого ответа: апостольского делегата в Вашингтоне просили «конфиденциально» заверить американского издателя, что Святой престол делает все возможное. Под проектом имеется приписка откровенного монсеньора Тардини, который и составлял ответную телеграмму. Она поясняет: «Я решил добавить слово "конфиденциально", поскольку Поуп является владельцем ежедневной газеты Il Progresso Italo-Americano, а значит, легко может опубликовать ответ Святого престола. С одной стороны, это было бы даже полезно; но с другой стороны…» Это многоточие очень красноречиво. Внизу Мальоне поставил резолюцию: sta bene – «хорошо»[602].

Монсеньора Чиконьяни, папского делегата в Вашингтоне, тоже осаждали просьбами убедить понтифика публично высказаться против продолжающегося истребления евреев в Европе. В переписке с Ватиканом он вскоре стал все чаще оправдываться, видя, что Святой престол не слишком одобряет передаваемый им в Ватикан поток жалоб на молчание папы. Это становится ясно из телеграммы, которую он направил кардиналу Мальоне в конце марта. Дипломат объяснял, что после получения трех последних писем кардинала:

…вряд ли следовало посылать новые призывы, однако сегодня ко мне явились три раввина, представлявшие разные религиозные ассоциации. С учетом тревожных новостей, особенно из Лондона, о систематическом, быстром уничтожении евреев, которое, как говорят, началось после недавнего приказа Гитлера, в частности в Польше, эти представители слезно умоляли меня убедить Святого Отца выступить с публичным обращением и молитвой, чтобы остановить массовые убийства и депортацию.

Чиконьяни завершал телеграмму еще одним извинением: «Я вынужден был пообещать, что передам их просьбу»[603].

Если у Пия XII были основания заявлять, что его влияние на правительство Германии невелико, то сказать то же самое о своем влиянии в Италии он не мог. В апреле еврейские организации уведомили его о требовании немцев депортировать евреев из тех областей Франции и побережья Далмации, которые находились тогда под итальянским контролем. Папа решил действовать и велел своему эмиссару-иезуиту переговорить об этом с Джузеппе Бастианини, новым заместителем министра иностранных дел Италии[604].

Бастианини заверил папского представителя, что Италия не передаст этих евреев Германии. Он напомнил, что принцип Муссолини – «отделять евреев, а не преследовать их». Евреи, находящиеся на территориях, оккупированных Италией, по-прежнему будут оставаться в итальянских концентрационных лагерях и не покинут их. Он объяснил: «Мы не хотим быть палачами… Не забывайте, церковь тоже всегда призывала к тому, чтобы ее отделяли от синагоги»[605].

В начале апреля 1943 г. Гитлер снова вызвал Муссолини, чтобы обсудить ход войны. Предыдущую встречу дуче пропустил из-за своих хворей, теперь же он, хотя и чувствовал себя плохо, все-таки сел в специальный поезд. Острая боль в желудке заставляла его время от времени останавливать состав и с помощью двух адъютантов спускаться по ступенькам, чтобы отдышаться на свежем воздухе. Когда Муссолини прибыл в Зальцбург, Гитлер, пораженный болезненным видом соратника, стал уговаривать дуче позволить немецким врачам осмотреть его, но итальянский диктатор отказался.

Ослабевший и больной, Муссолини все-таки нашел в себе силы призвать фюрера заключить мир с Россией и тем самым высвободить силы люфтваффе, чтобы те могли защитить Италию от налетов авиации союзников. Но Гитлер остался непоколебимым.

Вернувшись в Рим, дуче снова слег с мучительной болью в желудке. Он пролежал еще месяц. «По его пожелтевшему лицу видно, как он страдает», – отмечал один из посетителей. Итальянский диктатор делал все возможное, чтобы сохранить маску воинственности, однако теперь в его голосе проскакивали оборонительные, оправдывающиеся нотки, которые трудно было не заметить. «Говорят, что со мной покончено, что моя песенка спета, что меня списали в утиль, – как-то произнес он. – Что ж, они еще увидят!»[606]

Глава 28

Неловкая просьба

Собравшись с силами, Муссолини 5 мая 1943 г. снова обратился к народу с балкона, выходящего на пьяцца Венеция. (Это было его последнее обращение такого рода.) Накануне состоялась встреча фашистской верхушки. Карло Скорца, новый руководитель фашистской партии, предложил собственный вариант сочетания фашизма и католицизма. «Фашистский народ, – заявил он главным чернорубашечникам, – победит и в войне, и в мирное время, ибо обладает тремя качествами, которые гарантируют вечное существование: приверженность католицизму; признание Савойской династии как символа преемственности и славы; повиновение и вера в гений Дуче». Короче говоря, получалась эдакая фашистская «святая троица»: церковь, монархия, дуче. Выйдя на свой балкончик за окном кабинета, Муссолини сказал примерно то же, что и Скорца. «Подобно вам, – заявил он поспешно согнанной толпе, – я убежден, что кровавые жертвы в нынешние трудные времена принесут нам победу, если верно (а это верно), что Господь справедлив и Италия бессмертна»[607].

Итальянцы все сильнее уставали от войны, которой большинство из них с самого начала не хотело. Между тем итальянская пресса продолжала цитировать слова церковных лидеров в попытке подстегнуть боевой дух народа. Римская ежедневная католическая газета поместила 9 мая 1943 г. типичную публикацию – недавнее благословение патриарха Венеции, обращенное к войскам. «Вся Италия гордится вами, – провозглашал патриарх. – Она знает, с каким рвением и упорством вы, словно неколебимая стена, стоите на пути врага с его огромной мощью. Она знает, что вы верны долгу и не уклоняетесь от самых суровых жертв». В действительности же эта стена стремительно разваливалась[608].

Звезда дуче закатывалась, а вот звезда папы, напротив, восходила. Ватикан все более активно пытался представить Пия XII героическим святым-миротворцем. Очередная возможность для этого выдалась ватиканским имиджмейкерам 2 июня, в день тезоименитства папы – праздник святого Евгения. Девятнадцать кардиналов, присутствовавших тогда в Риме, произнесли полагающиеся почтительные слова, а затем папа выступил с речью, которую транслировали по радио и которую затем широко, хотя и выборочно, цитировала итальянская пресса. Ватиканская газета L'Osservatore Romano вышла с броским заголовком на первой полосе: «Неустанная деятельность Верховного пастыря по успокоению страданий, причиняемых войной, и его призыв к возвращению подлинного мира во всем мире». Вновь обращаясь к теме, которую он затронул в своем рождественском радиообращении в прошлом году, папа выразил желание откликнуться на просьбы жаждавших услышать его слова утешения, «ибо их положение печально из-за национальности и происхождения». Далее он сказал о симпатии к тем «малым нациям», которые в силу своего географического положения вынуждены испытывать тяготы, ставшие результатом борений великих держав, и страдать от ужасающих бедствий. За этим последовало выражение сострадания тем мучениям, которые испытывает польский народ. В заключение понтифик пожелал, чтобы на земле вскоре воцарился мир[609].

И вновь обе стороны могли найти в папском выступлении слова, вроде бы сказанные в их поддержку. Британский посланник, подчеркивая, что папа высказал сочувствие тем, кто подвергается преследованиям из-за своего происхождения, и польскому народу, назвал папское обращение «наиболее откровенной речью из всех, с которыми он выступал с начала войны»[610]. Il Regime Fascista, газета рьяного фашиста Роберто Фариначчи, давала собственный пространный и уважительный пересказ папской речи, а Чиано по итогам папского выступления подготовил длинную аналитическую записку для Муссолини. Папа, отмечал Чиано, чувствовал, что ему необходимо сказать что-то такое, что «развеяло бы впечатление политической пассивности Святого престола, которое все больше распространяется в католических кругах». Понтифик весьма осторожно