Империи песка - Дэвид У. Болл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Запах благовоний. Сладкий. Женский. Хаммад вслушался. Каддер не издавал никаких звуков. Хаммад решил, что с него достаточно коз. Он подполз к палатке, чтобы разузнать, кто внутри.
Поскользнувшись, Каддер упал, что-то пробурчав себе под нос. Коза испуганно мекнула и вырвалась из его хватки. Он выругался сквозь зубы и застыл, ожидая, что сейчас поднимется тревога.
Обошлось.
Он продолжил резать козьи глотки. Десять, пятнадцать, восемнадцать. Козы умирали быстро и тихо. Жаль было убивать их понапрасну, но зато какое наслаждение лишить синих дьяволов стада.
– Твори возмездие во имя Аллаха, – сказал ему отец, и Каддер усердно продолжал начатое.
И вдруг он напрягся и стремительно развернулся, присев на корточки. Впереди он увидел очертания человеческой фигуры. Небольшой, но находившейся довольно близко и явно его видевшей. Каддер не понимал, почему в лагере до сих пор не поднялась тревога, почему воздух не прорезали крики, однако это не имело значения. Он беззвучно приблизился, встав во весь рост. Рука с ножом взметнулась, нанеся молниеносный, смертельный удар. Только сейчас он увидел, что перед ним всего лишь мальчишка-пастушонок, которого все-таки разбудили умирающие козы. Сбитый Каддером, ребенок упал на землю. Лезвие ножа передало Каддеру знакомые ощущения кожи, кровеносных сосудов и мышц. Он вонзил нож еще глубже, чувствуя, как у самого колотится сердце. Потом с удивлением почувствовал, что это мало отличается от убийства козы.
Сопротивление кончилось. Ненавистный маленький дьявол был мертв.
Что-то тяжелое навалилось на Серену, подмяв собой и разом пробудив от глубокого сна. Одна рука зажала ей рот, другая опустилась вниз и принялась грубо шарить у нее между ног. Серена чувствовала на лице жаркое дыхание напавшего; его борода царапала ей щеку. Сон мгновенно пропал, когда она поняла, что происходит. Она яростно отбивалась, приподнимала плечи, пытаясь сбросить напавшего, но тот был слишком тяжелым и сильным. Он срывал с нее одежду. Найдя конец шали, незнакомец затолкал его Серене в рот, лишив возможности закричать.
– Тихо! – прошипел он по-арабски и приставил кончик ножа к ее горлу. – Понимаешь меня, туарегская шлюха? Тихо!
Широко открытыми глазами Серена показала, что поняла.
Тело напавшего было мокрым от козьей крови, набухший пенис подрагивал. Араб заставил ее взять член в руку. Серена почти ничего не видела в темноте, но ощущения повергли ее в ужас, затем внутри поднялась волна тошноты, а далее страх, омерзение и отвращение смешались с ненавистью. Но сталь ножа холодила ей горло, и она прекратила сопротивляться. Ее грудь тяжело вздымалась. Она чувствовала, как напавший возится с ее рубашкой, пытаясь сорвать, а когда она разжала пальцы, он вернул ее руку на прежнее место, прижал, настойчиво показывая, что она должна делать, после чего снова полез ей под подол.
Серена закрыла глаза. Нападавший по-прежнему держал нож у ее горла. Она отчаянно пыталась думать связно. В мозгу проносились сотни пугающих мыслей. Неужели эти разбойники убили Муссу? Или аменокаля? Неужели это кель-аджер? Они бы так со мной не поступили, и у этого лицо не закрыто тагельмустом. Тебу? Шамба? Да, эти способны на подобное. Натешатся, а потом убьют меня. Они всех нас убьют!
Усилием воли она заставила себя успокоиться, запихнув внутреннюю истерику подальше. Нельзя поддаваться панике. Мысленным взором Серена окинула палатку, ища оружие. Вечером она трудилась над выделкой кожи.
Где же мой нож?
Дрожа всем телом, Люфти снова лег на коврик для сна. Жар прекратился, однако чувствовал он себя по-прежнему отвратительно. Голова гудела, а перед закрытыми глазами мелькали огни. Он до сих пор часто просыпался ночью и вставал, чтобы помочиться. Встав в очередной раз, он испытал позывы к рвоте. Желудок торопился исторгнуть содержимое. Люфти опустился на колени, поддерживая себя трясущимися руками, пока тело сжимали рвотные судороги. Они не прекращались целых двадцать минут. Когда ему полегчало, он вернулся на коврик. На время болезни он перенес свое спальное место на другой конец поляны, подальше от шатров знати. Он рассеянно брел, морщась от невидимых молотков, ударявших внутри головы, и вдруг обо что-то споткнулся. Удержаться на ногах не удалось. Люфти рухнул вниз, больно ударившись головой о камни. Из горла вырвался стон; эта ночь из плохой грозила превратиться в скверную. Он сел, потирая ушибленный лоб, когда рука ощутила что-то мокрое. Люфти принюхался. Кровь! Он пошарил рукой впотьмах и наткнулся на козу. Потом еще на одну, и еще. Все они были мертвы. Его сердце забилось. Он начисто позабыл про лихорадку. Люфти встал на колени. Глаза различали неясные очертания козьих туш. Они валялись повсюду! Мертвые козы! Что за чертовщина?.. Потом он наткнулся на тело Салы. Немой мальчишка, пастушонок из кель-улли, валялся в скрюченной позе с перерезанным горлом. Пальцы Люфти ощупывали тело убитого, сообщая мозгу то, что его хозяин не мог понять. Как такое могло случиться? Ведь все было тихо, никакого шума. Кто мог совершить такое…
И вдруг он понял, отчего выпрямился во весь рост.
– Уксад! – закричал Люфти, поднеся ко рту сложенные чашей ладони. Его голос прорезал ночную тишину. – Уксад! Арада-а-а-а-а-а-ар-р-р!
Хаммад держал руку Серены, заставляя сжимать его пенис, толкая ее вверх и вниз, вверх и вниз, быстрее, еще быстрее, пока его бедра не начинали выгибаться. Другой рукой он путешествовал по всему ее телу: трогал грудь, между ног, грубо и требовательно лапая женщину. Он задрал на ней рубашку и приготовился в нее войти. Серена беззвучно стонала, разум кричал от беспомощной ярости на двуногое животное, которое ей было не остановить.
А потом снаружи раздался пронзительный крик Люфти. Она почувствовала, как Хаммад напрягся и на мгновение замер.
Этого было достаточно.
Серена изо всех сил дернула его за яички, после чего обвила их рукой, сдавила и продолжала тянуть вниз, пока рука не задрожала от напряжения. Она почувствовала, как под пальцами что-то хрустнуло. Взревев, Хаммад выпрямился и отпустил ее. Серена оттолкнула его, и он повалился на пол. Она вскочила, мгновенно перебралась через него, вытащила шаль изо рта и рванулась туда, где в кожаной сумке лежал нож.
Сквозь слезы гнева и боли Хаммад
