Ад - Александра Маринина

Тамара тут же кинулась измерять отцу давление, и цифры на дисплее ее испугали.

— Папа, поспокойнее, пожалуйста, — уговаривала она отца. — Нам только инсульта сейчас не хватало. Давай-ка прими вот эту таблетку.

— Я не буду пить лекарства! Ты пичкаешь меня таблетками, как будто я инвалид какой-то. Я еще вполне могу терпеть сам, без лекарств.

— Папа, я столько раз объясняла тебе, что терпеть нельзя. Нельзя! Лекарство надо принимать сразу же, как только появляется недомогание. Иначе процесс запустится и станет неуправляемым, его уже никакими лекарствами потом не собьешь. Ну давай хотя бы половинку таблетки, а?

Головин нехотя подчинился. Еще через некоторое время Денис сказал, что школа полностью оцеплена воинскими подразделениями, но никаких огневых контактов пока нет.

— Четыре часа, — Николай Дмитриевич покачал головой. — Им потребовалось целых четыре часа, чтобы блокировать здание. Ну куда это годится? За четыре часа террористы могли успеть все, что угодно. Черт побери, что происходит с нашей армией и МВД?

После этой новости он чуть-чуть успокоился, но буквально через несколько минут Денис объявил, что у школы началась стрельба из гранатометов и автоматов и спасены пятнадцать заложников, которые успели при нападении боевиков спрятаться в котельной. Еще через очень короткое время террористы выставили в окна школы детей с целью не допустить штурма. Показатели давления у Николая Дмитриевича зашкаливали, и Тамаре пришлось сделать отцу укол.

После укола обессиленный Николай Дмитриевич задремал, и Тамара присела на диван рядом с сидящим у компьютера Денисом.

— Пусть поспит, — сказала она. — Бог даст, когда он проснется, все уже закончится.

Они тихонько переговаривались, обсуждая поступающие почти ежеминутно новости из разных источников. Источники то повторяли друг друга, то опровергали ранее полученную информацию, и разобраться в ней становилось все труднее. Потом они пообедали вдвоем, решив не будить старика, и Тамара удивилась той ловкости, с которой Денис управлялся на кухне. Она с удовольствием позволила юноше поухаживать за собой, съела все до последней крошки и болтала с Денисом, глядя, как он моет посуду.

Пока Головин отдыхал, из захваченной школы удалось сбежать еще 14 ученикам, но больше ничего не происходило. Периодически звонила Люба, интересовалась, как отец, а к пяти часам пришла после занятий в институте Юля, которая тут же взяла все заботы о Николае Дмитриевиче на себя.

— Я уже давно полноценный врач, только без диплома, — заявила девушка. — И рука у меня легкая, когда я уколы ставлю, больные даже не чувствуют.

— А у меня рука тяжелая, — призналась Тамара, — папа всегда жалуется, что ему больно, когда я делаю ему укол.

Уже вернулись с работы и Люба, и Родислав, уже все поужинали, а в Беслане по-прежнему ничего не происходило.

— Может быть, ты не там смотришь? — приставал Николай Дмитриевич к Денису. — Покажи мне.

Денис послушно открывал сайты информационных агентств и вслух читал Головину все подряд: «В Воронеже из-за терактов отменено празднование Дня города», «Глава Европарламента осудил захват школы в Беслане», «Россия требует от Совета Безопасности ООН реакцию на события в России», «Красный Крест предложил помочь в организации переговоров в Беслане»… Головин внимательно слушал, вздыхал, коротко и довольно резко комментировал услышанное, но уличить Дениса в том, что он что-то пропустил, так и не смог.

Около половины одиннадцатого вечера корреспондент одного из телеканалов сообщил, что возле школы в Беслане была слышна перестрелка.

— А дети по-прежнему стоят в окнах? — обеспокоенно спросил Головин.

— Не знаю, — пожал плечами Денис, — я не видел информации о том, что детей из окон убрали.

— Они же могут пострадать! Если их не убрали… — Николай Дмитриевич беспомощно взмахнул руками и стал заваливаться на диван.

И снова измеряли давление, и делали укол, все сидели рядом и наперебой старались успокоить старика.

— Что происходит со страной! — стонал Головин. — Это же моя страна, когда я был заместителем министра, вся эта территория была моей страной, и я отвечал за порядок на ней. В мое время это было невозможно, чтобы захватили ни в чем не повинных детей и выставили их живым щитом в окна! Это не только невозможно было сделать, это даже в голову никому прийти не могло! А что теперь? Откуда берутся эти звери? Они же выросли в моей стране, они родились еще при советской власти, как они дошли до такого? Кто это допустил? Кто сделал такое возможным?

Он категорически отказался идти спать и заявил, что будет сидеть рядом с Денисом всю ночь.

— Но Денис будет спать, — возражала Тамара.

— Я не буду спать, Тамара Николаевна, — говорил Денис, — пусть Николай Дмитриевич посидит у меня. Он может даже поспать в моей комнате.

— Нет, — строго вмешивалась Юля, — я не разрешаю. Больной должен отдыхать, тем более с таким давлением. Николай Дмитриевич, спать нужно обязательно, иначе завтра дело дойдет до экстренной госпитализации.

— Вот видишь, папа, — снова вступала Тамара, — нам с тобой нужно ехать домой. Мне завтра на работу.

— Ну и иди на свою работу, а я останусь здесь. За мной Любочка присмотрит.

— Папа, Любе тоже нужно отдыхать, потому что ей тоже завтра на работу идти.

— Вы совсем с ума посходили со своей работой и своим отдыхом! — закричал в конце концов Головин. — В стране такое происходит, а вы о чем думаете?! О том, как вам получше выспаться? О том, как денег заработать? Вы не имеете права иметь ни минуты покоя, пока дети не будут освобождены! Вы люди или кто?

«Пока дети не будут освобождены, — повторила про себя Люба. — А если они не будут освобождены? А если повторится «Норд-Ост» и дети погибнут? Господи, лучше не думать об этом, а то можно с ума сойти».

Старик упрямо прошествовал в комнату Дениса и уселся на кожаный диванчик, всем своим видом показывая, что он никуда отсюда не тронется. Тамара подчинилась и осталась ночевать у сестры.

— Тамара Николаевна, вам действительно нужно завтра на работу? — спросила Юля.

— Действительно.

— Тогда я не пойду в институт, останусь с вашим дедушкой, а то как они тут вдвоем с Дениской справятся? Они не справятся, — ответила девушка сама себе. — Ваш дедушка непослушный, лекарства не пьет, за давлением сам не следит, и укол ему Дениска не сделает, он не умеет. Я поеду сейчас домой, а утром приду, часов в восемь. Не поздно?

— В самый раз, — обрадовалась Тамара. — Я как раз в восемь буду выезжать и сдам тебе папу с рук на руки.

Ночь прошла относительно спокойно, Николай Дмитриевич просидел рядом с Денисом до часу ночи и заснул прямо там же, на узком кожаном диванчике. Денис подсунул ему под голову подушку, накрыл пледом и улегся в свою постель. Утром отец чувствовал себя, по его словам, вполне прилично, и все разъехались на работу, оставив Головина на попечение Дениса и Юли.

«Я как будто деда с внуками оставляю, — подумала Люба, закрывая за собой дверь в квартиру. — Ну, пусть я хотя бы в таком виде это переживу, потому что ни в каком другом виде мне это пережить не суждено».

Она слушала радио в машине по дороге на работу и, едва войдя к себе в кабинет, включила телевизор. Она переживала за заложников в Беслане, но, кроме того, беспокоилась за отца и с напряжением вслушивалась в информационные сообщения, пытаясь представить себе, как Николай Дмитриевич реагирует на ту или иную новость.

До обеда все было спокойно, предпринимались попытки договориться с террористами, но по крайней мере никого не убивали. И вдруг возле захваченной боевиками школы снова раздались выстрелы. Люба нашла в Интернете нужный сайт в надежде на подробности, но ничего не узнала, кроме того, что выстрелов было около десяти. Никаких сведений ни о раненых, ни об убитых. Около половины пятого были освобождены еще шестеро заложников, и Люба улыбнулась, представив себе радующегося отца.

Но потом снова наступило затишье. Люба вернулась домой и нашла отца в неплохом состоянии, даже давление было не катастрофически высоким.

— С вашим дедушкой, Любовь Николаевна, надо иметь ангельское терпение, — со смехом доложила ей Юля. — Он совершенно не слушается. Как вы с ним справляетесь?

— С трудом, — ответила Люба. — А ты как справилась?

— Ну, я-то с кем угодно справлюсь, я тренированная, меня бабушка с детства приучала быть настойчивой и ни в чем не уступать, а потом я много лет на Дениске практиковалась. Только плохо, что ваш дедушка так болезненно реагирует, это для него не полезно, у него и сердце уже не очень, и гипертоническая болезнь, и вообще ему уже много лет, организм изношенный. Вы бы с ним поговорили, чтобы он не принимал все эти теракты так близко к сердцу.

— Разве это возможно, Юлечка? — грустно спросила Люба. — Разве возможно не принимать все это близко к сердцу, не переживать, не горевать?