Долгие ночи - Абузар Айдамиров

Полковник снисходительно улыбался, незаметно наблюдая за поведением гостей. Он внутренне наслаждался и своим положением, и произведенным на горцев впечатлением. Сытое лицо его сияло от удовольствия. Алхе же крупное тело полковника, втиснутое в тесный мундир, напоминало огромную пиявку, досыта насосавшуюся чужой крови. Полковник кинул взгляд на Алху, который насупившись смотрел на портрет на стене.

— Это кто? — спросил он, указывая на портрет пальцем.

— Его величество император Александр II.

— Валелай[75],- покачал головой Алха. — Зачем ему столько орденов?

— Он их заслужил.

— Все они похожи на детские черепа. С лент на них течет кровь.

Ордена дают тем, кто убивает. А сколько ты убил за этот ордул?

— спросил Алха, указывая на орден Святой Анны на шее полковника.

— Ты тоже, Алха, не ангел, — уклонился от прямого ответа полковник.

— Я убивал тех, кто пришел на мою землю, чтобы убивать наших жен и детей, делать нас рабами. Это не одно и то же. Почему ты пришел сюда убивать? Разве Бог велел ему, — Алха кивнул на портрет, — убивать нас? Мы ему ничего плохого не сделали.

— Государь требует от вас всего лишь послушания. Но вы не внемлете голосу разума. И гибнете.

В кабинет вошел солдат, неся на вытянутых руках поднос с вином и закусками.

Беллик подождал, пока он расставил на столе тарелки с едой.

Когда солдат исчез, полковник разлил вино, оглядел гостей с чуть заметной брезгливой гримасой и жестом руки пригласил их к столу.

— Все наши соседи покорились царю, — продолжил Беллик, обращаясь к Алхе. — Даже ваши соплеменники — ингуши. Только вы одни и мутите без конца воду. Шамиля еще и на свете не было, когда шейх Мансур поднял против нас почти весь Северный Кавказ. Затем Бейбулат… А зачем? Живите смирно, как ваши соседи — кабардинцы, осетинцы, черкесы, грузины, кумыки. И не надо вам будет никуда переселяться.

— Не наших предков винить за долголетнюю войну, — произнес Данча. — Винить надо жестокость царей и хакимов, их несправедливые законы. Говорят, и мышь кусается, когда ее хватают за хвост.

— Хорошо! Не будем об этом, — засмеялся Беллик. — Возьмем бокалы. Выпьем за то, чтобы вы счастливо добрались до Турции!

Данча пить вообще отказался. Алха же, наоборот, пил много.

— Ну зачем вам ехать в Турцию? Оставайтесь, — Беллик с каким-то тайным злорадством поочередно обращался то к одному, то к другому гостю. — Но… смиритесь…

— Царь нашу землю уже роздал казакам, князьям соседних народов и чеченским офицерам, — заметил Данча. — Что нам теперь здесь делать? А скоро нас и вообще обезоружат, обложат податью и мужчин заберут в солдаты.

— Вранье! Царь никогда не пойдет на такое. Он любит вас.

— Я повторяю не сплетню с базара. Так говорят уважаемые люди Чечни: Сайдулла, Алихан, Альгуло, Боташ, Хадис, муллы и хаджи.

Им нельзя не верить. Они говорят правду. А в Турции нам выделили хорошую землю. Там правоверный падишах.

— А народ? — допытывался полковник. — Народ-то как смотрит на все это?

— Эх, Беллик, Беллик, — грустно вздохнул Данча, — кому охота покидать родину и могилы предков? Но бедному приходится делать только то, что решит русский царь, — жить или умереть.

Алха в разговор не вступал. Он молча пил, не обращая внимания на хозяина, но одновременно прислушивался к тому, о чем говорилось за столом. Лицо его приобрело землистый оттенок, а глаза постепенно налились кровью. Он скрипнул зубами и с размаху ударил кулаком по столу. Задребезжала посуда.

Недопитый хозяином бокал опрокинулся, и вино расплескалось по скатерти. В кабинет вбежал солдат. Но Беллик движением руки показал ему на стол: убери!

"Ослы длинноухие, — в сердцах выругался он про себя, вытирая платком обрызганный вином мундир. — Разве с ними можно по-хорошему? Скоты!"

Данча посмотрел на товарища, взглядом упрекая его за несдержанность.

— Разве так ведет себя гость в чужом доме? — как можно спокойнее проговорил Беллик, хотя спокойствие это давалось ему нелегко.

— Разве это я в чужом доме? — взмахнув своей единственной правой рукой, выкрикнул Алха. — Нет, господин Беллик, это ты в чужом доме! Это я здесь хозяин, а ты — гость! Непрошеный гость! И ты еще собираешься учить меня, горца, как вести себя?

— Он вплотную приблизил к полковнику свое лицо, и тот подался назад. — А кто лишил меня руки, научил пить водку, а потом и вовсе пустил по миру? Посмотри на меня! Кто сделал меня нищим?

Данча с силой дернул его.

— Нет, Данча! Ты же видел, как эта свинья обрадовалась, когда мы сказали, что уходим в Турцию. Они хотят выгнать нас. Но не бывать тому! Слышишь, полковник, мы не уйдем в Турцию и не пустим тех, кто собирается туда! Это наша родина, наша земля, здесь похоронены наши предки. Нас осталось мало, очень мало, но мы еще в силах скрестить с вами сабли.

Полковник едва сдерживал радость: "Наконец-то, голубчик.

Этого-то я и ждал от вас. Значит, хотите повторить сороковой год? Хорошо! Я еще посижу с вами немного ради приличия, а потом и выпровожу. Нужно срочно написать донесение Лорис-Меликову. Они готовят восстание. Это несомненно. Сами выболтали, дикари".

Данча вновь резко дернул Алху, и тот умолк.

Над столом повисла тяжелая, напряженная тишина.

— Россия огромна, — нарушил ее полковник. — И она не нуждается в ваших землях. Царь беспокоится о вашем будущем и желает вам только добра. Если вы не станете подчиняться нашим законам, нашим порядкам, то здесь никогда не будет ни свободы, ни покоя.

— Подчиняться вашим законам? — прохрипел Алха. — Это еще хуже, чем переселение в Турцию. Нет, не мы пришли на вашу землю. Мы даже не знаем, где она находится, так что уходите вы. Тогда у нас появится свобода и вернется покой.

— Я одно хочу сказать тебе, Алха, — проникновенным голосом произнес Беллик. — Когда-то, триста лет тому назад, казанские татары точно так же возмущались, когда Иван Грозный покорял их. Разоружать татар было не менее трудно, чем вас. И они тоже считали, что это равносильно смерти. А сегодня? Они даже забыли, как стрелять из ружья. И вам не нужно оружие. Живите мирно, а от врагов защитим вас мы.

Алха вскипел:

— Мы не женщины, чтобы нас защищать! Мы сами умеем это делать.

Мы еще скрестим с вами наши шашки. Он хотел сказать что-то еще, но Данча перебил:

— Беллик-сардар[76], не слушайте Алху. Он пьян. Возможно, мы тоже будем в положении казанских татар, будем отдавать своих детей в солдаты, туда, где заставляют есть свинину, — сказал Данча с грустью. И решительно добавил:- Но это случится не теперь, когда край, данный нам Богом, будет им же у нас и отнят, а мы из мусульман превратимся в христиан. Так вот, чем дойти до такого позора, лучше уж жить в Турции.

Данча поблагодарил Беллика за гостеприимство, встал и поднял Алху, который еле держался на ногах. Данча вывел его на улицу и с трудом усадил на коня. Они шагом выехали из Червленой. В предвечерней тишине еще долго слышался гортанный голос опьяневшего Алхи, который грозил расправиться и с русской армией, и с чеченцами, которые согласились на переселение в Турцию. Теперь угрюмый Данча даже не пытался унять разбушевавшегося товарища.

ГЛАВА XI. ГАТИ

Если б печаль я мог выплеснуть на землю,

Грудь бы земная великая треснула.

Так безысходна печаль моя тяжкая.

Если бы пламенем горя зажег бы я реки,

Иссякли б они многоводные,-

Так оно пламенно, горе мое!

Чеченская народная песня

Когда Гати вышел на крыльцо, солнце еще только-только показалось из-за гор. Утро было довольно прохладное, а после крепкого сна в теплой постели это ощущалось особенно. Гати потянулся, сладко зевнул и, немного постояв, направился под навес, где хранился весь инвентарь, с которым ему предстояло выйти на работу в поле. Осмотрев деревянный плуг, еще раз проверив его на прочность, он остался доволен. Чинара была срублена им еще зимой. До весны она так высохла, что по прочности вряд ли уступала железу — гвоздь в нее не входил.

Он с минуту полюбовался делом своих рук, затем осторожно поднял соху и перенес ее в арбу. Туда же положил лопату, вилы, топор. Оставалось только запрячь быков. Он вывел их из сарая, и застоявшиеся животные, точно соскучившись по работе, бегом припустили за ним, пришлось даже несколько раз прикрикнуть, чтобы остудить их преждевременный пыл.