Волшебники - Лев Гроссман

Он остановился, немного не дойдя до верхнего этажа. Звук, который издавала Элис во время секса, был ему хорошо знаком, и его отуманенный спиртным мозг боролся с загадкой: звук тот же, а он, Квентин, сейчас не с ней. Не может быть. Это какой-нибудь обман слуха. Он смотрел на оранжевую лестничную дорожку, и перед глазами плясали пятна. Кровь шипела и превращалась в кислоту, как на уроке химии, кислота бежала по жилам и прожигала мозг. Потом она, как смертоносный тромб, добралась до сердца и раскалила его добела.

Она там с Пенни или Ричардом, не иначе. Джош и Элиот внизу, да они и не устроили бы ему такую подлянку. На негнущихся ногах он спустился обратно, дошел до комнаты Ричарда, открыл пинком дверь, врубил свет. Одинокий Ричард в дурацкой викторианской ночной рубашке сел в кровати и заморгал. Квентин выключил свет и захлопнул дверь.

— Что происходит? — осведомилась Дженет, выйдя из спальни в пижаме.

Он грубо отпихнул ее в сторону.

— Эй, потише! — завопила она. — Больно же!

Больно? Что она знает о боли? Он включил свет в комнате Пенни — кровать пуста. Он швырнул лампу об пол. Она погасла. Квентин испытывал такое впервые: гнев наполнял его сверхъестественной силой. Сейчас он был способен буквально на все — ну, почти. Он хотел содрать шторы, но они не поддались, даже когда он на них повис. Тогда он открыл окно и выкинул в него всю постель. Неплохо, но маловато. Он раздавил каблуком будильник и начал скидывать книги с полок.

Книг у Пенни полно — так сразу все и не скинешь. Ничего: у него вся ночь впереди, и энергии тоже хоть отбавляй. Даже спать неохота, как будто наглотался чего. Теперь, правда, стало трудней, потому что Джош и Ричард его держат за руки. Квентин брыкался, как ребенок в припадке бешенства, но они выволокли его в коридор.

Глупо как. Напрашивается само собой: он трахнул Дженет, она трахает Пенни. Квиты, можно сказать. Но он же напился тогда! Не сознавал, что делает! Как это можно сравнивать? Да еще с Пенни. Господи. Лучше бы это был Джош.

Квентина затолкали в гостиную с бутылкой траппы и пачкой DVD — авось вырубится. Джош, оставшийся проследить, чтобы Квентин в таком состоянии не прибегал к магии, быстро задремал, прижавшись круглой щекой к диванному подлокотнику, но у него и в мыслях не было спать. Он падал куда-то, словно от экстази отходил. Как фигурка из мультика, падающая с высокого дома. Пэме, пролетел сквозь оконный навес. Пэме, пробуравил другой и третий. Какой-нибудь определенно подкинет его обратно вверх или примет, как в колыбель, но пока ничего такого не происходит. Все вниз и вниз. Хлопнуться бы уже на тротуар, что ли — но нет, он продолжает падать сквозь очередные навесы, все глубже и глубже в боль. Черепахи до самого низа.

С дисками он возиться не стал — просто переключал каналы на огромном телевизоре и прихлебывал из бутылки. Заря окрасила горизонт, как та самая кислотная кровь. Свое надорванное сердце, из которого она сочилась и до которого никому не было дела, Квентин ощущал как прогнивший контейнер с токсичными отходами; яд проникает в грунтовые воды и вот-вот отравит кучу ни в чем не повинных детей.

Уснуть ему так и не довелось. Он ждал сколько мог, но мысль, осенившая его на рассвете, была слишком хороша, чтобы не поделиться ею с другими. Квентин, как ребенок в рождественское утро, не мог дождаться, когда наконец встанут взрослые. Санта побывал здесь и все устроил. В полвосьмого, не протрезвев толком, Квентин начал носиться по коридорам и колотить в двери. Дверь Элис он распахнул настежь, какого черта. Зрелище белой пухлой задницы Пенни, без которого он бы вполне обошелся, заставило его сморщиться, но не заткнуло.

— Эй, народ! Подъем! Живенько! Встали все! Был один паренек в старину по имени Дэйв-о! — Теперь он сам был капитаном группы поддержки: махал помпонами, и скакал, и делал шпагаты, и орал во всю глотку: — Мы! Отправляемся! В Фил! Ло! Рииии!

КНИГА III

ФИЛЛОРИ

С рюкзаками за спиной они стали в кружок посреди гостиной, взялись за руки. Точно вечеринка в общежитии: на очереди прием кислоты, пение хором, установка какого-нибудь идиотского кампусного рекорда. Анаис подскакивала на месте, несмотря на тяжелый рюкзак. Ночная драма на ней не отразилась совсем — она единственная из всего круга выглядела счастливой.

Группа, как ни странно, уступила приставаниям Квентина. Он не оставлял их в покое и наконец достал. С одной стороны, их немного пугал этот маньяк с диким взором, с другой — уходить действительно было пора; все только и ждали, когда кто-нибудь, даже такой пьяный и ненормальный, как Квентин, объявит точное время.

А я ведь думал, что этот день, если он настанет, будет счастливейшим в моей жизни, философски констатировал Квентин. Каких только штук не выделывает с нами судьба.

Не испытав долгожданного счастья, он неожиданно испытал чувство освобождения. Стыд больше не мучил его. Это было простое, чистое чувство, без оговорок и нехороших предчувствий. Элис перестала быть гипсовой святой, и было не так уж трудно смотреть ей в глаза, стоя напротив нее в кругу. Что там в них, уж не смущение ли? Может, и до нее дошло, что такое угрызения совести. Оба они теперь замарались.

Все утро они укладывали то, что было в общем-то уже собрано, придираясь к тем, кто застревал в ванной или зачем-то выходил на лужайку. Теперь, собравшись наконец вместе, все переминались с ноги на ногу и спрашивали:

— Ну что, порядок?

— Все в норме?

— Пошли тогда?

— Пошли!

— Двинули!

Потом Пенни, должно быть, взялся за пуговицу, потому что все очутились в чистой, холодной воде.

Квентин вылез из фонтана первым, хотя рюкзак сильно мешал. Он вроде бы протрезвел, но был все еще зол, зол, зол, и жалость к себе наполняла его до краев. Ну и пусть себе. Он не хотел ни к кому прикасаться и не хотел, чтобы кто-то прикасался к нему, но тишина и покой Нигделандии понемногу проникали в него. Прилечь бы прямо здесь, на камнях, всего на минуту — может, он и заснул бы.

В фонтане плавал дорогой персидский ковер, на котором они стояли перед отбытием. Может, пуговица приняла его за предмет их одежды? Никогда не угадаешь, как сработает эта техника.

Путешественники, один за другим, брели по воде, переваливали мешки за парапет и сами перелезали следом. Белую как мел Дженет с блуждающими зрачками поддерживали с двух сторон Джош и Элиот.

— Что-то я… — бормотала она, тряся головой. — Непонятно…

Когда ее вытащили из воды, она, не устояв на ногах, плюхнулась на четвереньки и повалилась на бок. Квентину уже случалось видеть ее в довольно беспомощном состоянии, но это было что-то другое.