Том 8. Усадьба Ланиных - Борис Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алебардщик. Приказано всех возвращать во дворец.
Дон-Жуан. (Холодно). А все-таки выйду.
Алебардщик. Нельзя.
Дон-Жуан. (В бешенстве). Прочь!
Алебардщик. А, вот он как! Ну, сейчас позову товарищей. Да уж не его ли мы ищем?
Дон-Жуан. (Выхватывает шпагу) Меня. (Убивает его.) Я все-таки выйду. (Подбегая к перилам, заглядывает вниз.) Высоко. Ну, что же делать? (Прыгает.)
Сцена восьмаяПустынная равнина Каменисто, голо. Вдалеке горы. Узенькая полоска заката – небо в хмурых тучах. Завернувшись в плащ, безмолвно скачет Дон-Жуан. Далеко сзади, подпрыгивая на тощей лошаденке, трясется Лепорелло.
Голоса Земли.
Вперед, вперед, безлюдными долами,Одинокие странники,В вечере пасмурном.Под неба дыханием неласковым –Вперед, вперед!
Голоса Гор.
К нашим высотам лежит путь земнородных.К нашим высотам.Спокойно взираем на малые твари.Сила и Вечность – превыше печали людской.
Дон-Жуан проносится во мглу вечера.
Сцена девятаяУтро. Каменистые высоты. Вдалеке, у дотлевающего костра, пасутся две расседланные лошади. Дон-Жуан сидит у края пропасти.
Дон-Жуан. Пьеса оканчивается. До занавеса ждать недолго. Я загнан в горы, люди Дона-Диего рыщут по моим следам; и удивляюсь, почему Лепорелло не покинул еще меня.
Лепорелло (входит). Ваша светлость, разрешите мне сказать.
Дон-Жуан. Говори.
Лепорелло. Вот, что значит хорошее воспитание. Мы находимся в труднейшей переделке, но я, как слуга воспитанный, выражаюсь по этикету.
Дон-Жуан. Короче.
Лепорелло. А короче, так короче. Плохо-с. Каждую минуту поймать могут и чи-ик! Не увидеть нам ни солнышка, и ни девчонок. Ну, и если мы все еще будем разыгрывать из себя знатного гранда и величественно опираться на рапиру, так и совсем дело дрянь.
Дон-Жуан. Опять болтаешь.
Лепорелло. Правду говорю. Нужно нам теперь сбросить эту спесь и попытаться спастись.
Дон-Жуан. Что ж ты предлагаешь?
Лепорелло. Тут вблизи есть хижина пастуха. Он согласен дать нам камзол, шитый золотом. Да, такой камзол, в коем овец пасут. Так извольте-ка, сударь мой, тотчас за мной следовать, и из светлейшего Дон-Жуана Тенорио превратиться в скромного пастуха.
Дон-Жуан. Брось, Лепорелло. Это глупо.
Лепорелло. А умнее будет, когда Дон-Диего просадит вас своей шпажонкой, как петуха надевают на вертел?
Дон-Жуан. Отойди от меня. Ты несешь вздор.
Лепорелло. То есть, как это отойди? Вам дело говорят, вас хотят спасти, это значит несешь вздор?
Дон-Жуан. (Спокойно). Именно и значит.
Лепорелло. Вам хочется – чик-чик?
Дон-Жуан. Я не стану переодеваться, не пойду ни к какому пастуху. Я буду сидеть на этом камне.
Лепорелло. С чем вас и поздравляю. Ну, а я не намерен оставаться здесь.
Дон-Жуан. Что же, уходи.
Лепорелло. Прощения просим. Я жить еще хочу. Я, может, еще женюсь. (Отходит. На минуту приостанавливается.) В последний раз у вас спрашиваю: угодно за мной пожаловать?
Дон-Жуан. Нет.
Лепорелло уходит.
Дон-Жуан. Он давно должен был это сделать.
Слегка светлеет. Туманы стелются у его ног, то заволакивая бездну, то разрываясь над нею
Дон-Жуан. Одному покойнее. Я хочу думать – так глубоко, как никогда еще не думал в жизни.
Смерть. Это потому, что я близка.
Дон-Жуан. Быть может. Не мешай, однако.
Сидит недвижно, как бы всматриваясь перед собой. По лицу его проходит напряжение, волнение.
Смерть. Тебя все еще прельщает страна призраков?
Дон-Жуан. Теперь я узнаю ее. Я видел, видел.
Смерть. Что ты видел?
Дон-Жуан. В таинственных туманах вечности отражена вся жизнь моя. Отсюда, с высоты, я озирал ее течение. Все облики моих любвей, безумства, приключения, страдания мои и радости, падения и преступления проплывали мимо.
Смерть. Ты не отошел еще.
Дон-Жуан. Нет, отошел. Я видел все иными взорами, опьяненными.
Смерть. Но пора тебе признать меня.
Дон-Жуан. Я давно знаком с тобой, и не раз на путях бурной моей жизни ощущал дыхание твое. Но сейчас занят я другим.
Смерть. Все еще мечешься, жалкий мой подданный?
Дон-Жуан. В великом созерцании я не видал еще одной, той, чья улыбка осветила бы сиянием все странствия мои – от сердца к сердцу, от лобзания к лобзанию. Я не видел еще той, кто утолила бы тоску, вечно стремившую меня вперед. Я алчу. О, жизнь, чудесная и горькая, где царица твоя?
Дон-Диего. (Входит.) А, наконец-то. Наконец, проклятый Дон-Жуан!
Показываются слуги Дон-Диего.
Дон-Жуан (озираясь, полуневидящим взором). Отойдите. Прочь.
Дон-Диего. Нет, не прочь! (Выхватывает шпагу.) Слишком долго я гонялся за тобой.
Дон-Жуан (равнодушно). А! Драться! (Вынимает также шпагу.)
Смерть. (Садится невдалеке. Дону-Диего). Ну, помощничек мой, действуй!
Дон-Жуан делает несколько безразличных шагов навстречу противнику. Как вдруг знакомое голубоватое облако окутывает его. Он уже не видит Дона-Диего. Легкий трепет пробегает по нему, он как бы в полусне. Из голубой бездны возникает женский облик
Клара. Я здесь, Дон-Жуан. Я люблю тебя, Дон-Жуан. Я за тебя молюсь.
Дон-Жуан роняет шпагу и, раскрыв объятия, идет к ней. Его пронзает шпага Дона-Диего
Смерть. (Обнимает его.) Ну, теперь видишь?
Облик Клары светлеет, расплывается, и пред ним Женский Образ неземной прелести.
Дальний Хор.
Слава Жене Предвечной, Светоносящей!Слава Господней милости, нежной Приимнице!
Светлая Дама. Ты ждал меня, Дон-Жуан. Вот я.
Дон-Жуан мертвый падает к ее ногам.
Хор.
Мир отошедшему, вечный покойОтходящим в страну искупления.Свет незакатный, помилуйДушу Чистилища!
1922
Души чистилища*
Скалы Каменистая тропинка, обрывы в клочьях белого тумана. Тишина горных высот. Иной раз солнце прорывает облака, падает на камни и осветит нежный анемон. Орлы висят над пропастями. Впереди – Ангел-вожатый в скромной белой одежде. За ним, ступая медленно, группами и в одиночку, восходят тени На повороте, под водительством другого Ангела к ним примыкает новая толпа. Встретившись, смешиваются Мы слышим голоса двоих.
Первый. Лелио, ты? Вот где мы свиделись…
Лелио (обнимая его). Наконец-то! Сколько времени бреду я так, безвестными дорогами, в туманах, между гор, и никого, и никого… Чужие тени, ангелы вечно прекрасные, вечно далекие, но никого из тех, кого мы знали и любили на земле.
Филострато. Ты помнишь еще землю, нашу жизнь, меня, мой музыкант?
Лелио. Я помню много – тебя в особенности. Помню родственность путей, и нашу дружбу, и всего тебя, художник тихий. Помню нежность утр на твоих картинах, свет росы, жемчуг восходов, тающие дымки и бездонные озера, бледные ладьи, скользящие.
Филострато. Искусство! Первым вспомнил ты о нем. Не позабыть и мне звуков светлых твоих. О, как они сребристы!.. Вздох, весна, печаль… Психея милая. Беспрекословно слушались тебя и клавесины, флейта, скрипка.
Лелио. Да, жизни протекали рядом. С юности до старости.
Филострато. Мы не очень были счастливы. Но все же вспоминаем жизнь охотно.
Лелио (ласково). Ты был известен, многие тебя любили, женщины задумывались о тебе. Жизнь протекала плавно. Ты любил ее очарования… и (с улыбкой) – много ведь им предавался. Но всегда какую-то печаль в тебе я чувствовал.
Филострато. Я вижу твою чистую, ясную жизнь музыканта. Монашеское было в ней, хотя ты и не чуждался света. И за бутылкой доброго вина, дыхания земли, нередко мы разогревались.
Лелио. Но я не помню, как попал сюда.
Филострато. Я тоже. Нас прервали будто в полусне, на полуслове. И теперь я странствую. Иду. Даже не по принуждению. Ангел не суров с нами. Но меня гонит сила некая, как будто смутное и важное влечение.