От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России - Ирина Владимировна Юкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Результатом являлась иная концептуальная картина мира, которая расширила горизонты самих участниц движения и сочувствующих и стала мощным мобилизационным ресурсом движения.
Женская литература
Другим значимым феноменом, формировавшим феминистский дискурс, была женская литература. Литература, как и все произведения искусства, – «важный источник для понимания менталитета времени их создания и дальнейшего бытования»862.
В начале ХX века писательницы не столько описывали тяготы женской жизни, сколько прямо апеллировали к женской аудитории с посланием пересмотреть традиционные установки общества в отношении женщин. Они исследовали распространенные представления о женском назначении и их влияние на судьбы своих героинь, поднимали темы женской вторичности и невостребованности, протестовали против подобной социальной практики. Такая женская литература выполняла ту же функцию, что и публицистические трактаты феминистской прессы. Неудивительно, что многие писательницы были либо участницами движения, либо сочувствовали ему.
В традиции феминистской литературной критики воспроизводство женщинами-писательницами устоявшихся представлений и подражание общепринятым (то есть мужским) образцам письма рассматриваются как первый шаг в развитии женской литературы. Эта фаза названа Э. Шоуолтер фазой «репрезентации феминного» (feminine phase)863. В России она была актуальна с начала XIX века до 1870‐х годов. Вторая стадия утверждения женской литературы – «репрезентация феминистского» (feminist phase). Это фаза протеста против господствующей патриархатной культуры и начало презентации и утверждения женских ценностей, женского взгляда на жизнь. Эта традиция в женской литературе начала формироваться в России в 1880‐х годах и была результатом национальной дискуссии по «женскому вопросу».
Темы бытования женщин в косной среде, их стремление вырваться из атмосферы женской вторичности и фальшивой морали поднимали такие популярные в свое время писательницы, как О. А. Шапир, А. А. Вербицкая, Л. Лашева, А. Марр, В. Микулич, Т. Л. Щепкина-Куперник, Н. Лухманова, М. А. Лохвицкая (в поэзии) и многие другие, окрещенные позднее бытоописательницами и вычеркнутые из официального (мужского) литературного канона. Особенно сурово с ними обошлась советская критика.
Одной из первых по пути «репрезентации феминистского» пошла известная писательница и деятельница движения Ольга Андреевна Шапир. Она сразу отказалась презентовать в своем творчестве женское, «феминное» через доминирующую литературную традицию, то есть через интериоризацию традиционных (мужских) представлений о женщинах и их социальных ролях. Она пошла по пути обнаружения, описания и трансляции женских представлений о самих себе и своих социальных ролях, что с трудом воспринималось общественным мнением. В русской образованной среде 1880‐х годов бытовало представление, что женщины вообще не способны вырабатывать собственные убеждения, что они могут только транслировать идеи мужчин864. Может быть, именно поэтому критика так не любила Шапир.
Шапир подвергла пересмотру все составляющие положительного женского образа в «основной» литературе и забраковала его с позиций женщины. Положительную героиню в ее произведениях можно рассматривать как антипод героини в доминантной русской литературе. Ее женщина образованна, умна, активна, самодостаточна, обеспокоена делами общественными и личными. Она осознанно строит свой мир, в котором ей комфортно, строго блюдя свои интересы. Со страниц книг Ольги Шапир шли открытые послания современницам – демонстрация иных образцов поведения и чувствования. Рефреном в них шла мысль о присвоении своей жизни и проживании ее по своему усмотрению и представлению. В ее произведениях женщины, исповедующие «старопокройные взгляды» и следующие традиционным женским жизненным стратегиям, всегда в проигрыше, всегда неуспешны и несчастны. Напротив, новые женские жизненные стратегии позволяли ее героиням достигнуть гармонии в своей жизни, реализовать себя, несмотря на многочисленные сложности и трудности.
Творчество Шапир подрывало архетип русской женщины, на котором строилась вся классическая русская литература, да и культура традиционного русского социума с его «поглощенностью лица миром» (по Н. А. Бердяеву), и особенно женского лица. Это было утверждение идеала ценности и независимости женской личности, развитие женского индивидуализма, путь к автономному индивиду женского пола. Этот процесс уже шел в отношении мужской личности, но в женском варианте он вошел в противоречие с устоявшимися гендерными представлениями, традицией восприятия женщин (как «героинь своих обязанностей», по выражению В. Г. Белинского), женских социальных ролей и воспринимался современниками – участниками процесса – крайне болезненно.
Творчество Шапир выражало суть процесса женской эмансипации в самом широком смысле слова и развивало его.
Писательница и ее героини всегда находились под огнем критики. Основные обвинения заключались в том, что героини Ольги Шапир «испорчены наносными идеями», «оторваны от родной почвы» и «не совсем русские душою»865.
Другое направление конфликта с критикой заключалось в манифестированном Шапир заявлении, что она пишет «как женщина» и от лица женщин. В автобиографии, подготовленной по просьбе Ф. Ф. Фидлера, она писала, что «никогда не подделывалась под мужское перо» и считала ценным в своем творчестве то, что всегда говорила от лица женщины. Шапир осознанно стояла на позиции, что женский взгляд, женское определение жизни не в мужской передаче иные. «Ведь очевидно же, – писала она, – что перспективы рисуются совершенно различно с разных позиций созерцающего»866.
Критики с трудом усваивали подобное самоопределение и самоидентификацию, что, по сути дела, было легитимацией женского писательского труда, женского творчества, женской литературы. Большинство из них упрекало Шапир в манифестации своей «женской» позиции, то есть женского опыта и женского восприятия жизни. По сути, они упрекали ее в том, что она была женщиной и не скрывала этого. «В таланте г-жи Шапир слишком много женских особенностей и не замечается ни одной мужской черты», – сетовал критик В. Чуйко867. При этом он отказывал писательнице в заявленном ею праве на описание женского мира от лица женщины. «Женщина по своей натуре слишком мало объективна, чтобы верно судить женщину»868, – утверждал он. Очевидно, он не один высказывал подобные претензии, потому что Шапир ответила в автобиографии на такие обвинения:
…мужской ум не сомневается в своем исчерпывающем проникновении в женскую психологию и не любопытен к женским наблюдениям, к суду ее над ними869.
Другие критики за неимением аргументов прибегали к ругани: «Повесть – образец абсурда из‐за желания писателя проводить в своих произведениях несогласную с жизнью тенденцию», – утверждал обозреватель «Русского вестника»870.
Третьи просто разводили руками, не зная, как подступиться к анализу подобных текстов. Совершенно очевидно, что критика не была готова к восприятию такого рода женской прозы и не имела инструментария для ее анализа. «Узость кругозора <…> искалечила и несомненный талант г-жи
