Долгие ночи - Абузар Айдамиров

В годы имамства Кази-Муллы здесь впервые огнем и мечом прошел генерал Розен 1-й.

Первым в Чечне под знамена Шамиля встал опять-таки Нохчмохк.

Именно здесь, сначала в Дарго, а зачем в Ведено, Шамиль, изгнанный из Дагестана, создал свою резиденцию.

Выходцами из Нохчмохк были и знаменитые наибы Шамиля — Шоип-мулла Центороевский, Соиб Эрсеноевский, Батуко и Талгик Курчалоевские, Эски Пойбердипский, Гойтемир и Уллубай Ауховские, Соаду Мичикский.

Нохчмохк дал чеченскому народу руководителя крестьянского восстания 1877 года молодого Алибека Симсирского, а в начале

XX века — знаменитого чеченского абрека Зелимхана Харачоевского.

Здесь в 1842 году генерал Граббе за один день потерял убитыми тысячу семьсот солдат и офицеров, а спустя три года князь Воронцов завершил свой печальный поход в горы, который вошел в историю под названием "Сухарной экспедиции", или

"Даргинского похода".

После 1845 года, вплоть до 1859 года ни один русский солдат не ступил на землю Нохчмохк.

Аул Беной был последним селением Чечни, сдавшимся русским войскам в июле 1859 года. В 1860 — 1861 годы он стал центром восстания во главе с Бойсангуром, а потом и восстания 1877

года под руководством Алибека Симсирского.

* * *

Аксай и Ямансу разделены крутым извилистым хребтом с густыми вековыми лесами. К юго-востоку от хребта ответвляется Терга-Дук. Вот на его-то отлогих склонах и раскинулись все постройки аула Беной. Беноевцы хорошо известны и в Ичкерии, и за ее пределами своим буйным и мятежным нравом. Не удивительно, что и теперь центром восстания избран именно Беной. Улиц в ауле нет, дома разбросаны по склонам лесистых холмов и оврагов. И это обстоятельство играло немаловажную роль.

Был поздний вечер, и казалось, все вокруг уже погрузилось в мягкий глубокий сон. Лишь кое-где мерцали огоньки, да слышался лай одичавших собак. Луна выбралась из-за туч, и на высоком холме в ее свете ясно обозначились силуэты двух всадников. Они стояли, оглядывая окрестности. Отсюда им хорошо был виден Беной-Ведено, чуть выше Дарго, а еще дальше, у самой вершины Центорой, родина прославленного Шоипа, и гордалинские аулы.

Всадники медленно спустились в глубокий овраг, за которым уже начинался аул. Из лесу доносился терпкий аромат распустившихся почек. Резкий окрик остановил всадников:

— Кто идет?

— Мы — нохчи[77], - ответил Арзу, сдерживая коня.

— Пароль?

— Свобода!

— Иначе?

— Смерть!

На тропинку, залитую лунным светом, вышли, держа ружья наперевес, двое, зорким взглядом осмотрели всадников.

— Откуда?

— Из Гати-Юрта.

— Следуйте за нами.

Их повели по узкой тропе, которая то забирала круто вверх, то снова ныряла в овраг, коих на пути было великое множество.

Дом, к которому наконец их привели, стоял отдельно на другом конце аула. Слышно было, как где-то журчит ручей.

И снова пикет:

— Кто такие?

Арзу ответил.

— Пароль?

— Свобода!

— Иначе?

— Смерть!

— Проходите.

Они подъехали к калитке. Здесь у них приняли коней и куда-то повели через пустой двор. Стояла мертвая тишина. Казалось, что вокруг нет ни единой живой души. Но, приглядевшись повнимательней, приезжие заметили тени, мелькавшие где-то в глубине двора, за сараем. Люди занимались своими делами молча, привычно. Стройный юноша, шедший впереди, отступил в сторону.

Просторное помещение, куда они вошли, было заполнено до отказа. При тусклом свете коптилки, стоявшей в нише дальней стены, вдоль которой чинно восседали почтенные старцы, оба спутника стали различать знакомые лица. Переступив порог, они громко поздоровались. За исключением стариков, все поднялись в знак уважения и приветствовали прибывших стоя. Их попросили пройти вперед, на более почетные места, но Арзу и Маккал поблагодарили и остались у двери среди своих сверстников. Так им было удобнее.

Люди сидели на полу, застеленном войлоком. Когда глаза окончательно привыкли к полумраку, Арзу осмотрелся. Он увидел голые, черные от копоти, потрескавшиеся стены, дверь, затянутую старым паласом, прибитым к порогу двумя деревянными гвоздями. Крохотные оконца затянули бычьи пузыри. Ветер шаловливо стучал в них, словно хлопал в ладоши. Взгляд Арзу задержался на противоположной стене, покрытой войлочным ковром с незатейливым орнаментом и увешанной оружием: серебряными шашками, кинжалами, ружьями и пистолетами.

В большом очаге слегка потрескивали поленья, пламя облизывало массивный котел, висевший на толстых цепях.

Среди почетных гостей были всем известные Солта-Мурад из Беноя, Болатха из Регити, Богало из Зандака, Залма из Дзумсоя.

Ближе к порогу расположились более молодые гости — это Дада из Зумсоя, Берс из Шали, Губха из Гуноя, Тозурка из Алероя, Шоип из Майртупа, Тоза из Харачоя, Сулим-Хаджи и Сайдул-Хаджи из Беноя.

Солта-Мурад сказал что-то на ухо Болатхе, и тот объявил пятый намаз. Все поднялись, скинули с себя черкески, шубы и, расстелив их перед собой, пристроились за спиной Болатхи.

— Аллаху акбар[78]… - повторяли вслед за ним остальные, то и дело опускаясь на колени и отбивая поклоны.

Намаз длился долго. Исполнив все молитвенные ритуалы, Болатха воздел руки:

— О всемогущий Аллах, помоги и возвысь своих сыновей и дочерей, погибших в борьбе за родину и правоверный ислам…

— Амин!

— Аллаху амин!

— О всемогущий Аллах, будь опорой нам, освободи нас от гнета неверных…

— Амин!

— Аллаху амин!

— Фатиха!

Прошептав первый стих Корана, все одновременно провели ладонями по лицу и оделись. После чего в комнату вошли двое юношей, сняли котел, продев деревянную палку через ручку, и унесли его. А вскоре перед гостями появились низкие круглые столики, заставленные гурмой и сискалом.

* * *

— Кенти, — косматые рыжие брови Солта-Мурада поползли вверх.-

Почти все наши товарищи собрались. Не явилось всего лишь несколько человек. Будем ждать их? Или начнем? Как считаете?

— Начнем.

— Не будем терять время.

— В таком случае попросим Берса, сына Рохмада, коротко рассказать о положении дел в крае. Затем каждый из вас выскажет свое мнение по двум вопросам: как нам поступать с теми, кто изъявил желание переселиться в Хонкару, и когда лучше начать восстание — этой весной или подождать более удобного момента? Но прежде хочу вот о чем спросить. Есть ли здесь, среди вас, люди, которые потеряли веру в наше дело или же решили остаться в стороне?

Все переглянулись. — Нет.

— Если есть, то пусть они потихоньку уйдут.

— Нет таких, Солта-Мурад, нет.

— Тогда, — сказал радостно Солта-Мурад, — послушаем, что нам скажет Берс.

Берс начал издалека. Он вспомнил о долголетней борьбе народа за свою свободу, о жестокости царских генералов и чиновников.

— Тогда дальнейшее наше сопротивление было бессмысленным, — голос его окреп, — ибо грозило нам полным истреблением. Мы вынуждены были поверить обещаниям генералов, которые и не думали выполнять их. Нам не только не вернули наши земли, но и задавили непосильными поборами, несправедливостью. Народ недоволен новыми порядками. Он слышит лишь грубые окрики и брань. Как терпеть это? Смириться? Нет. Власти знают, что мы не смирились, и вот что они задумали: переселить половину населения Чечни в Россию, отделить горные аулы от равнинных новыми казачьими станицами, построить новые крепости от Грозной до Ведено и по Аргуну до Шатоя. Если им удастся осуществить этот план, то тело нашего края будет разделено на пять частей. В результате мы лишимся не только внешней помощи, но и поддержки друг друга.

— Покарай их Аллах!

— Мы поднимемся все, как один!

— Поэтому, — продолжал Берс, — было решено стянуть сюда войска, арестовать вожаков, разоружить население, непокорных же отправлять в солдаты. Но от этого нас, кажется, спасло желание некоторых переселиться в Турцию. Ведь падишаху все равно, куда мы денемся, лишь бы подальше убрались с его глаз. Но есть здесь серьезное недопонимание. Многие считают, что раз турки мусульмане, значит, они наши братья. А разве вы не слышали о страшной судьбе адыгов, уже переселившихся в Турцию? Они продают своих детей, умирают от голода и болезней, нанимаются в турецкую армию. То же самое ожидает и нас, но люди словно потеряли рассудок и не хотят внимать голосу разума. А удержать их мы не можем, у нас нет сил. Вот такое положение на сегодняшний день.