Божественная комедия - Данте Алигьери

       Мирского воска, свой блюдёт устав,

       Но он не поглядит, где чья обитель.[1231]

130 Вот почему ещё в зерне Исав

       Несходен с Яковом,[1232] отец Квирина

       Так низок, что у Марса больше прав.[1233]

133 Рождённая природа заедино

       С рождающими шла бы их путём,

       Когда б не сила божьего почина.[1234]

136 Теперь ты к истине стоишь лицом.

       Но чтоб ты знал, как мне с тобой отрадно,

       Хочу, чтоб вывод был тебе плащом.[1235]

139 Природа, если к ней судьба нещадна,

       Всегда, как и любой другой посев

       На чуждой почве, смотрит неприглядно;

142 И если б мир, основы обозрев,

       Внедрённые природой, шёл за нею,

       Он стал бы лучше, в людях преуспев.

145 Вы тащите к церковному елею

       Такого, кто родился меч нести,[1236]

       А царство отдаёте казнодею[1237];

148 И так ваш след сбивается с пути".

ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ

1 Когда твой Карл, прекрасная Клеменца[1238],

     Мне пролил свет, он, вскрыв мне, как вражда

     Обманет некогда его младенца,[1239]

4 Сказал: «Молчи, и пусть кружат года!»

     И я могу сказать лишь, что рыданья

     Ждут тех, кто пожелает вам вреда.

7 И жизнь святого этого сиянья

     Опять вернулась к Солнцу,[1240] им полна,

     Как, в мере, им доступной, все созданья.

10 Вы, чья душа греховна и темна,

      Как от него вас сердце отвратило,

      И голова к тщете обращена?

13 И вот ко мне ещё одно светило[1241]

      Приблизилось и, озарясь вовне,

      Являло волю сделать, что мне мило.

16 Взор Беатриче, устремлён ко мне,

      В том, что она с просимым согласилась,

      Меня, как прежде, убедил вполне.

19 "Дай, чтобы то, чего хочу, свершилось,

      Блаженный дух, — сказал я, — мне явив,

      Что мысль моя в тебе отобразилась".

22 Свет, новый для меня, на мой призыв,

      Из недр своих, пред тем звучавших славой,

      Сказал, как тот, кто щедрым быть счастлив:

25 "В Италии, растленной и лукавой,

      Есть область от Риальто до вершин,

      Нистекших Брентой и нистекших Пьявой;[1242]

28 И там есть невысокий холм[1243] один,

      Откуда факел снизошёл, грозою

      Кругом бушуя по лицу равнин.[1244]

31 Единого он корня был со мною;

      Куниццой я звалась и здесь горю

      Как этой побеждённая звездою.

34 Но, в радости, себя я не корю

      Такой моей судьбой, хоть речи эти

      Я не для вашей черни говорю.

37 Об этом драгоценном самоцвете,[1245]

      Всех ближе к нам, везде молва идёт;

      И прежде чем умолкнуть ей на свете,

40 Упятерится этот сотый год:[1246]

      Тех, чьи дела величьем пресловуты,

      Вторая жизнь[1247] вослед за первой ждёт.

43 В наш век о ней не думает замкнутый

      Меж Адиче и Тальяменто[1248] люд

      И, хоть избит, не тужит ни минуты.

46 Но падуанцы вскорости нальют

      Другой воды в Виченцское болото,

      Затем что долг народы не блюдут.[1249]

49 А там, где в Силе впал Каньян, есть кто-то,

      Владычащий с подъятой головой,

      Кому уже готовятся тенёта.[1250]

52 И Фельтро оросит ещё слезой

      Грех мерзостного пастыря, столь чёрный,

      Что в Мальту[1251] не вступали за такой.

55 Под кровь феррарцев нужен чан просторный,

      И взвешивая, сколько унций в ней,

      Устал бы, верно, весовщик упорный,

58 Когда свой дар любезный иерей

      Преподнесёт как честный враг крамолы;

      Но этим там не удивишь людей.[1252]

61 Вверху есть зеркала (для вас — Престолы),

      Откуда блещет нам судящий бог;

      И эти наши истины глаголы".[1253]

64 Она умолкла; и я видеть мог,

      Что мысль она к другому обратила,

      Затем что прежний круг её увлёк.

67 Другая радость,[1254] чьё величье было

      Мне ведомо, всплыла, озарена,

      Как лал, в который солнце луч вонзило.

70 Вверху весельем яркость рождена,

      Как здесь — улыбка; а внизу мрачнеет

      Тем больше тень, чем больше мысль грустна. [1255]

73 "Бог видит все, твоё в нём зренье реет, —

      Я молвил, — дух блаженный, и ничья

      Мысль у тебя себя украсть не смеет.

76 Так что ж твой голос, небо напоя

      Среди святых огней,[1256] чей хор кружится,

      В шести крылах обличия тая,

79 Не даст моим желаньям утолиться?

      Я упредить вопрос твой был бы рад,

      Когда б, как ты в меня, в тебя мог влиться".

82 "Крупнейший дол, где волны бег свой мчат, —

      Так отвечал он, — устремясь широко

      Из моря, землю взявшего в обхват,

85 Меж розных берегов настоль глубоко

      Уходит к солнцу, что, где прежде был

      Край неба, там круг полдня видит око.[1257]

88 Я на прибрежье между Эбро жил

      И Магрою, чей ток, уже у ската,

      От Генуи Тоскану отделил.[1258]

91 Близки часы восхода и заката

      В Буджее и в отечестве моем,[1259]

      Согревшем кровью свой залив когда-то.[1260]

94 Среди людей, кому я был знаком,

      Я звался Фолько; и как мной владело

      Вот это небо, так я властен в нём;

97 Затем что не страстней была дочь Бела,

      Сихея и Креусу оскорбив,[1261]

      Чем я, пока пора не отлетела,

100 Ни родопеянка, с которой лжив

       Был Демофонт,[1262] ни сам неодолимый

       Алкид[1263], Иолу в сердце заключив.

103 Но здесь не скорбь, а радость обрели мы

       Не о грехе, который позабыт,

       А об Уме, чьей мыслью мы хранимы.

106 Здесь видят то искусство, что творит

       С такой любовью, и глядят в Начало,

       Чья благость к высям дольный мир стрёмит.

109 Но чтоб на всё, что мысль твоя желала

       Знать в этой сфере, ты унёс ответ,

       Последовать и дальше мне пристало.

112 Ты хочешь знать, кто в этот блеск одет,

       Которого близ нас сверкает слава,

       Как солнечный в прозрачных водах свет.

115 Так знай, что в нём покоится Раава[1264]

       И, с нашим сонмом соединена,

       Его увенчивает величаво.

118 И в это небо, где заострена

       Тень мира вашего,[1265] из душ всех ране

       В Христовой славе принята она.

121 Достойно, чтоб она среди сияний

       Одной из твердей знаменьем была

       Победы, добытой поднятьем дланей,[1266]

124 Затем что Иисусу[1267] помогла

       Прославиться в Земле Обетованной,

       Мысль о которой папе не мила.[1268]

127 Твоя отчизна, стебель окаянный

       Того, кто первый богом пренебрёг[1269]

       И завистью наполнил мир пространный,

130 Растит и множит проклятый цветок,[1270]

       Чьей прелестью с дороги овцы сбиты,

       А пастырь волком стал в короткий срок.

133 С ним слово божье и отцы забыты,

       И отдан Декреталиям весь пыл,[1271]

       Заметный в том, чем их поля покрыты.[1272]

136 Он папе мил и кардиналам мил;

       Их ум не озабочен Назаретом,

       Куда раскинул крылья Гавриил.[1273]