От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России - Ирина Владимировна Юкина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учитывая моду на «женские истории», публикации в популярных толстых журналах и тот факт, что влияние истории как науки на общество определяется «в большей мере не непосредственно исследовательскими или учебными трудами историков (рассчитанными, как правило, на узкий круг читателей – преимущественно специалистов), а их публицистическими по форме сочинениями или же их концепциями, выводами и наблюдениями, выраженными в сочинениях других публицистов и мастеров художественной литературы»786, можно утверждать, что влияние первых женских исторических исследований на широкую читательскую аудиторию имело место. Кроме того, в исторических изысканиях женское движение легитимировало свои истоки.
Феминистская периодика
У нас в России постоянно приходится слышать, что женский журнал совершенно лишний <…> При этом совершенно забывают, какое значение для дела имеет постоянное и систематическое обсуждение вопроса <…> Последний касается целой половины рода человеческого, поэтому обсуждать его мимоходом в общих журналах слишком недостаточно.
Х-ва. 1904
В начале ХX века даже те женские журналы, которые развивали традиционные женские темы – дом, мода, дети и так далее, – поднимали вопросы женских прав и публиковали материалы об акциях женского движения. Среди них можно назвать: «Женщина: гражданка, жена, мать, хозяйка. Литературно-художественный, семейный и популярно-научный еженедельный иллюстрированный журнал» (1907–1916, СПб.), «Женское богатство» (1908–1909, СПб.), «Дамский мир» (1909–1918, СПб.), «Дамский листок. Художественно-литературный, посвященный вопросам моды, богато иллюстрированный, первый в России еженедельный, встающий в защиту женских прав журнал» (1910, СПб.), «Женское дело» (1910–1917, М.), «Мир женщины» (1912–1916, М.), «Женщина. Еженедельный литературно-художественный журнал» (1913–1914, Варшава), «Современная женщина» (1913–1914, Варшава), «Женская жизнь» (1914–1916, М.), «Женщина и война» (1915, М.), «Пчелка. Новый женский журнал» (1916–1918, М.), «Женщина и хозяйка» (1917, М.). Появились женские газеты: «Женская мысль. Еженедельная газета, посвященная главным образом женскому движению и выяснению его ближайших задач» (1909, СПб.), «Женская газета. Еженедельная общественно-литературная и политическая газета» (1912, Одесса), «Женские новости» (1915–1916, Пг.).
Изданий, которые можно было бы рассмотреть как идейные феминистские, как органы движения, было немного. Помимо уже названного ежегодника «Первый женский календарь» (1899–1915, СПб.), в ХX веке появились журналы «Женский вестник» М. И. Покровской (1904–1917, СПб.), «Союз женщин» М. А. Чеховой (1907–1909, СПб.), «Женская мысль» М. П. Свободиной (1909–1910, Киев) и газета «Женская мысль» (1909, СПб.).
Феминистские издания презентовали иное мировосприятие, в котором пересматривалось сложное переплетение классовых и гендерных установок, проблематик как основ общественного конфликта. Гендерное неравенство признавалось основой всех социальных конфликтов. Журналы определили собственные специфические темы, не поднимаемые «основной» прессой, предложили иное направление анализа, опровергали гендерные стереотипы, аргументировали сомнения в верности существующего порядка, основанного на гендерной иерархии и гендерной асимметрии. Таким образом, они создавали свой феминистский дискурс, в котором шло иное конструирование реальности, основанное на артикуляции иных смысловых категорий.
Производство феминистского дискурса шло в узком кругу образованных женщин – интеллигенток. По своему социальному происхождению это была неоднородная группа: выходцы из разночинной среды, городские дворянки «средней руки», представительницы старой элиты – аристократки. Эта новая социальная группа женщин, выпадающая из сословной иерархии общества, отчужденная от государственных и партийных структур, не укорененная в традиции, была вынуждена писать себя, создавая свою реальность, наделяя ее смыслами. Именно критический феминистский дискурс объединил этих женщин в особую общность. Несомненно, что субъектом дискурса были женские интеллектуальные силы рубежа веков.
Концепция женщины была основой критического феминистского дискурса. В этом своем основном сюжете он вступал в противоречие как с официальным дискурсом, так и с либеральным, раскачивал общепризнанные дискурсивные формы. Дискурсивная практика российских равноправок развивалась как в создании и тиражировании текстов феминистской периодики, феминистских исследований, женской литературы, так и в становлении речевой, вербальной коммуникации.
Идеи о мужском языке, приспособленном для выражения мужской позиции, еще не были сформулированы в то время, но уже появилось понимание того, что язык консервирует предрассудки, воздействует на общественное сознание, препятствует изменению менталитета. Проблема эмпирически была определена и озвучена как невозможность использовать имеющийся языковой инструментарий для описания новых форм женской деятельности.
Саморефлексия женщины по поводу своей профессиональной идентичности хорошо описана в рассказе М. Сковронской «Записки корректорши» (1882):
Я корректорша. Так называли и называют меня во многих типографиях, в которых я читала корректуру. Очевидно, что слово «корректорша» неправильное и должно означать жену корректора, а не женщину, занимающуюся корректурой. <…> Понимая неверность окончания в слове «корректорша», некоторые авторы, сочинения которых я корректировала, пытались называть меня корректрисой, славянофилы называли меня корректоркой, но ни то ни другое окончание не утвердилось, и меня продолжают называть корректоршей, так по примеру других называю и я себя787.
На страницах феминистских изданий был запущен процесс языковой дифференциации по гендерному признаку – производство и употребление терминов, обозначающих профессиональную и общественно-политическую деятельность женщин. Так была предпринята попытка изменить существующие в языке стереотипы половой дифференциации, приспособить язык для описания собственной практики.
Это обособление языковыми средствами своего направления в широком потоке общественных движений, отмежевание от внешнего мира демонстрирует также процесс формирования коллективной идентичности внутри движения: обращение «сестры»788, употребление понятий «равноправки», «феминистки», «мы», «наши» в отношении своих коллег.
Конструирование коллективной идентичности происходит как языковыми средствами, так и посредством формирования общих коллективных самоопределений, разделяемых участниками движения: представлениями о социальном окружении, определенной трактовкой социальной реальности, взглядами на цели и возможности коллективных действий.
Несмотря на унифицирующее давление языка официальной прессы, культурной традиции, многие понятия из словаря равноправок вошли в официальный дискурс. Так, на рубеже веков равноправки «заставляли говорить те явления, которые им определялись»789: «авиаторша»790, «ассистентка», «ветеринарша»791, «делегатка»792, «депутатка», «диспутантка», «доверительница», «докторша»793, «журналистка», «защитница женских политических прав»794, «инициаторша»795, «копиистка», «кастелянша», «конгрессистка»796, «контролерша»797, «корректорша», «корреспондентка», «лектриса», «лекторша»798, «магистрантка», «маслоделка»799, «операторша», «ораторша»800, «организаторша», «истица» – «ответчица», «присяжная переводчица», «политико-экономистка»801, «председательница»802, «фельдшерица»803, «филантропка»804, «юристка». Это был не жаргон, это был другой язык – язык другой «профессиональной и социальной зоны»805. Создавался ассоциативный, символический ряд профессиональной и общественной деятельности женщин.
Русский язык обогатился понятиями «гимназистка», «епархиалка», «курсистка», «вольнослушательница» со своими табелями о рангах. Расширилось
