Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

обошелся с двумя «особенно деликатными пунктами», которых он счел нужным коснуться. Сочетая выражение озабоченности судьбой народов оккупированных стран и сожаления по поводу жестокостей воздушной войны, папа «по сути, попытался в равной мере распределить вину и ответственность между двумя группами воюющих и тем самым подчеркнуть вселенскость и беспристрастность Святого престола». Говоря об оккупированных народах, понтифик явно имел в виду те страны, которые захвачены гитлеровской коалицией, но важно то, что даже здесь он выделил лишь одно конкретное место – Польшу. «Очевидно, он хотел выбрать такую страну, по поводу которой, после [недавних] шокирующих сообщений о массовых убийствах в Катыни [где в 1940 г. Советы расстреляли тысячи польских офицеров и представителей интеллигенции], никто не может сказать, что принесло ей больше страданий – тяготы немецкой оккупации или злокозненность СССР». В то же время, как утверждал Чиано, призыв папы вернуться к принципам базового гуманизма в том, что касается ведения боевых действий, – это затаенный укор американцам и британцам за их безжалостную воздушную войну[611].

Папа выступил с речью как раз после краха армии гитлеровской коалиции на русском фронте. Итальянский экспедиционный корпус, отправленный в Россию, был разгромлен. Те его солдаты, которые не были взяты в плен или убиты, бежали, несмотря на страшный мороз и глубокий снег. Один из уцелевших вспоминал обочины дорог, «усеянные гротескными неподвижными фигурами, обратившимися в мраморные статуи под снегом и льдом». В общей сложности погибли и пропали без вести 87 000 итальянских солдат и еще многие тысячи получили ранения и обморожение. Остатки армии, вернувшиеся в Италию весной этого года, принесли с собой рассказы об ужасных подробностях произошедшего.

Невзгоды итальянцев этим не ограничивались: дефицит продуктов усиливался – как и британско-американские авианалеты на города Италии. Казалось, союзники вот-вот высадятся на итальянской земле[612]. В начале мая британские бомбардировщики пролетели над Римом, сбрасывая осветительные бомбы и листовки, в которых итальянцам грозили уничтожением, если они не разорвут альянс с Германией. Это было первое появление самолетов союзников в небе над Римом с начала войны[613]. Папа чувствовал, что нужно что-то предпринять. В конце концов, он был не только верховным пастырем всех верующих католического вероисповедания, но и главой итальянской церкви.

Монсеньор Тардини подготовил 10 мая заметки о тех трудностях, с которыми столкнулась Италия. Он писал, что Муссолини заботит лишь то, как бы удержаться у власти, а между тем в условиях разрухи и лишений по стране расползается зараза коммунизма. Следующий тезис Тардини сформулировал деликатно, хотя и выделил его подчеркиванием: «Перед лицом этой печальной картины возникает вопрос, имеет ли смысл вмешательство со стороны Святого престола».

Перечисляя варианты действий, доступные для понтифика, Тардини признавал, что существуют доводы в пользу дальнейшего сохранения молчания папы за исключением периодического высказывания сожалений о тех несчастьях, которые приносит война. Однако с учетом расположения Ватикана, его тесных исторических связей с Италией и того факта, что итальянский народ ждет от понтифика помощи в этот нелегкий час, монсеньор замечал, что «было бы полезно иметь возможность в будущем продемонстрировать, что Святой престол сознавал реальное положение вещей и делал для Италии все возможное». Мимоходом Тардини добавлял: «Не следует забывать, что все антиклерикалы и многие антифашисты обвиняют Святой престол в поддержке фашизма!» Он отмечал, что любое действие папы на этом пути должно удовлетворять определенным критериям. Прежде всего такие действия надлежит хранить в секрете. Возможность широко оповестить о них может представиться позже, «когда потребуется продемонстрировать благую работу, проделанную Святым престолом». В любом случае «необходимо старательно избегать шагов, которые можно было бы интерпретировать как "приглашение" заключить сепаратный мир или как предложение выступить в качестве посредника».

Монсеньор предлагал две формы выражения папской обеспокоенности: понтифик мог бы направить письмо непосредственно Муссолини или передать диктатору неофициальное словесное послание через кардинала Мальоне, который сообщит о нем Чиано, а тот – дуче. Как полагал Тардини, с учетом того, что сейчас многие видят в короле ту фигуру, которая положит конец правлению Муссолини, понтифику не следует направлять схожее послание монарху, так как «нельзя допустить, чтобы Святой Отец показал себя сторонником этого плана»[614].

На следующий день папа просмотрел служебную записку Тардини с предлагаемым текстом папского послания для итальянского диктатора. Признавая необходимость проявить хотя бы какую-то инициативу, понтифик воспротивился отправке диктатору официального письма и отдал предпочтение более скромному шагу – словесному посланию, переданному через Чиано. Чиано явился 12 мая в кабинет кардинала, и Мальоне зачитал ему папское послание, а затем передал ему этот листок, чтобы визитер прочел текст самостоятельно.

Это послание вряд ли могло быть короче: оно состояло всего из четырех предложений. Пий XII заявлял, что как отец всех верующих и как человек, всегда стремившийся уберечь гражданское население от ужасов войны, он опечален теми страданиями, которые конфликт причиняет «Его возлюбленным детям Италии». Но еще больше его беспокоит будущее, которое грозит принести еще более ужасающую скорбь и разрушения. В данной ситуации он как епископ Рима и примас Италии хотел бы «снова заявить достопочтенному Муссолини, что, как всегда, готов сделать все возможное, дабы прийти на помощь страждущему народу»[615].

В тогдашних драматических обстоятельствах трудно было вообразить более слабое послание. Даже Чиано заметил, что оно кажется ему довольно неопределенным. Пробежав глазами по строчкам, Чиано перечитал текст и отметил про себя, что папа не хочет оставлять у Муссолини письменный документ с посланием. Чиано пообещал кардиналу незамедлительно доставить диктатору это обращение, однако добавил, что не питает оптимизма насчет его реакции: едва ли Муссолини будет рад его получить, ибо в послании есть намек на необходимость вытаскивания Италии из войны. Хотя Чиано признавал, что мирные переговоры и в самом деле назрели, по его мнению, Муссолини выступит против них, да и союзники никогда не станут ни о чем договариваться с ним. А король, добавил Чиано, тоже никак не показывает, что хотел бы взять дело в свои руки[616].

Папе не пришлось долго ждать отклика Муссолини. Уже в середине дня дуче продиктовал Чиано ответ, в котором тот, несомненно, смягчил некоторые формулировки: «Дуче признателен Святому Отцу… за тот интерес, который он проявляет к страданиям итальянского народа». Муссолини подтверждал, что, скорее всего, союзники продолжат свои атаки, а значит, принесут Италии новые разрушения и бедствия. Однако диктатор по-прежнему хотел выставить себя миротворцем и поэтому добавил: «Сам Дуче страдает от сложившейся ситуации, поскольку в августе-сентябре 1939 г. он предпринимал попытки избежать конфликта». После чего Муссолини переходил к сути своего совершенно предсказуемого ответа: «Дуче благодарит папу за его благие намерения, однако при нынешнем положении вещей альтернативных путей не существует, а следовательно, Италия продолжит сражаться»[617].

На другой день Чиано доставил ответ тестя в Ватикан и зачитал его кардиналу Мальоне. По его словам, Муссолини усмотрел в папском послании еще одну попытку понтифика улучшить собственный образ за счет дуче[618].

Пока дуче отбивался от просьбы, столь тщательно составленной понтификом, остатки войск гитлеровской коалиции на территории Северной Африки сдавались противнику в Тунисе, где союзники в итоге взяли в плен еще 120 000 итальянцев и 130 000 немцев. Между тем, стараясь не раскрывать предполагаемое место высадки, союзники бомбили и побережье Сицилии, и Сардинии[619].

Вторжение союзников близилось, и высшие эшелоны итальянского общества отчаянно искали пути спасения. Военная верхушка Италии могла рассчитывать в этом плане лишь на одну фигуру – на короля, которому она традиционно присягала и которому служила. Именно монарх сохранял за собой право выбирать главу правительства, что отражалось и в требовании (так и не отмененном за годы диктатуры) ставить подпись на всех законодательных актах, прежде чем они официально вступят в действие.

Папа знал, что в Квиринале, королевском дворце на том берегу Тибра (по отношению к Ватикану), проходят тайные встречи. Папу держал в курсе Джузеппе Далла Торре, руководитель газеты L'Osservatore Romano,