Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

прислушаются к рузвельтовскому призыву, Соединенные Штаты готовы помочь несчастной стране и поддержать новое правительство. Но это ее последний шанс. Союзники полны решимости сокрушить фашизм и национал-социализм и разбомбят любую цель, будь она военная или невоенная, если это приблизит решение задачи. Даже Рим не минует подобной участи[632].

Пий XII больше не мог откладывать контакт с итальянским монархом и 17 июня отправил своего нунция на встречу с королем под предлогом вручения Виктору Эммануилу серии медальонов в ознаменование 25-летней годовщины возведения папы в сан епископа. Нунций Франческо Боргоньини, такой же педант, как и король, потратил вступительную часть их 40-минутной встречи на рассказ об истории каждого изделия. В ответ монарх попросил передать Пию XII его восхищение умением папы составлять свои речи так, чтобы они никого не задевали.

Радиообращение Рузвельта, переданное за несколько дней до этого, дало нунцию удобный предлог для того, чтобы затронуть деликатную тему. Американский президент заявил, что Соединенные Штаты не испытывают антипатии к Италии и что выход из войны – в интересах Италии. Рузвельт обещал стране американскую поддержку, если она это сделает. Если же Италия не пойдет на это, последствия будут ужасными. Кратко пересказывая королю рузвельтовское радиообращение, нунций не стал напрямую упоминать Муссолини и желательность его замены на другую фигуру.

Король не клюнул на наживку с первого раза и пустился рассуждать на какую-то другую тему, поэтому нунций сменил тактику. Он сообщил королю, что, по сведениям Святого престола, президент вполне искренне говорил о поддержке Италии, если она выйдет из войны. Тут король проявил некоторый интерес, но тут же снова заговорил о другом – поинтересовался, как устроена церковь в Соединенных Штатах.

Нунций опять попытался направить беседу в нужное русло: «Итальянский народ почитает и любит монархию. Правительство зависит от Вашего Величества».

Король, человек трусливый, но неглупый, понимал, к чему клонит Боргоньини. На устах монарха появилась кривоватая улыбочка. «Я вам не папа», – изрек он.

Монарх заявил, что союзникам трудно будет высадиться на Сицилии. Им потребуется для этого больше людей и кораблей, чем имеется в их распоряжении. Они, скорее, нацелились на Сардинию, предположил он. А может быть, они вообще не планируют вторгаться в Италию и вместо этого направятся в Грецию. В любом случае, заверил король нунция, в ближайшее время нам не грозит высадка противника на итальянскую землю, ибо военные бдительно наблюдают за происходящим и не видят признаков подготовки такой операции[633].

Муссолини как никогда нуждался в поддержке церкви своих попыток вернуть народную любовь. В тот же день, когда нунций встречался с королем, генеральный секретарь фашистской партии созвал на совещание 30 военных капелланов: 10 армейских, 10 прикрепленных к полувоенным формированиям юных фашистов и 10 работающих при фашистской милиции. Присутствовал также глава военных капелланов страны архиепископ Бартоломази. Генеральный секретарь предложил провести в крупных городах по всей стране народные собрания, призванные «поддержать дух сопротивления» наступающим армиям союзников. Каждое такое мероприятие (их проведение наметили на первую и третью недели июля) предполагало выступления видных деятелей фашистской партии, ветеранов, получивших ранения в боях, и местного капеллана. Архиепископ заявил, что горячо поддерживает эту инициативу, и пообещал содействие со стороны католического духовенства[634].

Папу давно беспокоил вопрос, что будет с церковью, когда Европа окажется под контролем нацистов. А теперь ему приходилось думать и о том, к каким последствиям приведет оглушительная победа союзников. Служебная записка, которую монсеньор Тардини подготовил для британского представительства, отражает умонастроения в Ватикане после решительного поворота войны в пользу союзников. Христианская Европа и весь христианский мир столкнулись с двумя угрозами – нацизмом и коммунизмом. Оба эти строя – материалистические, антирелигиозные, тоталитарные, тиранические, жестокие и милитаристские. Ватикан беспокоило, как бы победа союзников не привела к захвату Европы коммунистами, ведь такой исход войны ничем не лучше победы нацистов. Но дипломаты союзников отвечали, что эти ситуации очень отличаются друг от друга. Победа гитлеровской коалиции означала бы переход Европы под контроль одних нацистов. В основе сил союзников – не одна, а три крупные державы, и в послевоенном мире британцы и американцы будут уравновешивать влияние России.

Тардини считал эту аргументацию шаткой. Как он полагал, есть веские причины опасаться, что победа союзников приведет к появлению такой Европы, где будет доминировать Россия, что грозит «разрушением европейской цивилизации и христианской культуры». Он предрекал, что после завершения сражений в Европе американцам и британцам придется сосредоточиться на тихоокеанском театре боевых действий. А пока они будут заниматься Японией, мощная русская армия оккупирует львиную долю Европы. И это продвижение не ограничится лишь военной интервенцией: неожиданные победы России над немецкой армией произведут огромное впечатление на рабочий класс во многих странах Европы. В нелегких послевоенных условиях жители Западной Европы, прозябающие в голоде и нищете, станут легкой добычей для коммунистов, а славяне вообще склонны симпатизировать русским и коммунизму. Коммунистическим завоеваниям будет способствовать и то, что даже после разгрома Японии тоталитарный режим вроде русского сможет и дальше ориентироваться на войну, тогда как власти демократических стран, зависящие от воли народа, захотят сократить численность своих армий и насладиться плодами наступившего мира.

Монсеньор заключал, что идеальным исходом войны стало бы уничтожение обеих опасностей – и нацизма, и коммунизма. Если уцелеет коммунизм, то, как и в случае, если уцелеет нацизм, результат будет катастрофическим[635].

Пий XII знал, что ни итальянцы, ни немцы не стали соблюдать соглашение о выводе войск из Рима. Но угроза Рузвельта не пощадить город, если Италия продолжит сражаться на стороне гитлеровской коалиции, заставила папу вернуться к своему предостережению: если союзники начнут бомбить Рим, он во всеуслышание заявит протест. В послании американскому президенту папа предупреждал: «Те, кто решится осуществить подобную бомбардировку, будут отвечать за это перед католиками всего мира и перед судом истории»[636].

Рузвельт и Черчилль внимательно отнеслись к вопросу о том, следует ли бомбить Рим, и проанализировали его с точки зрения чувств католиков. Но их подходы были очень разными. Президента заботили в первую очередь последствия этого для него самого во внутриполитическом смысле: он опасался реакции американских католиков. А британский премьер-министр возмущался тем, что папа пытается оградить столицу Муссолини от воздушных ударов, хотя он не произнес ни слова протеста, когда гитлеровская коалиция безжалостно бомбила Лондон. В конечном итоге, учитывая приближение намеченного вторжения союзников в Италию, генерал Эйзенхауэр в Алжире получил новые распоряжения, одобренные и Рузвельтом, и Черчиллем. Это был приказ подвергнуть дневной бомбардировке железнодорожные сортировочные станции Рима – важный перевалочный пункт для войск гитлеровской коалиции и для их снабжения. Но перед тем, как начать такие авианалеты, каждого пилота следовало во всех подробностях ознакомить с особенностями географии Рима и приказать держаться подальше от Ватикана[637].

Президенту Рузвельту не хотелось настраивать против себя папу, и он не оставлял надежду найти способ объявить Рим «открытым городом», то есть городом, свободным от войск и поэтому не являющимся объектом для ударов[638]. Но его стремление наткнулось на жесткое противодействие не только американского военного командования, но и госсекретаря Корделла Халла. В конце июня Халл привел свои доводы в длинном письме, адресованном президенту: Рим занимает особое стратегическое положение на Апеннинском полуострове и поэтому остается важным железнодорожным узлом, соединяющим север и юг страны. Кроме того, хотя Ватикан заверяет, что штабы итальянских и немецких войск выводятся из Рима, имеются убедительные доказательства того, что этого не происходит, «и, более того, все указывает на то, что Муссолини продолжает использовать Рим как столицу фашистской Италии»[639].

К тому времени папа уже прекрасно понимал, что дни Муссолини сочтены, однако по-прежнему старался не настраивать против себя ни дуче, ни фашистское правительство в целом. Но катастрофический оборот, который приняла война, привел к тому, что все большее число итальянских священников выражало недовольство продолжением участия Италии в войне. В Рим потоком шли донесения префектов и полицейских осведомителей с жалобами на то, что приходские священники подрывают боевой дух народа.

В середине июня «второе лицо» итальянского