Ад - Александра Маринина

— У меня нет слов, — признался Камень. — Это же не человек, это чудовище какое-то.

— Ничего не чудовище, — немедленно откликнулся Ветер. — Бегорский — цельная натура, сильный характер.

— Очень сильный, — фыркнул Камень. — Вся сила уходит на то, чтобы женщину унижать.

Такой поворот в обсуждении Ворона совершенно не устраивал. Он ждал удивления и похвалы за то, что догадался слетать к Бегорскому и понаблюдать за его жизнью, он ждал восклицаний и восторгов на тему о том, какой интересный материал он принес, а эти старые перечники тут же кинулись перемывать кости Андрею, словно забыв, что главный во всем этом — он, Ворон. Если бы не он, и обсуждать было бы нечего.

Он попытался переключить внимание друзей на себя, любимого.

— Ну правда же я молодец? А то мы бы так и не знали, почему от него жены уходят. Правда же хорошо, что я не поленился и потратил время на Бегорского? Или вы считаете, что мне нужно было про другое смотреть?

— Ты бы про Аэллу посмотрел, — попросил Ветер. — А то ты про нее совсем мало рассказываешь.

— Нет, Ветрище, Ворон прав, надо было прояснить тему с Бегорским, — возразил Камень.

Ворон расцвел. Вот то-то же! Камень — настоящий слушатель сериала, чувствует, где главное, а где второстепенное, и может по достоинству оценить мастерство рассказчика-Ворона, не то что этот прилипала-Ветер, налетает откуда ни возьмись и требует информацию про свою любимицу Аэллу Александриди. Толку-то с этой Аэллы! Нет, Ворон ничего такого в виду не имеет, когда есть что-то важное, связанное с главным, он завсегда готов к Аэлле слетать и поразнюхать, что там к чему, а чтобы вот так просто, ни с того ни с сего ею интересоваться — это уж нет, увольте. Любочка и Родислав для него куда важнее.

— Ну и прояснили, — отозвался Ветер. — Бегорский ваш ко всему относится как к производству: и к семейной жизни, и к жизни вообще. Все должно работать как отлаженный механизм, а чтобы механизм работал, каждая деталька должна быть в полном порядке, чистенькая и смазанная. И у каждой детальки свое узкое предназначение. У женщины — рожать детей и участвовать в их воспитании. У мужчины — принимать решения и обеспечивать их выполнение. Он так и живет. Чего тут непонятного?

— Но он же унижает свою жену! — возмутился Камень. — Как так можно?

— Никого он не унижает, он организует производство. Чувствуешь разницу? — принялся объяснять Ветер. — Он ведь сначала сделал карьеру, а уже потом начал строить семейную жизнь.

— И какая связь? — не понял Камень. — Какая разница, что было сначала, а что потом?

— Огромная! Он сперва занимался своей карьерой, наверное, совершал какие-то ошибки, извлекал из них уроки, исправлял, и в результате у него все получилось, да так, что другим и не снилось. Он практически стал олигархом. Ворон, у Бегорского много денег?

— Немерено, — каркнул Ворон, очень довольный, что ему задали вопрос, на который он смог ответить.

— Вот видите. Он — богатый человек. То есть он достиг отличных результатов. И на каком-то этапе своей карьеры он, понимая, что его деятельность приносит ощутимые результаты, сделал вывод, что он теперь знает, как и что нужно делать, чтобы получилось хорошо. Он поверил в собственную непогрешимость, он уверовал в то, что только он один знает, как надо. И эту уверенность он перенес и на отношения с людьми вне работы, в том числе и на семейные отношения. Вот я и говорю поэтому, что он — цельная натура.

Камень слушал и диву давался. Нет, положительно, он недооценивал своего товарища, которого считал поверхностным и легкомысленным. Да, он, конечно, совершенно по-детски любит похулиганить, но иногда высказывает вполне зрелые и глубокие суждения. А может быть, это происходит именно потому, что он так и остался большим ребенком, а устами младенцев, как считают люди, глаголет истина. Ведь если вспомнить, как Андрей повел себя, когда Николая похитили, то выходит, что Ветер абсолютно прав. Андрей тогда жестко инструктировал Любу, как сказать, что сказать, когда позвонят похитители, он контролировал каждый ее шаг и не отпускал от себя до тех пор, пока все не закончилось. «Ты обязательно сделаешь что-нибудь не так», — говорил он. А еще раньше, много лет назад, он поехал на похороны Григория, потому что был уверен, что Тамара не сможет все организовать так, как надо, а он знает, как надо, и поможет ей.

Ворон внимательно следил за ходом дискуссии, периодически отвечая на вопросы друзей. Главную новость он приберег и держал в рукаве, как козырного туза. Но приберег он ее не для пущего эффекта, вовсе нет. Он ждал, когда улетит Ветер. Потому что вопрос был, скажем так, щекотливый, деликатный был вопросец.

Но Ветер все не улетал, он удобно расположился между мягкими, облепленными пушистым снегом еловыми лапами и был явно настроен на длительный просмотр сериала. В голове у Ворона созрел коварный план: саму новость он объявит сейчас, а свой деликатный вопросец обсудит с Камнем попозже, когда Ветер уметется в дальние края. Он придумал, как заставить друга убраться подальше. И побыстрее.

— Я тут еще кое-что узнал, — с показной скромностью произнес Ворон. — Уж не знаю, интересно это вам будет или нет… Но я все равно скажу, чтобы вы потом не ругались, что я от вас что-то утаиваю.

— Говори, говори, — подбодрил товарища Камень. — Мы тебя внимательно слушаем.

— Вадим погиб, — коротко сообщил Ворон.

— Как?! — в ужасе воскликнул Камень.

А Ветер довольно равнодушно спросил:

— Кто такой Вадим? Я что-то не припомню такого.

— Это человек, в которого много лет была влюблена Леля Романова, — объяснил Ворон. — С самого детства. Они в одном доме жили.

— А, да, да, что-то припоминаю, — протянул Ветер. — И что случилось? Разбился на машине?

— На самолете. Летел в командировку в Волгоград.

— Это в каком же году произошло? — живо заинтересовался Ветер. — В четвертом, что ли?

— В четвертом, — подтвердил Ворон, чуя недоброе.

Уж в чем, в чем, а в авиакатастрофах Ветер был докой, он всюду летал и все про это знал. Того и гляди, в обсуждении гибели Вадима он может перетянуть одеяло на себя и оказаться главнее Ворона. Этого еще недоставало!

Худшие предположения Ворона немедленно оправдались.

— Это я хорошо помню, — заявил Ветер. — Двадцать четвертого августа два самолета разбились, один в Тульской области, другой в Ростовской. Тот, который в Волгоград летел, взорвался и упал в районе села Бучалки. Страшная трагедия, — его голос дрогнул. — До сих пор не могу без слез вспоминать. Сорок три человека погибли.

— А вот и нет, — авторитетно заявил Ворон. — Не знаешь — не выступай. Не сорок три, а сорок четыре.

— Да где же сорок четыре? — возмутился Ветер. — Я точно помню, тридцать пять пассажиров и восемь членов экипажа, всего сорок три выходит.

— Не знаю, что там у тебя выходит, а только я через несколько дней после катастрофы специально туда летал, там тело сорок четвертого пассажира по частям собирали. Я сам слышал, как спасатели так и говорили: мол, сорок четвертый. У меня прямо сердце разрывалось на это смотреть. А родственников-то как жалко! В общем, мне всех было жалко, я так плакал, что даже плохо видел, что вокруг происходит.

Ворон загрустил от печальных воспоминаний, но в то же время был ужасно доволен тем, что удалось уесть вездесущего приятеля и тем самым снизить в глазах Камня его ценность как эксперта и источник информации.

— Откуда же он взялся? — растерялся Ветер. — Было же тридцать пять и восемь, и еще сорок шесть на другом самолете, всего восемьдесят девять. Я не мог ошибиться.

— А вот и девяносто, — злорадно проскрипел Ворон. — Ты бы лучше читать научился, а то все слухами пользуешься, какое-нибудь облачко или симпатичная радуга тебе чего-то напоют, а ты всему и веришь. А я, между прочим, газеты читаю. В газетах черным по белому было написано: девяносто погибших в двух авиакатастрофах.

— Слушайте, но это же ужасно, — перебил их Камень, до этого не ввязывавшийся в полемику, — вы спорите о том, сколько погибло людей, восемьдесят девять или девяносто, это же разница не просто в единицу, это разница в целую жизнь. В целую чью-то жизнь! Вы только вдумайтесь! Девяносто человеческих жизней закончились практически одновременно, у людей ведь были планы, они о чем-то мечтали, кого-то любили, их, в конце концов, кто-то ждал и любил. А государство не может точно сказать, сколько его граждан пострадало в катастрофе, как будто это ему не интересно. Я вообще не понимаю, как так может быть, чтобы не знать точно, сколько человек погибло. Ветер, у тебя откуда информация?

— Ну, я… это… Я там летал, смотрел, слушал, спасатели переговаривались, птицы тоже сообщали. Потом я еще в разных городах был, там люди телевизор смотрели и обсуждали.

— А у тебя, Ворон, сведения откуда?