Волшебники - Лев Гроссман

Вот угораздило. Он не хотел обострять, хотел только выяснить, зачем их заставили пройти через все эти муки. Разобраться с этим, а потом уж двигаться дальше.

— Высокопарно получается… но вы все-таки бог, а там все разваливается. Многие, наверно, просто не могут понять, где вы были все это время. Почему вы обрекли их на такие страдания?

Вместо жалкой дрожащей улыбки, которую Квентин только и сумел выдавить из себя, тут больше подошел бы наглый оскал, и тон мог быть поуверенней. Ну уж простите, так получилось. Эмбер издал легкое блеянье. Рот у него, в отличие от человеческого, двигался больше вбок, внутри виднелся розовый, неповоротливый бараний язык.

— Прояви уважение, — укоризненно сказал Пенни, но Эмбер, воздев черное копыто, произнес чуть более жестким тоном:

— Позволь напомнить, человеческое дитя: мы не слуги вам. Мы действуем лишь по собственному желанию, не по вашей прихоти. Некоторое время мы пробыли под землей, это так. Трудно сказать, сколько именно, ибо солнце не заглядывает сюда, но по крайней мере несколько месяцев. Мы укрылись здесь, оттого что пострадали в борьбе со злом, которое пришло в Филлори.

Он слегка повернул продолговатую золотистую голову, и стало видно, что одна из его задних ног сломана и не может служить опорой.

— Я что-то не понимаю, — вмешалась Дженет. — Вы здесь бог или один из богов — разве это не делает вас всемогущим?

— Законы, о которых мы говорим, выше твоего понимания, дочь моя. Созидание на одной чаше весов, разрушение на другой. Они вечно колеблются, но разрушать легче, чем созидать, и есть существа, которые по природе своей являются разрушителями.

— Зачем же вы создаете то, что способно повредить вам или кому-то из ваших созданий? Вы хоть знаете, сколько мы выстрадали?

— Я знаю все, дочь моя, — сурово ответил овен.

— Ну так послушайте, — подбоченилась Дженет. Жалость к себе так ее одолела, что остановиться она уже не могла. — Мы, люди, несчастны по определению. Мы ненавидим сами себя, ненавидим друг друга и порой очень жалеем, что вы или кто-то другой сотворили нас и тот говенный мир, в котором нам приходится жить. Знаете, да? Тогда в другой раз постарайтесь халтурить поменьше.

Настала звенящая тишина. Факелы чадили на стенах, стреляя копотью до самого потолка. Квентин, чувствуя правоту этих слов, разозлился и в то же время занервничал.

— Тебя снедает гнев, дочь моя, — с бесконечной добротой молвил Эмбер.

— Я вам не дочь. — Дженет скрестила руки. — И ни фига меня не снедает.

Овен тяжко вздохнул. Слеза из большого влажного глаза скатилась в золотистую шерсть. Квентину невольно вспомнился гордый индеец из старой социальной рекламы, призывавшей не засорять природу.

— Во дает! Овна и того до слез довела, — прошипел Джош ему на ухо.

— Зло вздымается грозным валом, — (Эмбер, как это водится у политиков, вернулся к основной теме), — но ваше прибытие обратит его вспять.

Не обратит, с тошнотворной ясностью понял Квентин.

— Вас держат здесь против воли, — сказал он. — Вы узник. Правда?

Ничего, выходит, еще не окончено.

— Тебе многого не дано понять, человек. Ты всего лишь дитя.

— Ведь правда же? — продолжал, не слушая, Квентин. — Кто-то заточил вас сюда, и вы не можете выйти. А нам выпала роль спасателей.

— Где ваш брат? — всполошилась Элис. — Где Амбер?

Все застыли, впившись глазами в черные губы Эмбера.

— Ммм, — потер подбородок Элиот. — Все может быть.

— Амбер умер, не так ли? — произнесла Элис. — Это место — не гробница. Это тюрьма.

— Или ловушка, — добавил Элиот.

— Послушайте меня, дети человеческие. Есть законы, которых вам не понять. Мы…

— Слышали уже, — фыркнула Дженет.

— Но кто это сделал? — размышлял, глядя в пол, Элиот. — У кого хватило силенок сделать такое с Эмбером? И для чего это надо? Разве что Часовщица могла бы, но все это очень странно.

Квентин чувствовал покалывание в спине. Того и гляди сюда явится тот или те, кто сломал Эмберу ногу, и драка начнется сызнова. Он не знал, выдержит ли еще один бой. Пенни так и стоял на коленях, но затылок под его запрокинутой к Эмберу головой налился багровой кровью.

— Пора, сдается мне, жать на кнопку, то есть на пуговицу, — сказал Джош. — Вертать назад в Нигделандию.

— У меня есть идея получше, — отозвался на это Квентин.

Надо брать ситуацию в свои руки, рассуждал он. Можно, конечно, и отступить, но ведь корона здесь, у них перед носом. Они почти дома и еще могут выиграть, если найдут способ дойти до конца истории. Если еще немного продержатся. И он, кажется, этот способ нашел.

Квентин порылся в брошенном рюкзаке Пенни. Тот, конечно, запихал нужную вещь черт знает куда, но искомое, завернутое в красную бандану, обнаружилось все-таки между энергетическими батончиками, складным ножиком и запасными трусами.

Рог был меньше, чем ему помнилось.

— Помните, что нимфа сказала? — Квентин поднял его, чтобы все видели. — «Когда вся надежда будет потеряна»…

— Дай-ка сюда, — велел Бамс, подозрительно молчавший с самого пробуждения Эмбера. Анаис цеплялась за его руку.

Квентин не дал. Все загомонили разом; Пенни выяснял отношения с Эмбером.

— А что, вполне может сработать, — рассудил Элиот. — Почему не попробовать, в Город всегда успеем слинять. Кого он, по-твоему, вызывает?

— Дитя человеческое, — воззвал овен. — Дитя человеческое!

— Давай, Кью, — сказала необычайно бледная Дженет. — Давай, не тяни.

Элис молча кивнула.

Серебряный мундштук отдавал металлом, как батарейка или никелевая монета. Квентин набрал столько воздуха, что ребра расширились и боль прошила раненое плечо. Он не совсем представлял, что надо делать — стиснуть губы на манер трубача или просто подуть, как в игрушечную дудку, — но рог как бы сам по себе выдал чистую, высокую, округлую ноту, словно музыкант из симфонического оркестра вступил со своей валторной. Все теперь смотрели только на Квентина. Звук рога, хоть и негромкий, заставил смолкнуть все остальное. Простая, естественная, одинокая нота звучала, как мощный аккорд, и Квентин тянул ее, пока хватило дыхания.

Потом и она затихла, как будто ее и не было. Квентин чувствовал себя глупо, точно в пищалку дунул. Чего он, собственно, ждал? А черт его знает.

— Знал бы ты, что натворил, дитя, — молвил овен.

— Я хотел вытащить нас из этой заварухи, ничего больше.

Овен поднялся на своем пьедестале.

— Напрасно вы явились сюда, дети Земли. Никто вас не звал. Жаль, что наш мир — не тот рай, который вам грезился, но создавался он не для вашего удовольствия. Филлори — не развлекательный парк, чтобы устраивать в нем игрища с коронами и мечами.