Божественная комедия - Данте Алигьери

       Куда раскинул крылья Гавриил.[1273]

139 Но Ватикан и чтимые всем светом

       Святыни Рима, где кладбище тех,

       Кто пал, Петровым следуя заветам,

142 Избудут вскоре любодейный грех".[1274]

ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ

1 Взирая на божественного Сына,

     Дыша Любовью вечной, как и тот,

     Невыразимая Первопричина

4 Всё, что в пространстве и в уме течёт,

     Так стройно создала, что наслажденье

     Невольно каждый, созерцая, пьёт.

7 Так устреми со мной, читатель, зренье

     К высоким дугам до узла того,

     Где то и это встретилось движенье;[1275]

10 И полюбуйся там на мастерство

      Художника, который, им пленённый,

      Очей не отрывает от него.

13 Взгляни, как там отходит круг наклонный,[1276]

      Где движутся планеты и струят

      Свой дар земле на зов её исконный:

16 Когда бы не был этот путь покат,

      Погибло бы небесных сил немало

      И чуть не всё, чем дельный мир богат;[1277]

19 А если б их стезя положе стала

      Иль круче, то премногого опять

      Внизу бы и вверху недоставало.

22 Итак, читатель, не спеши вставать,

      Продумай то, чего я здесь касался,

      И восхитишься, не успев устать.

25 Тебе я подал, чтоб ты сам питался,

      Затем что полностью владеет мной

      Предмет, который описать я взялся.

28 Первослуга природы,[1278] мир земной

      Запечатлевший силою небесной

      И мерящий лучами час дневной, —

31 С узлом вышепомянутым совместный,

      По тем извоям совершал свой ход,

      Где он все раньше льёт нам свет чудесный.[1279]

34 И я был с ним,[1280] но самый этот взлёт

      Заметил лишь, как всякий замечает,

      Что мысль пришла, когда она придёт.

37 Так быстро Беатриче восхищает

      От блага к лучшему, что ей вослед

      Стремленье времени не поспевает.

40 Каким сияньем каждый был одет

      Там, в недрах солнца, посещённых нами,

      Раз отличает их не цвет, а свет!

43 Умом, искусством, нужными словами

      Я беден, чтоб наглядный дать рассказ.

      Пусть верят мне и жаждут видеть сами.

46 А что воображенье низко в нас

      Для тех высот, дивиться вряд ли надо,

      Затем что солнце есть предел для глаз.[1281]

49 Таков был блеск четвёртого отряда

      Семьи Отца, являющего ей

      То, как он дышит и рождает чадо.[1282]

52 И Беатриче мне: "Благоговей

      Пред Солнцем ангелов,[1283] до недр плотского

      Тебя вознёсшим милостью своей!"

55 Ничья душа не ведала такого

      Святого рвенья и отдать свой пыл

      Создателю так не была готова,

58 Как я, внимая, это ощутил;

      И так моя любовь им поглощалась,

      Что я о Беатриче позабыл.

61 Она, без гнева, только, улыбалась,

      Но так сверкала радость глаз святых,

      Что целостная мысль моя распалась.[1284]

64 Я был средь блесков мощных и живых,[1285]

      Обвивших нас венцом, и песнь их слаще

      Ещё была, чем светел облик их;

67 Так дочь Латоны[1286] иногда блестящий

      Наденет пояс, и, огнём сквозя,

      Он светится во мгле, его держащей.

70 В дворце небес, где шла моя стезя,

      Есть много столь прекрасных самоцветов,

      Что их из царства унести нельзя;

73 Таким вот было пенье этих светов;

      И кто туда подняться не крылат,

      Тот от немого должен ждать ответов.

76 Когда певучих солнц горящий ряд,

      Нас, неподвижных, обогнув трикраты,

      Как звезды, к остьям близкие, кружат,

79 Остановился, как среди баллаты[1287],

      Умолкнув, станет женщин череда

      И ждёт, чтоб отзвучал запев начатый,

82 В одном из них послышалось[1288]: "Когда

      Луч милости, который возжигает

      Неложную любовь, чтоб ей всегда

85 Расти с ним вместе, так в тебе сверкает,

      Что вверх тебя ведёт по ступеням,

      С которых сшедший — вновь на них — ступает,

88 Тот, кто твоим бы отказал устам

      В своём вине, не больше бы свободен

      Был, чем поток, не льющийся к морям.

91 Ты хочешь знать, какими благороден

      Цветами наш венок, сплетённый тут

      Вкруг той, кем ты введён в чертог господень.

94 Я был одним из агнцев, что идут

      За Домиником на пути богатом,[1289]

      Где все, кто не собьётся, тук найдут.[1290]

97 Тот, справа, был мне пестуном и братом;

      Альбертом из Колоньи[1291] он звался,

      А я звался Фомою Аквинатом.

100 Чтоб наша вязь тебе предстала вся,

       Внимай, венец блаженный озирая

       И взор вослед моим словам неся.

103 Вот этот пламень льёт, не угасая,

       Улыбка Грациана, кем стоят

       И тот, и этот суд, к отраде Рая.[1292]

106 Другой, чьи рядом с ним лучи горят,

       Был тем Петром, который, как однажды

       Вдовица, храму подарил свой клад.[1293]

109 Тот, пятый блеск, прекраснее, чем каждый

       Из нас, любовью вдохновлён такой,

       Что мир о нём услышать полон жажды.

112 В нём — мощный ум, столь дивный глубиной,

       Что, если истина — не заблужденье,

       Такой мудрец не восставал второй.[1294]

115 За ним ты видишь светоча горенье,

       Который, во плоти, провидеть мог

       Природу ангелов и их служенье.[1295]

118 Соседний с ним счастливый огонёк —

       Заступник христианских лет, который

       И Августину некогда помог.[1296]

121 Теперь, вращая мысленные взоры

       От света к свету вслед моим хвалам,

       Ты, чтоб узнать восьмого, ждёшь опоры.

124 Узрев все благо, радуется там

       Безгрешный дух, который лживость мира

       Являет внявшему его словам.

127 Плоть, из которой он был изгнан, сиро

       Лежит в Чельдоро[1297]; сам же он из мук

       И заточенья принят в царство мира.[1298]

130 За ним пылают, продолжая круг,

       Исидор, Беда и Рикард с ним рядом,

       Нечеловек в превысшей из наук.[1299]

133 Тот, вслед за кем ко мне вернёшься взглядом,

       Был ясный дух, который смерти ждал,

       Отравленный раздумий горьким ядом:

136 То вечный свет Сигера, что читал

       В Соломенном проулке в оны лета

       И неугодным правдам поучал".[1300]

139 И как часы[1301] зовут нас в час рассвета,

       Когда невеста божья,[1302] встав, поёт

       Песнь утра жениху и ждёт привета,

142 И зубчик гонит зубчик и ведёт,

       И нежный звон «тинь-тинь» — такой блаженный,

       Что дух наш полн любви, как спелый плод, —

145 Так предо мною хоровод священный

       Вновь двинулся, и каждый голос в лад

       Звучал другим, такой неизречённый,

148 Как может быть лишь в вечности услад.

ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

1 О смертных безрассудные усилья!

     Как скудоумен всякий силлогизм,