Божественная комедия - Данте Алигьери

34 И молвил: "Раз один из двух снопов

      Смолочен, и зерно лежать осталось,

      Я и второй обмолотить готов.[1380]

37 Ты думаешь, что в грудь,[1381] откуда бралось

      Ребро, чтоб вышла нежная щека,

      Чьё нёбо миру дорого досталось,[1382]

40 И в ту,[1383] которая на все века,

      Пронзённая, так много искупила,

      Что стала всякая вина легка,

43 Весь свет, вместить который можно было

      Природе человеческой, влила

      Создавшая и ту и эту сила;

46 И странной речь моя тебе была,

      Что равного не ведала второго

      Душа,[1384] чья благость в пятый блеск вошла.

49 Вняв мой ответ, поймёшь, что это слово

      С тем, что ты думал, точно совпадёт,

      И средоточья в круге нет другого.[1385]

52 Всё, что умрёт, и всё, что не умрёт,[1386] —

      Лишь отблеск Мысли, коей Всемогущий

      Своей Любовью бытие даёт;[1387]

55 Затем что животворный Свет, идущий

      От Светодавца и единый с ним,

      Как и с Любовью, третьей с ними сущей,

58 Струит лучи, волением своим,

      На девять сущностей,[1388] как на зерцала,

      И вечно остаётся неделим;

61 Оттуда сходит в низшие начала,

      Из круга в круг, и под конец творит

      Случайное и длящееся мало;

64 Я под случайным мыслю всякий вид

      Созданий, всё, что небосвод кружащий

      Чрез семя и без семени плодит.

67 Их воск изменчив, наравне с творящей

      Его средой,[1389] и потому чекан

      Даёт то смутный оттиск, то блестящий.

70 Вот почему, при схожести семян,

      Бывает качество плодов неравно,

      И разный ум вам от рожденья дан.

73 Когда бы воск был вытоплен исправно

      И натиск силы неба был прямой,

      То блеск печати выступал бы явно.

76 Но естество его туманит мглой,

      Как если б мастер проявлял уменье,

      Но действовал дрожащею рукой.

79 Когда ж Любовь, расположив Прозренье,

      Его печатью Силы нагнела,

      То возникает высшее свершенье.

82 Так некогда земная персть могла

      Стать совершеннее, чем все живое;

      Так приснодева в чреве понесла.

85 И в том ты прав, что естество земное

      Не ведало носителей таких

      И не изведает, как эти двое.

88 И если бы на этом я затих:

      "Так чем его премудрость[1390] несравненна?" —

      Гласило бы начало слов твоих.

91 Но чтоб открылось то, что сокровенно,

      Помысли, кем он был и чем влеком,

      Он, услыхав: «Проси!»[1391] — молил смиренно.

94 Я выразил не тёмным языком,

      Что он был царь, о разуме неложном

      Просивший, чтобы истым быть царём;

97 Не чтобы знать, в числе их непреложном,

      Всех движителей;[1392] можно ль заключить

      К necesse при necesse и возможном;[1393]

100 И можно ль primum motum допустить;[1394]

       Иль треугольник в поле полукружья,

       Но не прямоугольный, начертить.

103 Так вот и прежде речь клонил к тому ж я:

       Я в царственную мудрость направлял,

       Сказав про мудрость, острие оружья.

106 И ты взглянув ясней на «восставал»[1395],

       Поймёшь, что это значит — меж царями;

       Их — множество, а круг хороших мал.

109 Вот, что моими сказано словами;

       Их смысл с твоим сужденьем совместим

       О праотце и о любимом нами.[1396]

112 Да будет то свинцом к стопам твоим,

       Чтобы ты шёл неспешно, как усталый,

       И к «да», и к «нет», когда к ним путь незрим;

115 Затем что между шалых — самый шалый,

       Кто утверждать берётся наобум

       Иль отрицать с оглядкой слишком малой.

118 Ведь очень часто торопливость дум

       На ложный путь заводит безрассудно;

       А там пристрастья связывают ум.

121 И хуже, чем напрасно, ладит судно

       И не таким, как был, свершит возврат

       Тот рыбарь правды, чьё уменье скудно.

124 Примерами перед людьми стоят

       Брис, Парменид, Мелисс и остальные,[1397]

       Которые блуждали наугад,

127 Савелий, Арий и глупцы иные,[1398]

       Что были как мечи для божьих книг

       И искривляли лица их прямые.

130 Никто не думай, что он столь велик,

       Чтобы судить; никто не числи жита,

       Покуда колос в поле не поник.

133 Я видел, как угрюмо и сердито

       Смотрел терновник, за зиму застыв,

       Но миг — и роза на ветвях раскрыта;

136 Я видел, как, лёгок и горделив,

       Бежал корабль далёкою путиной

       И погибал, уже входя в залив.

139 Пусть донна Берта или сэр Мартино,[1399]

       Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть,

       О них не судят с богом заедино;

142 Тот может встать, а этот может пасть".

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1 В округлой чаше от каймы к средине

     Спешит вода иль изнутри к кайме,

     Смущённая извне иль в сердцевине.

4 Мне этот образ вдруг мелькнул в уме,

     Когда умолкло славное светило

     И Беатриче тотчас вслед Фоме

7 В таких словах начать благоволила, —

     Настолько совершенно к их речам

     Уподобленье это подходило:[1400]

10 "Он хочет, хоть и не открылся вам

      Ни голосом, ни даже помышленьем,

      В одной из истин снизойти к корням.

13 Скажите: свет, который стал цветеньем

      Природы вашей, будет ли всегда

      Вас окружать таким же излученьем?

16 И если вечно будет, то, когда

      Вы станете опять очами зримы,[1401]

      Как зренью он не причинит вреда?"

19 Как, налетевшей радостью стремимы,

      Те, кто крутится в пляске круговой,

      Поют звончей и вновь неутомимы,

22 Так, при словах усердной просьбы той,

      Живей сказалась душ святых отрада

      Кружением и звуков красотой.

25 Кто сетует, что смерть изведать надо,

      Чтоб в горних жить, — не знает, не вкусив,

      Как вечного дождя[1402] сладка прохлада.

28 Единый, двое, трое, тот, кто жив

      И правит вечно, в трёх и в двух единый,

      Всё, беспредельный, в свой предел вместив,

31 Трикраты был воспет святой дружиной

      Тех духов, и напев так нежен был,

      Что всем наградам мог бы стать вершиной.

34 И вскоре, в самом дивном из светил

      Меньшого круга,[1403] голос благочестный,

      Как, верно, ангел деве говорил,

37 Ответил так: "Доколе Рай небесный

      Длит праздник свой, любовь, что в нас живёт,

      Лучится этой ризою чудесной.

40 Её свеченье пылу вслед идёт,

      Пыл — зренью вслед, а зренье — до предела,

      Который милость сверх заслуг даёт.

43 Когда святое в новой славе тело

      Нас облечёт, то наше существо

      Прекрасней станет, завершась всецело:

46 Окрепнет свет, которым божество

      По благости своей нас одарило,

      Свет, нам дающий созерцать его;

49 И зрения тогда окрепнет сила,

      Окрепнет пыл, берущий мощность в нём,