Волшебники - Лев Гроссман

— Надо сделать что-нибудь с твоим носом, — сказала она внезапно, смочив из фляжки чистый белый носок, и потянулась к его лицу. Квентин перехватил ее руку и вытер кровь сам. Носок стал розовым.

— Ну и что чувствуешь, когда выпускаешь демона? — спросил он. Опасность миновала, и его гнев прокрадывался на прежнее место. Анестезия переставала действовать. Он сдерживался, чтобы не брякнуть что-нибудь злое. Элис, поставив ногу на скамейку, расшнуровывала ботинок.

— Освобождение, — сказала она. — Я думала, больно будет, но нет. Как будто чихаешь после долгого воздержания. Не знаю, как я только могла дышать, пока эта штука во мне сидела.

— Кайф, да? Еще лучше, чем с Пенни трахаться?

Он все-таки не сдержался, и это выскочило из него как-то само собой. То ли еще будет — ему казалось, что в нем сидит не один демон, а целая куча.

Элис, если и обиделась, виду не показала. Она осторожно сняла носок, обнаружив здоровенный волдырь на пятке. На стене появилась лодка — может быть, китобойная шлюпка, — битком набитая крошечными людьми, и спрут, похоже, вознамерился раздавить ее своими зелеными щупальцами.

— Это… — Она запнулась. — Это было нехорошо.

— Зачем надо было тогда это делать?

Элис помолчала. В ее лице не было ни кровинки.

— Чтобы отплатить тебе. Не чувствовать себя полным дерьмом. Не думала, что ты это примешь так близко к сердцу. Я здорово напилась, а он приставал…

— Выходит, он тебя изнасиловал.

— Да нет же!

— Ладно, замнем.

— Я правда не думала, что тебя это так затронет…

— Замнем, я сказал. Не хочу я этого слышать.

Он уже кричал в голос. Такие разговоры стоят очень близко к магии. Произносишь что-то, и мир меняется. Слова причиняют боль, доводят кого-то до слез, гонят прочь, облегчают твою душу, портят тебе жизнь. Квентин согнулся, уперся лбом в холодный мрамор скамейки, закрыл глаза. Интересно, сколько теперь времени. Голова немного кружилась — заснуть бы прямо здесь и сейчас. Он хотел сказать Элис, что не любит ее, но не мог, потому что любил. Не всякую ложь можно выговорить.

— Скорее бы это кончилось, — сказала она.

— Что «это»?

— Миссия, приключение — как оно там называется. Домой хочу.

— А я нет.

— К добру это не приведет. Кто-нибудь обязательно пострадает.

— Надеюсь. Сдохнем, так хоть не напрасно. Тихой мышкой быть тоже надоедает.

Элис пробормотала что-то.

— Не понял.

— Не смей говорить о смерти. Ты ничего в этом не понимаешь.

Тугое кольцо, сжимавшее грудь Квентина, помимо его воли разжалось. Издав нечто среднее между смехом и кашлем, он выпрямился.

— С ума сойти. Нет, буквально.

Анаис обсуждала с Бамсом карту, которую он чертил на миллиметровой, похоже, бумаге. Она окончательно повязалась с проводниками и нарочно тыкалась грудью в его плечо. Джош куда-то девался, Пенни и Элиот прилегли на полу, положив рюкзаки под голову. Элиот так достал Дженет, что она пообещала избавиться от своего револьвера.

— Неужели тебя до сих пор привлекает эта идея с королями и королевами? — спросила Элис. — Не раздумал еще занимать трон?

— Еще чего. — Квентин не сразу вспомнил, для чего они здесь, но это был честный ответ. Трон — именно то, что ему сейчас требуется. Устроившись в Белом Шпиле с должными почестями и со всеми удобствами, он, возможно, найдет в себе силы как-то осмыслить все это. — Я не идиот, чтоб раздумать.

— Знаешь, что смешнее всего? — вдруг оживилась она. — Ничего ты на самом деле не хочешь. И не будешь счастлив, даже если все пройдет как по маслу. Ты уже отрекся от Бруклина, отрекся от Брекбиллса — в свое время и от Филлори отречешься. Как и от нас всех, само собой. С нашими проблемами мы бы как-нибудь справились, но для тебя это слишком легко. Что бы ты дальше делал? Остался бы со мной навсегда, вот где ужас.

— Проблемы у нас, говоришь? — На них стали оборачиваться, и Квентин перешел на драматический шепот. — Ну да, есть одна. Ты с Пенни трахнулась, вот в чем наша проблемка.

Элис это проигнорировала. Она продолжала говорить, и Квентин, если б не знал ее так хорошо, мог бы усмотреть в ее голосе нежность.

— Я не буду мышкой, Квентин. Я согласна рискнуть. Если ты взамен, хоть на секунду, посмотришь на свою жизнь и поймешь, как она прекрасна. Хватит искать очередную тайную дверь, которая тебя приведет к реальности. Хватит ждать. Пойми наконец, что ничего больше нет. Выбор за тобой: радоваться тому, что имеешь, или быть несчастным до конца дней своих.

— Нельзя стать счастливым по собственному желанию.

— Верно, нельзя — как и несчастным, с другой стороны. Хочешь и дальше быть мудаком, который даже в Филлори умудрился остаться несчастненьким? Потому что сейчас ты как раз такой.

В ее словах была доля правды, но Квентин находил, что это чересчур сложно. Или чересчур просто. Он вспомнил свою первую брекбиллсскую неделю, когда они с Элиотом теплым летним днем катались на лодке и смотрели, как все прочие на реке трясутся от холода. Элис смотрит на него и видит, как он дрожит. Странно. Он думал, что труднее магии ничего нет, а оказалось, что она самая легкая из всего.

— А ты-то зачем сюда шла, если тебе это все ни к чему? — спросил он.

— В самом деле, зачем? Разве только за тобой присмотреть.

Квентин бросил взгляд на других. Дженет в красной футболке с белой звездой и штанах цвета хаки сидела у стенки с закрытыми глазами и револьвером на коленях, но, кажется, не спала. Как ей не холодно? Словно чувствуя на себе его взгляд, она вздохнула и облизнулась, как маленькая.

Элис не сводила с Квентина глаз. Мозаика представляла собой вихрь зеленых щупалец, белых гребней и обломков крушения. Он подъехал к ней по лавке и крепко, прихватив губы зубами, поцеловал.

Они заблудились — больше это невозможно было скрывать. Коридоры ветвились, образуя настоящий лабиринт. Карта Бамса, которую он без конца подправлял, заняла уже несколько листов миллиметровки. Оставлять за собой светящиеся следы, чему они научились в Брекбиллсе, было, по мнению того же Бамса, опасно. Каждая из тысяч шагающих фигур, грубо изображенных в профиль на стенах, держала в руке свой особый знак: пальмовый лист, факел, ключ, меч, плод граната.

Здесь было темно, и осветительных чар ненадолго хватало. Скорость их прохода по коридорам увеличилась вдвое, настроение соответствовало пикнику под нависшей грозовой тучей. Новые ботинки причиняли Квентину сущие муки, левую лодыжку пронзало болью на каждом шагу.

Он рискнул оглянуться назад. Из глубины лабиринта исходило багровое зарево, и ему крайне не хотелось узнавать, что это такое там светится.