Добро не оставляйте на потом - Адриана Трижиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром после мессы в церкви Святого Патрика Элеонор Кинг, как обычно, прогуливалась по пляжу Данмор-Стрэнд. Она шагала по осколкам черных и серых ракушек, хрустящих под ногами. Для женщины семидесяти семи лет у нее была невероятно прямая спина. Двигалась она быстро и читала Розарий, рука в кармане перебирала четки. Вдруг взгляд ее упал на что-то темное, лежащее на песке.
– О нет, только не это, – пробормотала она, подходя к телу мужчины, выброшенному на берег, одиннадцатому за эту неделю.
Элеонор опустилась рядом с ним на колени. Ее поразило, что его глаза, цвета синеголовника, оказались открыты. Мужчина был высоким и красивым, даже несмотря на набухшую восковую кожу с зеленоватым оттенком. Вид его напоминал картину художника. В палец безжизненной руки врезалось золотое обручальное кольцо. От формы остались одни лохмотья, но золотые офицерские нашивки уцелели.
– Католик. Упокой, Господь, его душу, – произнесла она, рассматривая медальон у него на шее.
Богоматерь Фатимская.
Элеонор закрыла глаза и помолилась Божьей Матери. Затем поднялась и огляделась вокруг. Заметив на вершине дюны мужчину и женщину, помахала им.
– Зовите полицию! – крикнула она, и те побежали за помощью.
Элеонор Кинг оставалась на берегу, пока не появился коронер, и позже организовала для незнакомца достойные католические похороны. На заупокойной мессе по неопознанному погибшему с «Арандоры Стар» присутствовали лишь она, ее муж Майкл, священник и органист.
А в это время где-то на небесах Джон Лоури Мак-Викарс смеялся над иронией судьбы: тот, кто всю жизнь был протестантом, нашел последнее пристанище в безымянной могиле на католическом кладбище в Ирландии. Видно, так уж ему было суждено.
33
ВиареджоНаши дниАнина высморкалась в салфетку и вытащила из коробки еще несколько штук, вытирая слезы.
– Какая трагическая история любви у моих пра.
– Ты плачешь о них или о себе?
– Nonna, я много думала о своей жизни. Я не умею принимать правильные решения.
– У тебя и не было нужды их принимать. Наслаждайся молодостью. Она быстро пройдет, а если тебе повезет и ты проживешь так же долго, как я, то сможешь потом наслаждаться мудростью, которая приходит с годами. Но будущее надо планировать. Вот почему важно найти дело по душе. Мне нравились цифры, и я стала бухгалтером. Художница из меня всегда была никудышная, и создавать украшения я не могла, зато смогла найти свое место в нашем бизнесе. Тебе нравится подменять Орсолу?
– Да. Сама удивляюсь. Меня даже не раздражает, когда покупатели начинают придираться. Я ставлю себя на их место и понимаю, что когда вкладываешь деньги, важна каждая мелочь. И я на их стороне.
– А как тебе работается с Nonno?
– Он не забывает отпускать меня на обед.
– Художник никогда не останавливается, даже чтобы поесть. Ты можешь многому научиться у деда.
– Жаль, я не сразу это поняла.
– Время у тебя есть. Используй эту возможность, она послужит тебе опорой.
Анина начала снимать подушки с кресла.
– Что ты делаешь? – удивилась Матильда.
– Я могу спать здесь. Видишь, оно раскладывается.
– Сложи обратно. Отправляйся домой и поспи в нормальной постели.
Медсестра принесла Матильде лекарство.
– Сестра, скажите моей внучке, чтобы она шла домой. Хотя бы одна из нас должна как следует выспаться. После полуночи эта больница превращается в цирк.
– Идите домой, – послушно произнесла медсестра и вышла.
– Тебе еще что-нибудь нужно? – спросила Анина.
– Поболтать с Джанкарло Джаннини[157].
– Завтра увидимся. – Анина поцеловала Матильду и приглушила свет, собираясь выйти из палаты. – У нас целая вечность впереди.
Конечно, подумала про себя Матильда. Целая вечность вполне может уложиться в несколько минут. Она расслабилась, лежа под одеялом. Под звуки приборов, следящих за ее дыханием, под их тиканье и посвистывание она провалилась в глубокий сон.
Матильде приснилась мать, и она видела ее ясно, будто наяву.
* * *Над берегом, словно слетевшие свадебные вуали, плыли прозрачные облака.
– Что ты там нашла? – крикнула Доменика дочери, которая копошилась в песке у кромки воды.
Она протянула к ней руки, и пятилетняя Матильда подбежала к матери. Девочка раскрыла ладошки, показав горку хрупких бирюзовых ракушек.
– А другим детям ты что-нибудь оставила?
– Их там еще много. Я же не все взяла. – Матильда спрятала ракушки в карман материного фартука.
Волосы девочки, копна каштановых локонов, золотились под лучами летнего солнца. Доменика убрала со лба дочери непослушную прядь.
– Море принесет еще, когда будет прилив, – уверенно сказала Матильда.
– На все-то у тебя есть ответ.
– Сестра Мария Магдалина сказала, что всегда надо искать ответы.
Доменика наблюдала, как дочка подбежала к воде, волна коснулась ее ножек.
– Не заходи далеко! – крикнула она. – Держись поближе к берегу.
Доменика вела себя точь-в-точь как ее мать, когда Нетта Кабрелли водила детей на пляж. Все изменилось, но, впрочем, напоминало ей то прошлое, которое осталось у нее в памяти. Ее родители вернулись на виллу Кабрелли. Она знала, какую радость доставляет им то, что они с Матильдой живут в их доме, ведь это означало, что все почти как прежде. Альдо погиб на войне в Тунисе, но мать, не в силах справиться с горем, решила сделать вид, что он так и остался служить в армии. Мать была не единственной, кто после войны предпочел жить в вымышленном мире. Никто в городке не называл Доменику «синьора Мак-Викарс», в их сознании она просто искупила свою вину и вернулась в Виареджо. Священник, изгнавший ее, уже умер. Единственным свидетельством того, что Доменика когда-либо покидала свой дом, была ее дочь Матильда.
Доменика обвела глазами пляж, уже не похожий на то первозданное место, где она так любила играть в детстве. Когда-то белый песок теперь был пепельно-серым с черными вкраплениями – следами от прошедших здесь танков.
Все вокруг так или иначе напоминало о разгроме. Из песка торчал проржавевший обломок взорванного трапа. Повсюду виднелись глубокие ямы, где враг разводил костры, подавая сигналы своим бомбардировщикам. Никому не нужные мешки с песком из заброшенных блиндажей, где укрывались немецкие солдаты перед последней тщетной попыткой сопротивления, валялись у пирса. Дамба была разрушена. Глыбы древнего камня, укреплявшие берег, разбиты снарядами. В дощатом настиле зияли дыры – солдаты ломали и отрывали доски, открывая путь тем, кто рыл под ним окопы. Деревянная лестница, ведущая к променаду, напоминала рот боксера после жестокой схватки: многих ступенек недоставало, уцелевшие сильно расшатались. В конечном счете все это оказалось бессмысленным фарсом. Как будто этот «великий» полководец мог защитить от кого-то или чего-то открытый пляж! К концу войны у итальянцев не было ни патронов,
