История призрака - Джим Батчер

– Э-э, парень,- произнес кассир, и я наконец распознал запах недавно сожженной марихуаны. Парень не выглядел испуганным, скорее сбитым с толку.

– Чувак… Ты видел огни только что?

Я правда не хотел этого делать, но у меня не осталось выбора. Я немного повернул свою "пушку" в сторону бутылок ликера за прилавком, собрал свою волю, и закричал, – Бах!Бах!

Мои словесные формулировки заклинаний, спустя многие годы, не раньше, стали более искушенными и утонченными.

Я знаю, понятно? Меня это тоже шокирует.

Это заклинание – всего лишь простая кинетическая энергия, и она не бьет сильнее, чем бейсбольный мяч брошенный питчером старшей школы, постоянно тренирующемся, не как Роберт Редфорд в фильме "Самородок". В нем не было достаточно силы, чтобы угрожать чьей-нибудь жизни, но оно было достаточно шумным и мощным, чтобы уничтожить пару бутылок. Они разбились с громким лающим звуком и дождем из стекла и выпивки.

– Срань господня! – закричал кассир. Я прочёл на его бейджике имя Стэн.

– Чувак! – он пригнулся, закрывая голову руками. – Не стреляй!

Я указал на него бумажным мешком:

– Отдай мне все деньги, Стэн!

– Хорошо, хорошо! – сказал Стэн. – О, Господи. Не убивай меня!

– Деньги! – закричал я.

Он повернулся к кассе и начал возится с ней, нажимая на клавиши.

Как только он это сделал, я почувствовал движение за мной, почти подсознательное присутствие. Это то, что вы ожидаете испытать стоя в очереди – молчаливое давление, другого живого существа за вами, временно разделяющего ваше пространство. Но никакой очереди не было, я испуганно обернулся и снова прокричал:

– Бах!

Раздался громкий треск, когда чистая сила промчалась по воздуху, и стеклянная дверь холодильника для мороженного разбилась.

– О, Господи, – простонал Стэн. – Пожалуйста, не убивай меня!

Никто не стоял за моей спиной. Более или менее успешно я старался смотреть во всех направлениях.

В магазине больше никого не было…

И всё же было ощущение присутствия за моей спиной, и сейчас ближе и отчётливее, чем минуту назад.

Что за черт?

– Беги! – раздался звучный баритон.

Я развернулся и навёл бумажный пакет на пару игровых автоматов.

– Беги! – раздался голос из игры Синистар. – Я живой! Я…Синистар!

– Не двигайся, – приказал я Стэну. – Живо сложи деньги в пакет.

– Деньги в пакет, чувак, – выдохнул Стэн. Он почти рыдал. – Я должен сделать все, что ты скажешь, верно? Это то, что хозяева рассказывали нам про кассиров, так? Я должен отдать тебе деньги. Не вопрос. Окей?

– Окей, – сказал я, а мой взгляд нервно метался вокруг. – Не стоит умирать за хозяйское бабло, а, Стэн?

– Тоже верно,- пробормотал Стэн.- Они платят мне только пять баксов в час.

Наконец он открыл кассу и начал складывать деньги в полиэтиленовый пакет.

– Ну ладно, чувак. Дай секунду.

– Беги!- сказала Синистар машина.- Беги!

И опять, иллюзорное давление на мой затылок увеличилось. Я медленно повернулся, но там ничего не оказалось – ничего, что увидел бы я, во всяком случае.

Но что если там было что-то? Что-нибудь невидимое. Я, на самом деле, никогда не видел чего-то вызванного из преисподней, но Джастин неоднократно описывал таких существ, и я не думаю что он лгал. Такой зверь был бы идеальным охотником; как раз такого нужно посылать за болтливым учеником, который отказался носить смирительную рубашку как хороший мальчик.

Я сделал два шага к видеоигре, уставясь в экран. Я не обращал внимания на космический корабль или астероиды, или летающие вокруг черепа. Меня не волновали статические вспышки, которые выбрасывало на экран, какие-то его детали реагировали на моё приближение. Нет. Я вглядывался в стеклянный экран и отражение магазина в нём, которое тускло сияло.

Я нашёл своё отражение в нём, длинное и тонкое. Я мог видеть неясные очертания магазина, как более тёмные формы – проходы и тупики, прилавок и дверь.

И Нечто, стоящее в дверях.

Оно было огромным. Я имею ввиду, оно было выше и шире, чем дверь. Оно было более или менее гуманоидом. Пропорции были неправильными. Слишком широкие плечи, слишком длинные руки, ноги кривые и слишком толстые. Оно было покрыто мехом или чешуёй, или грибковым объединением обоих. И его глаза были пустыми, светящиеся тёмно-фиолетовым по бокам.

Я почувствовал, что мои руки начали дрожать. Трястись. Фактически, их свела судорога. Бумажный пакет упал с плавным звуком. Это было существо из другого мира, стоящее за моей спиной. Я мог чувствовать его, не более чем в семи или восьми футах от меня, не менее реальным чем Стэн, во всех смыслах, по-моему. Потребовалось серьёзное усилие что повернуть голову настолько, чтобы бросить единственный, быстрый взгляд через плечо.

Ничего. Стэн, всё ещё, сгребал бабки в мешок. Больше в магазине никого не было. Дверь закрыта, так как я прошёл через неё. На ней был звонок. Он зазвонил бы, откройся она. Я повернулся к отражению.

Нечто было на два фута ближе.

И оно улыбалось.

Форма его головы почти полностью скрывалась за наростами или шероховатой чешуёй, или спутанным мехом. Но под его глазами я увидел рот, слишком широкий, чтобы быть реальным, заполненный слишком острыми, зазубренными и жёлтыми зубами, не принадлежащие кому-либо с этой планеты. Это была улыбка из наркотического кошмара Люиса Кэрролла.

Мои ноги чувствовали себя так, словно собирались осесть в воду в любую секунду. Я не мог отдышаться. Я не мог двинуться.

Злоба скользила по моей спине и танцевала ехидной дрожью на затылке. Я мог ощутить враждебность – не бессмысленную злость такого же мальчика, уколовшего за сдержанность, или холодную, логичную ярость Джастина. Это было чем-то другим, чем-то обширным, более вечным и глубже любого океана. Это была ядовитая ненависть, что-то настолько древнее, настолько подлое, что могло убить без какого-либо действия или чтобы поддержать, ненависть настолько старую и настолько ядовитую, что она сгустилась и застыла на его поверхности в зловонном, ошеломляющем презрении.

Эта штука хотела уничтожить меня. Оно хотело причинить мне боль. Оно хотело насладиться процессом. И ничего сказанное мною, ничего сделанное, уже никогда не изменит этого. Я был вещью, которую надо искоренить, предпочтительно, неким забавным способом. Оно не знало пощады. Оно не ведало страха. И оно было старым, старым за пределами моей способности понять. Оно было терпеливым. И если бы я слишком разочаровал его, я бы только прорвался сквозь видимость того презрения – что находится глубже, и оно растворило бы меня также, как самая смертоносная кислота. Я чувствовал… запятнанность, просто ощущая его присутствие, будто он оставил на мне некий отвратительный отпечаток или метку, ту, которую нельзя ничем удалить.