На носу у каймана. Воспоминания сельского врача - Алипио Ривера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаешь, Алипио, а ведь поначалу мне казалось, что этот парень, хирург, горы своротить готов. Потому меня так удивило, когда он изменил курс сразу на сто восемьдесят градусов. Как по-твоему, в чем тут дело?
— Возможно, я заблуждаюсь, но мне кажется, что он переменился после того, как оперировал вместе с Баркесом и Перой. Но это не все. Понятно, что рассуждать надо, исходя из главного: Пера и Рамос — люди с реакционными, индивидуалистическими взглядами. Кроме того, есть и еще один важный фактор. Тебе-то об этом говорить не надо, ты сам знаешь, что большинство врачей, оканчивающих университет, ничего не смыслят в медицине. Они много занимались теорией, а практики у них почти не было. Закончить университет с хорошей подготовкой возможно либо попав в число двадцати-тридцати лучших студентов, которые последние два года учебы проводят в интернатуре базовых больниц Калисто Гарсия или Мерседес и там получают эту подготовку, либо — а так поступают очень немногие — с большим трудом, всеми правдами и неправдами устроиться на работу по специальности, завязать хорошие отношения с каким-нибудь профессором и учиться у него самостоятельно; я пошел по первому пути, ты — по второму. Рамос не воспользовался ни той, ни другой возможностью, и поэтому он еще не хирург, ему только предстоит стать им в будущем, а сейчас он нашел себе учителя здесь, в Баракоа, в лице доктора Баркеса.
— Похоже, что ты прав. Так оно и есть, наверное.
— Это очень усложняет ситуацию, — подала голос Сесилия. — Ведь он ни за что не захочет портить отношения с Баркесом.
— Ладно, утро вечера мудренее. Я пошел спать, — сказал Педро.
Мы распрощались и отправились отдыхать. Небо было затянуто тучами, море свирепо билось о набережную.
Теперь в больнице стало гораздо чище, в коридорах пахнет дезодорантом.
Приходил электрик, починил инкубаторы и кислородные баллоны. Они не работали из-за ерунды: перегорел предохранитель или какая-то незначительная деталь вышла из строя. Мы попросили его также проверить остальное электрическое оборудование — стиральные машины, центрифугу в лаборатории, словом, все.
Кроме ортопеда и лаборантки, я просил всех врачей помочь мне разобраться в ситуации с медикаментами, но, как мы и предполагали, под разными предлогами они уклонились. В конце концов нам с Педро пришлось отправиться на пристань и в контору грузовых перевозок. Положение складывалось тяжелое. Грузы начнут поступать недели через две, то есть через несколько дней после того, как при нынешнем расходе у нас кончатся лекарства.
«ПРОШУ УСКОРИТЬ ПОСТАВКИ ПО ОРДЕРАМ, В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ МЕДИКАМЕНТОВ, ИБО ПРИ ТЕПЕРЕШНИХ РАЗМЕРАХ ПОТРЕБЛЕНИЯ НАЛИЧНЫЕ ЛЕКАРСТВА КОНЧАТСЯ ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ».
Эту радиограмму я отправил в Управление здравоохранения в Сантьяго-де-Куба, министру, заместителю министра и генеральному директору клинической службы.
Назавтра я снова отправил радиограмму: «ПРОСЬБА НЕМЕДЛЕННО ПОСТАВИТЬ В ИЗВЕСТНОСТЬ О ПРИНЯТОМ РЕШЕНИИ ОТНОСИТЕЛЬНО НЕДОСТАЮЩИХ МЕДИКАМЕНТОВ ПО ПРОСРОЧЕННЫМ ЗАЯВКАМ. ЗАЯВКИ ПРИЛАГАЮТСЯ ПОВТОРНО».
На третий день мы заказали междугородный разговор с доктором Оскаром Фернандесом Меллем, который, правда, не имел прямого отношения к нашему вопросу, так как был президентом национального медицинского колледжа. Он нас выслушал, записал все данные и обещал срочно предпринять что-нибудь в министерстве.
Из-за возможных политических осложнений мы оказались в очень трудной ситуации. Обязательно найдется контрреволюционер или просто злопыхатель, который скажет: «Не успели революционеры прийти в больницу, как сразу же кончились лекарства».
Этого надо было избежать во что бы то ни стало. Однако ситуация, в которой мы оказались, была не просто напряженной и сложной для нас, в ней сконцентрировался целый комплекс проблем, характерных для развивающихся стран, таких, как, например, Куба. Приехали восемь новых врачей, больница на 100 коек, которая прежде работала в четверть нагрузки, развернулась… Прекрасно, не правда ли? Но где взять лекарства? Чем кормить больных, которых стало больше? А белье, а средний медперсонал, который будет делать рентген и анализы, назначенные новыми врачами? То же самое происходит в школах. Кроме учителей, нужны еще здание, парты, карандаши, тетради, доски. Одна удовлетворенная потребность рождает десятки новых.
И дело даже не только в том, что медикаменты нам не поставлены, и так ясно, что больница работает на урезанном бюджете, рассчитанном на неполную загрузку. Впрочем, если бы не планируемое развитие этого аграрного района, больница вообще захирела бы. Хорошо бы все предвидеть заранее. Ну довольно, не стоит горячиться.
Сегодня мы обратились в ИНРА насчет металлической сетки, защищающей больных от комаров! Там сказали, что сетку нам дадут, но на складах ее не так уж много. Я расстроился: неужели не хватит на всю больницу? В тот же день двое сотрудников ИНРА пришли к нам, пересчитали окна и двери, измерили дверные и оконные проемы. Хоть бы сетки хватило, уж очень комары донимают больных.
Мы завели журнал консультаций и историю болезни на каждого поступившего больного. Это было труднее всего, но теперь дело сделано: создан архив и больных регистрируют в приемном покое.
В восемь тридцать вечера собрались все члены совета больницы. Сначала мы обсудили общие вопросы, затем трудности, вставшие перед каждым специалистом.
Собрание уже близилось к концу, однако ни анестезиолог, ни хирург даже не попытались поставить вопрос об отношении к доктору Баркесу, о чем они говорили мне вчера. Как бы то ни было, мы не должны работать в атмосфере интриг и недомолвок, а потому я решил сам коснуться этой проблемы.
— Думаю, теперь мы поговорим на тему, которую вы затронули вчера в разговоре со мной. Я имею в виду отставку директора. Как считаешь, Рамос?
Рамос притворился удивленным, но вид у него был недовольный и растерянный. Похоже, они не думали возвращаться к этому вопросу. Да и Пера тоже смутился.
— Ладно, — неохотно начал Рамос, — мы действительно говорили Алипио, что доктор Баркес как хирург пользуется в городе хорошей репутацией, и мне кажется, что, уволив его, мы наживем себе неприятности, кроме того, у местного населения может возникнуть недоброжелательное отношение к нам. Конечно, дело уже сделано, и теперь, естественно, мы не можем отступить, — оказывается, он несколько изменил свою позицию, — но мы должны попытаться разрядить напряженную обстановку и наладить отношения с доктором Баркесом.
— Я хочу кое-что сказать, — прервал его ортопед. — Хорошие отношения с доктором Баркесом и остальными местными врачами у нас наладятся только в том случае, если мы примиримся с положением, которое сложилось в больнице, а на это мы никак не можем пойти. Хочу сообщить еще, что среди больных ходят разные слухи, и некоторые без обиняков спрашивали меня, правда ли, что мы еще студенты и приехали поучиться на здешних больных, чтобы потом получить диплом, или все-таки дипломированные врачи. Я не только внес ясность в это дело, но проследил, откуда идут эти слухи, и обнаружил, что по крайней мере в двух случаях их распускали местные врачи… Думаю, что и другие больные получили сведения из того же источника, но, либо жалея врачей, либо боясь неприятностей, они умолчали об этом.
— Прости, что я тебя перебиваю, — сказал я ортопеду, — но хочу добавить кое-что весьма важное. Местное население и окрестные крестьяне не верят, что мы приехали сюда надолго, и постоянно спрашивают меня, скоро ли мы уедем. Я отвечаю, что мы не собираемся уезжать и уедем лишь тогда, когда прибудет смена, но этих бедных людей столько обманывали, что они не верят никому. Они не хотят сближаться с нами и портить отношения с местными врачами, поскольку думают, что в любой момент мы можем уехать отсюда. По-моему, даже наименее опытный из нас обладает более обширными познаниями, чем любой из местных врачей. Возможно, единственным исключением является доктор Баркес, — при этих словах я пристально посмотрел в глаза Рамосу, — но в основном дело обстоит так, как я говорю, и мы должны постараться проявить наши знания и завоевать доверие больных. Вот, например, Алехандро недавно спас жизнь ребенку, и весь город говорил об этом. Надо показать, что мы настоящие врачи. Что же касается отношений с доктором Баркесом, то я не раз пытался их наладить, но безрезультатно. По-моему, он не стремится к сближению с нами. Во всяком случае, со мной. Он позвонил министру и ждет, когда его восстановят. Он не хочет никаких переговоров, потому что чувствует свою силу.
— Так оно и есть, — сказал Пера. — У него здесь большие связи. Возможно, вам это не известно, но я вчера узнал, что он президент местной медицинской коллегии…
— Никто не может быть сильнее Революции, — оборвал я его. — И тот, кто сопротивляется ей, будет сломлен.