Империи песка - Дэвид У. Болл

и теплом, мягкими волнами идущим от нее. Каждый волосок, каждая пора в его теле были воспламенены и возбуждены ее присутствием. Она коснулась его бедер и легконько провела пальцами по его бокам. Теперь их лица находились рядом. Возбужденный, с окаменевшим членом, он притянул ее к себе, чувствуя ее нагое тело, прижавшееся к его телу. Их тела дрожали. Он водил руками по ее спине, медленно, осторожно, прикасаясь лишь кончиками пальцев. Это чувство захватило их обоих. Как зачарованные, они плавали в воде; изгибы ее бедер и груди прижимались к нему, тогда, не зная, что делать дальше или чего ожидать, он крепко прижал ее к себе. Они держались друг за друга, а вокруг неистовствовали мириады пузырьков. Обоим было жарко, оба были охвачены страстью. Вместе они стремительно поднялись на поверхность и закричали от восторга. Потом она выкрикнула его имя, а он почувствовал, как теряет власть над собой, а из чресел вырывается огонь…

Возбужденный, сбитый с толку, Мусса проснулся в поту. Он тяжело дышал, мыслями и ощущениями оставаясь в том прекрасном месте, похожем на удивительную теплую ванну. В сознание стали проникать негромкие звуки ночи. Он услышал ветер, шелестящий на крыше шатра. Где-то неподалеку горел костер, и оттуда доносились приглушенные голоса. Разум Муссы медленно выбирался из тумана его сна.

Он смутно осознал, что его член и наяву остается окаменевшим, теплым и пульсирующим. Мусса потрогал свой член. Рубашка в этом месте была теплой, мокрой и липкой. Прикосновение заставило его снова вздрогнуть; волна наслаждения пронзила его, словно молния, заставив напрячься, потом расслабиться, когда член выбросил новые струи горячей жидкости. У него покалывало все тело.

От удивления у Муссы закружилась голова. Такое происходило с ним впервые. Он не знал, где находится сам и где находится она. Было ли это на самом деле? Была ли она там? Он знал, что ее не было, но отрицал это, растягивая сладостные мгновения. Он попытался удержать все это в уме и воссоздать снова те ощущения, сон, Даию. Однако все усилия не давали результатов. Закрыв глаза, он искал ее под водой, но не мог увидеть. Он плотнее запахнул рубашку, думая, что тем самым сумеет вновь прикоснуться к Даии, но ему не удавалось ее почувствовать. В его святилище ворвался внешний мир. Даия медленно ускользала от него, скрываясь в подсознании, пока совсем не исчезла. И тогда он снова уснул.

Глава 17

18 августа 1876 года

Дорогой Мусса!

Наконец-то мне исполнилось шестнадцать. Думаю, ты помнишь дату моего дня рождения. В июле, когда тебе исполнилось шестнадцать, я думал о тебе. День твоего рождения всегда предшествовал моему. Я сидел в старой башне собора Сен-Поль и смотрел на реку. Я всегда туда прихожу, когда жизненные обстоятельства начинают брать за горло. Собор так и не отремонтировали после пожара, случившегося во время войны. В прошлом месяце мы там устроили нечто вроде вечеринки, припозднились, и после полуночи нас застукали. Начался ад кромешный. Мне в течение двух недель запретили покидать шато, за исключением походов в школу и обратно. Потом вход в собор заколотили, но я сломал доску в одном неприметном местечке и по-прежнему могу проникать внутрь и подниматься наверх.

Виновником нашего торжества был Антуан. Я ведь писал тебе о нем в предыдущем письме? Уже и не помню. Сейчас он мой лучший друг. Мы пригласили нескольких девушек, знакомых со старшим братом Антуана, и распили бутылку «Пино-де-Шарант», которую я стащил из погреба. Моей девушке было девятнадцать! Я сумел потрогать ее за грудь, но дальше ничего не получилось, поскольку от выпитого меня начало тошнить. Антуан говорил, что у них с его девушкой все получилось, однако я ему не верю. Он даже не мог рассказать, как все это происходит, отделывался туманными фразами, почему я и считаю, что он все придумал. Когда шумиха уляжется, мы снова их пригласим и устроим новое торжество. Если у меня что-нибудь получится, я тебе обязательно напишу. Я про настоящие ощущения, а не про всякие выдумки. Знаю, что ты тоже все бы мне описал.

Я всегда думал: шестнадцатилетие будет какой-то особенной, важной датой, но никаких особых чувств не испытал. Хочу, чтобы мне исполнилось двадцать. Думаю, тот возраст получше. Возможно, самый лучший. Тогда я смогу делать, что захочу, а моей матери останется лишь смотреть со стороны. Впрочем, ты помнишь ее характер. Она будет цепляться ко мне до моего столетия. В день рождения она взяла меня на скачки в Шантийи. В первый раз празднование обошлось без разных условностей и церемоний. Мать была вместе с одним из своих кавалеров, как она их называет. Их у нее целая куча. Она заставляет меня называть их месье Такой-то или месье Сякой-то, но для меня каждый из них – месье Дерьмо. Так вот, этот месье Дерьмо дал мне сто франков и сказал, на какую лошадь поставить, словно настоящий знаток скачек. Еще до начала я спустился и посмотрел на лошадей. Та, на которую он советовал мне поставить, дышала так, словно у нее чахотка. Я поставил на другую лошадь и выиграл семьсот франков. А лошадь месье Дерьма пришла последней. Он сказал, что потерял двадцать тысяч, и вел себя так, словно ничего не случилось. Думаю, он просто старался произвести впечатление на мою мать. Он какой-то министр в правительстве. В нынешнем. С тех пор как вы улетели, у нас сменилось много правительств. Они держались неделю или две, затем кабинет министров разгоняли. Примерно с такой же скоростью моя мать меняет своих кавалеров. До сих пор ни один из них мне не нравился. Надеюсь, когда-нибудь она найдет кого-нибудь, с кем я могу более или менее поладить, хотя сомневаюсь. В любом случае это случится не раньше, чем я уйду из-под ее опеки. По моим расчетам, это произойдет, когда мне стукнет двадцать. Старший брат Антуана поступил учиться в военную академию Сен-Сир, а потом отправится в Индокитай или куда-нибудь еще. Я хочу поехать в Африку. Думаю, моему отцу это понравилось бы. Он там бывал, а теперь и вы все там живете.

Мне осталось еще год промучиться в школе. По сравнению со здешними иезуитами сестра Годрик – просто милашка, но я учусь как надо, и они ко мне не лезут. Кстати, она и сейчас учительствует, но в другой школе, поскольку школу при соборе Сен-Поль закрыли. Теперь другие малолетние оболтусы получают от нее паддлом по рукам. Знаешь, когда однажды я