Империи песка - Дэвид У. Болл

Поль почуял беду, когда в руках обвинителя появилась толстая книга в синем переплете, где были записаны те, кто поступал на военную службу в Вузье.

– Из этих документов явствует, что Виктор Делеклюз действительно является капитаном нерегулярных войск и что… – обвинитель снова схватил рапорт, поднял на уровень глаз и стал потрясать в такт каждому своему слову; наверное, для большей убедительности зала, – это… его… подпись. Никакой подделки. Никаких ошибок. Сличение подписей доказывает подлинность рапорта…

В зале снова зашептались, и судья опять потребовал тишины.

Судейские о чем-то спорили. Они делали это постоянно, демонстрируя скверные манеры и произнося высокопарные слова. Они не могли прийти к согласию ни в чем. Один говорил «да», другой «нет». Один говорил «сегодня», другой «завтра». Полю все они были одинаково противны, даже те, кто, казалось бы, должен защищать его отца. А эти защитники просто сидели и слушали все оскорбления в адрес полковника, всю ложь. Когда же им давали слово, они вставали и упражнялись в пустой болтовне. Полю хотелось, чтобы эти люди совершили какой-нибудь поступок, например выхватили сабли и устроили сражение, вывалив на стол кишки противника, а на пол – отрубленные головы. Но едва ли судейские умели сражаться. Даже дядя Анри сидел и слушал все эти мерзости.

В зале стало душно. Воняло потом и застарелым табаком. Ближе к полудню жара и вонь сделались почти невыносимыми, однако заседание продолжалось. Новая буря разразилась, когда обвинитель вызвал свидетеля, которого не ожидал разыскать «из-за неблагоприятного протекания войны».

– Сказал бы проще: «Из-за того, что пруссаки хлещут нас по заднице», – прошептал Мусса.

Свидетелем оказался драгунский сержант – Поль узнал его форму, – высокий, сильный, исполненный присутствия духа. Он держался, словно кавалерийский офицер, и являл собой воплощение славы Франции. Форма на нем была новой и сверкающей. Красный мундир с белым поясом, на плечах алые эполеты, по бокам золотые пуговицы, начищенные кожаные сапоги до колена. Сержант снял золотой шлем и взял под мышку. Сам он стоял по стойке смирно, пока судья не вызвал его к столу. Глаза всего зала были устремлены на свидетеля, идущего к столу. Обвинитель попросил его представиться. По лицу отца Поль понял: тот вовсе не рад встрече с сержантом.

Свидетель начал рассказывать свою историю, и это была история обвинений в адрес полковника де Вриса, излагаемая со спокойной уверенностью. Да, подтвердил он обвинителю, судье и зрителям, это он сделал приписку на обратной стороне рапорта Делеклюза. Да, это он видел, как полковник пытался сбежать от сопровождающего. Да, заявил он суду, он узнаёт этого человека. Сержант указал на Жюля де Вриса уверенно, без тени сомнения и каких-либо колебаний. Он говорил твердым голосом, убедительно и правдиво. Да, услышал суд, он оттащил полковника от сопровождающего, которого полковник едва не убил. А несчастный солдат всего-навсего выполнял свой долг и приказ по препровождению арестованного в Шалон. Да, он видел нападение с самого начала, видел, как полковник подкрался к сопровождающему, напал и начал безжалостно душить. Да, полковник сам признался ему, что пытался бежать!

Да, слышал Поль: да, виновен, да, совершил, да, да, да… Ему хотелось заткнуть уши и закричать, хотелось вскочить, ударить сержанта по напыщенной физиономии и бить до тех пор, пока грязные, лживые сержантские мозги не потекут на пол. Дальше Поль не слушал. Он закрыл глаза и выкинул сержанта из своего сознания. Мусса наблюдал за двоюродным братом и видел одинокую слезинку, скатившуюся по щеке Поля. Слова тут были бесполезны. Мусса положил ему руку на плечо.

Сержант едва успел вернуться на место, как в зал ворвался какой-то майор и бросился к столу. Подбежав к судье, он что-то возбужденно зашептал тому на ухо. Судья побледнел и поднял руку, требуя тишины в зале. Затем с предельно серьезным видом встал и обратился к суду:

– Правительство национальной обороны сделало заявление… – Он откашлялся, и в зале стало тихо; все смотрели на судью. – Маршал Базен сдал пруссакам свои войска и город Мец. Маршал сделал это без каких-либо условий и не вступая в сражение. Пруссаки вошли в город. Наши доблестные войска взяты в плен. В судебном заседании объявляется перерыв на два часа. Да здравствует республика!

Зал сотрясался от гула голосов. Все трое судей поспешно удалились. Рассерженные зрители дали волю своим страстям и глоткам, вымещая гнев на всех и ни на ком.

– Последнее предательство империи! Трус! – орал кто-то. – Давайте его сюда! Мы ему покажем, как сдаваться!

Какой-то старик, склонившись в три погибели, плакал горестными слезами. Охранники начали выпроваживать зрителей во двор, и зал быстро опустел. Поль слышал о маршале Базене и однажды побывал в Меце, однако известие не потрясло его, как взрослых. Его волновало другое: как отнесется к печальной новости отец.

Жюль поговорил с Анри, затем встал, чтобы в сопровождении конвоира выйти из зала. Вставая, он впервые увидел Поля и застыл на месте. Поль вскочил с места. Какое-то время отец и сын смотрели друг на друга. Затем Поль пошел к отцу сначала неуверенно, но потом нахлынувшие чувства сами понесли его вперед. Последние несколько футов Поль буквально пролетел, врезавшись в полковника и обняв его за талию. Жюль находился в замешательстве. Он огляделся по сторонам, выискивая глазами свидетелей этой сцены. Никто, кроме Муссы, не обращал на них внимания. И тогда Жюль позволил себе похлопать сына по спине.

– Отец, отец! – всхлипывал Поль, и слезы градом катились по его лицу.

Он крепко обнимал отца, не желая отпускать. Жюль попытался высвободиться из объятий сына сначала осторожно, затем уже решительнее.

– Поль, довольно, – сказал он. – Возьми себя в руки. Мы находимся в зале суда.

Поль посмотрел на отца, улыбаясь сквозь слезы:

– Отец, я по тебе скучал. Я очень хочу тебе помочь. Хочу что-то сделать, но не знаю что. Я хочу, чтобы они перестали лгать о тебе. Хочу заставить их тебя освободить. Я хочу убить всех пруссаков, всех здешних охранников, судей и юристов. Я хочу, чтобы ты поехал с нами домой.

Жюль молчал, боясь, что у него дрогнет голос. Никогда еще он не испытывал такой потребности в сыне, как в этот момент, но не знал, как себя вести, чтобы его поведение не выглядело… слабостью. Поэтому он молчал и даже не пытался обнять сына. Чувствуя предельную неловкость, он мог лишь кивать. Потом кивнул Анри, чтобы тот увел Поля.

– Поль, идем, – коснувшись плеча племянника, мягко сказал Анри.

– Я не уйду! – заявил Поль. – Отец, пожалуйста, не прогоняй меня! Я не хочу уходить. Не хочу!