Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

прибытия Вайцзеккера в Апостольский дворец прошла иного рода церемония – в соборе городка Фраскати неподалеку от Рима. Тамошний священник призвал верующих принять участие в крестном ходе с «вознесением молитв Пресвятой Деве о "мире и справедливости" и о победе над силами, противостоящими христианству и нашей стране». Он хвалил архиепископа Миланского, незадолго до этого убедившего сотни тысяч верующих подписать публичное обещание, которое они возложили к ногам изваяния Девы Марии в знаменитом Миланском соборе. Если Мадонна согласится даровать Италии победу в войне, они клялись ежедневно молиться, перестать ходить в кино на фильмы, пропагандирующие нескромную моду, и присоединиться всем семейством к конгрегации Святого Сердца Девы Марии. Священник из Фраскати распространял собственную версию этого прошения и убеждал прихожан подписать ее[649].

До высадки союзников на Сицилии оставались считаные дни, но король по-прежнему пребывал в нерешительности. Очередным военачальником, призвавшим его действовать, стал генерал Витторио Амброзио, начальник генерального штаба итальянских вооруженных сил. Он убеждал монарха заменить дуче военной диктатурой, которая могла бы договориться о сепаратном мире с союзниками. Но король настаивал, что такого рода резкие шаги преждевременны и даже опасны и что после двух десятилетий фашистского правления невозможно покончить с режимом в одночасье[650].

Операция «Хаски» – высадка на Сицилии – вот-вот должна была начаться, и Черчилль с Рузвельтом решили выступить с совместным обращением к итальянскому народу. Но американский президент настаивал, что одно послание он напишет сам. «Я направляю папе нижеследующее письмо, – написал он Черчиллю 9 июля, – в уверенности, что оно должно исходить от меня лично, а не от нас обоих, поскольку у нас велика доля католиков, а у меня сложились довольно близкие взаимоотношения с папой, особенно на протяжении последних нескольких месяцев».

Письмо Рузвельта, адресованное Пию XII, начиналось так: «К тому времени, когда это послание достигнет Вашего Святейшества, на итальянской земле уже произойдет массированная высадка американских и британских частей. Наши солдаты явились избавить Италию от фашизма и всех его печальных проявлений, изгнать нацистских угнетателей, оскверняющих ее землю». Он заверял понтифика, что союзники сделают все возможное, чтобы не допустить нанесения ущерба храмам и другим религиозным учреждениям.

Узнав о планах Рузвельта отправить папе такое письмо, британский министр иностранных дел Энтони Иден и посол Великобритании в США лорд Галифакс написали и самому президенту, и генералу Эйзенхауэру (находящемуся в Алжире) свои возражения: «Мы сомневаемся, что это письмо поможет примирить папу с вторжением союзников. Папа и без того должен сознавать, что мы намерены с уважением отнестись к нейтральному статусу Ватикана, к свободе вероисповедания и к максимально большому числу религиозных зданий и учреждений. Специальное уверение в таких намерениях никак не скажется на его отношении к вторжению». Рузвельт остался при своем мнении и все же отправил послание[651].

В ночь на 10 июля союзническая армада из 2590 кораблей покинула берега Северной Африки и двинулась к юго-восточному побережью Сицилии. Остров обороняли четверть миллиона плохо оснащенных и деморализованных итальянских солдат, а также 30 000 немецких военнослужащих. Из-за сильного волнения на море бойцы союзников страдали морской болезнью, а ветер нарушил планы посадить планеры в тылу врага, позади его оборонительных рубежей. Порывы ветра сносили с курса тысячи парашютистов, однако десанту все-таки удалось перерезать линии коммуникаций неприятеля. Рано утром 10 июля первые десантники высадились на еще темное побережье Сицилии. Это были бойцы британской 8-й армии под командованием генерала Бернарда Монтгомери и 7-й американской армии под началом генерала Джорджа Паттона. В течение последующих трех дней 3000 кораблей доставили туда 150 000 солдат при поддержке более чем 4000 самолетов. К вечеру первого дня операции британцы вошли в Сиракузы, город на юго-востоке Сицилии, практически не встретив сопротивления[652].

Тем же вечером папа получил послание Рузвельта. Не радовало и то, что радио союзников передало содержание этого письма еще до того, как он сам его прочел. Монсеньор Тардини отмахнулся от послания, заметив, что это не более чем рекламный трюк со стороны американского президента и что письмо адресовано не понтифику, а 24 млн католиков, проживавших в Соединенных Штатах.

Папа снова попросил монсеньора Тардини подготовить служебную записку, которая поможет решить, как ответить президенту. В этой записке Тардини отметил, что в своем письме Рузвельт представляет битву, которую ведут союзники, чем-то вроде крестового похода и хочет изобразить папу своим партнером. Однако, хотя президент и заверил, что отнесется с уважением к Ватикану, он ничего не сказал о Риме в целом. «Он заявляет, что будет по возможности щадить храмы», однако лишь «после того, как разрушит огромное количество бесценных церквей на Сицилии и во многих других местах!». Тардини предложил папе еще раз уверить президента в нейтралитете Святого престола, повторить настоятельные просьбы защищать гражданское население и церковные здания и напомнить Рузвельту о священности Рима. Монсеньор советовал понтифику «вновь заявить, что наставления и действия папы преследуют идею истинного мира и что именно pax Christi[653] является их целью». Тут монсеньор позволил себе приписать: «Полагаю, такой мир очень отличается от того, к которому стремится сам Рузвельт, если и не на словах, то на деле!»

Язвительный Тардини добавил еще одну жалобу: «Этот так называемый освободитель Италии (к несчастью, такие освободители оставляют после себя лишь руины!) делает вид, будто он друг папы»[654].

Узнав о письме Рузвельта, адресованном папе, Муссолини велел зятю сообщить кардиналу Мальоне, что он недоволен этим. Кроме того, диктатор заявил, что правительство имеет право знать, как папа намерен отреагировать на это послание. Чиано доложил тестю, что кардинал «явно расстроен» президентским письмом и «всячески старался подчеркнуть, что церковь не предпринимала ничего такого, что даже косвенно могло способствовать отправке такого послания». Кардинал добавил, что Святой престол вообще не может занимать какую-либо сторону в международных конфликтах, и напомнил Чиано обо всех тех заявлениях, которые итальянские кардиналы и епископы выпускали в поддержку своей воюющей страны, о всемерной поддержке государства со стороны итальянской католической прессы. «Из этой беседы, – подытоживал Чиано, – я вынес твердое убеждение, что послание Рузвельта стало, по сути, первой бомбой из всех, какие еще упадут на Ватикан. Более того, Святой престол отдает себе отчет о том неловком положении, в которое Рузвельт пытается поставить папу». Титтман, американский посланник при Святом престоле, настаивал, чтобы письмо президента опубликовали в ватиканской газете, но папа решил не гневить дуче[655].

Через два дня Пий XII отправил ответ Рузвельту в краткой телеграмме, которую он послал своему делегату в Вашингтоне. Понтифик выражал признательность за полученные от президента заверения, касающиеся религиозной жизни и безопасности Ватикана, однако высказывал разочарование тем, что президент не дал таких же заверений в отношении Рима. Папа вновь повторил свою просьбу пощадить город[656].

Армии союзников неудержимо наступали. В числе тех в фашистском правительстве, кому очень хотелось избежать катастрофы, был и заместитель министра иностранных дел Джузеппе Бастианини. После чистки кабинета несколько месяцев назад Муссолини самолично возглавлял МИД, так что Бастианини, по сути, исполнял обязанности министра. На другой день после того, как союзники высадились на Сицилии, он обратился за помощью к кардиналу Мальоне, с которым был знаком почти два десятка лет. Предшествующие 24 часа стали едва ли не самыми драматичными сутками в итальянской истории. Когда Бастианини опустился в кресло в просторном, богато обставленном кабинете государственного секретаря Ватикана, кардинал потянулся к нему и накрыл его ладонь своей.

Бастианини явился просить у кардинала помощи в организации переговоров с британцами. Он хотел направить представителя, чтобы установить контакт с британским правительством, но такого представителя, о котором, если эта история выплывет на свет, можно было бы сказать, что он не играет никакой роли в итальянском правительстве. По этой причине он считал, что лучше всего, если такой эмиссар будет иметь ватиканский паспорт, а в пути выдавать себя за сотрудника ватиканской администрации. Неясно, какого