Современная японская новелла 1945–1978 - Осаму Дадзай

Остается сама Ёко. Так она умерла. Что она могла сказать Ёсими? Нет, никто ничего не знает.

Вакако угасала. День ото дня кожа становилась все прозрачнее, все явственнее проглядывали под глазами фиолетовые ниточки сосудов. Когда к ней обращались, она молча поворачивала голову. Заходил старый доктор Танака и все советовал есть свежие фрукты.

Вытянув иссохшие руки поверх летнего одеяла, Вакако лежала и смотрела в потолок.

— Ну что ты там видишь? — спросила Цунэ у Вакако, уставившейся в одну точку.

— Разводы на потолке напоминают лицо Ёко.

Через полмесяца на руке у Вакако появились красные пятнышки. Точки, похожие на укусы москитов или блох. Цунэ, не придавая этому особого значения, поскребла одно пятнышко ногтем. Оно лопнуло, вылез пушок в капельках гноя. Внимательно осмотрев девочку, Цунэ разглядела красные точки на обеих руках. Незаметно для Вакако она соскребла еще одно пятнышко. Под ним в гноящихся капельках жира был тонкий пушок, похожий на прелую траву.

У тех, кто уцелел во время взрыва в городе и вернулся домой, раны и поры кожи загнивали. Это означало верную смерть.

Лечить было нечем, старый доктор Танака потерял всякую надежду на выздоровление Вакако. Цунэ оставалось только наблюдать, как она угасает. На запах гноя слетались рои мух. Она разгоняла их, не отходя ни на шаг от дочери.

Цунэ приходила в отчаяние от собственного бессилия.

На следующее утро девочки, как обещали учителю, поднялись на гору. Пламя утихло, обгоревшие дочерна деревья еще курились фиолетовым дымом. Над горой стояло жаркое марево. От боли в израненной спине Ёко то и дело останавливалась и жалобно повторяла:

— Как больно!

На склоне, еще до вчерашнего дня ровном, Вакако увидела впадину, зиявшую свежей землей. Впадина образовалась на северном склоне горы, который не был обращен к взрыву. Земля в ней была влажной. Вакако, обняв колени, села вплотную к свежему срезу. Он холодил кожу.

Ёко присела рядом. Не касаясь земли, она подставила спину прохладе. Так пытались они с вечера избавиться от усталости: садились, обхватив колени руками. Беспомощная поза — та самая, в какой ребенок покоится в утробе матери.

На горе тихо. Во впадине гуляет ветер. По склону что-то движется. Слышен тихий, сухой шорох… Плод, что ли, упал с дерева? А может, там учитель или одноклассницы. Раненые? Вакако прислушалась. Звук шел сверху, ударялся о землю, и гора снова погружалась в тишину.

— В спину будто иглы всаживают, — жалобно сказала Ёко.

Искаженное болью лицо ее стало землистым.

Осколки все глубже уходят в спину Ёко, а ведь даже обычная заноза причиняет боль. Может, будет легче, если вытащить хотя бы один осколок?

Меж лопаток торчат осколки в четыре-пять сантиметров. Вакако, стараясь не задеть других осколков, проворно вытянула один. Ёко отчаянно закричала и оттолкнула Вакако. И та, не удержавшись, попала рукой по ее спине. И тут со спины Ёко что-то свалилось.

Белый червь. Насосавшись крови в ране, черви, извиваясь кольцами, вползали на осколки стекла, будто на стеклянные горки, падали с них, ненасытно впивались в соседние раны и начинали хлюпать кровью, — Ёко пожирали черви, которых можно было бы раздавить одним пальцем.

Белые черви заводятся только на отбросах и нечистотах. Червями кишат бочки с навозом на меже в рисовом поле, рыбьи кости на помойке, раскисшие кошачьи трупы в лужах, змеиные внутренности, выброшенные летом на дорогу. Червями кишит только падаль.

— Белые черви, — Вакако показала пальцем на спину Ёко.

— Черви? Почему это на мне черви? — укоризненно сказала она.

— Ёко, они живые, шевелятся, — сказала Вакако, и ей стало дурно от ужаса сказанных слов.

Нашлись мухи, которые, как Вакако, чудом спаслись в самом центре взрыва, не повредив даже прозрачных, как тончайшая бумага, крылышек. Мухи сразу учуяли, что в бесконечной веренице смертей самая близкая ожидает Ёко. Удивительные мухи! Еще на не остывших руинах они дали жизнь личинкам. Сменив мушиные рои, за продолжение жизни боролись черви. Им не терпится произвести новое поколение, они жадно пожирают плоть Ёко. Потом из личинок вылупятся мухи и нападут на Вакако. Продолжение рода не терпит промедления. Они сожрут Ёко, доберутся до ее червоточины — высокомерия — и накинутся на Вакако.

Может, Ёко переродится в червя, который, подобно утопленнику из желтой реки, возвратится в землю? А червь с глазами и бровями Ёко начнет поедать Вакако, чтобы и она стала червем. Но раз они дружили, Вакако может не церемониться и попросту передавить этих червей — всех до последнего, не поддаться Ёко.

Однако даже если Ёко уйдет из этого мира, Вакако не избавится от нее. Стараясь, чтобы Ёко не заметила, Вакако приподымается на руках и отодвигается подальше от нее. Почувствовав это, Ёко поворачивает лежащее на коленях лицо и глядит на Вакако. Сытые черви падают со спины Ёко. Оказавшись на шершавой земле, они, сокращаясь раздутым брюхом, надвигаются на Вакако. Не вставая, Вакако пяткой давит ползущих по сырой земле червей. Ёко смотрит, не говоря ни слова.

Блестящие, красивые глаза Ёко, которым всегда завидовала Вакако, уже начали тускнеть.

— Черви ведь очень быстро откладывают личинки. Я выкармливаю червей, и они превращаются в меня, — горько усмехается Ёко.

Ее атрофированные нервы, похоже, уже не реагируют на копошащихся червей.

— Не смей убивать их! Это ведь я! — неожиданно говорит она, и глаза ее вспыхивают.

Вакако без оглядки мчится с горы.

— Не бросай меня! — кричит Ёко.

Зажав уши руками, Вакако опрометью несется по склону. Она сбавляет ход, только ступив на ровную землю.

Речка бежит, играя бликами и отражая облака. У чистой журчащей воды Вакако бросается наземь. Она смотрит в небо. Небо голубое, на нем белое солнце. А вчера она видела здесь багровое солнце, оно слегка колыхалось и было похоже на гниющий помидор с набрякшей мякотью. Полуденное солнце, которое в разгар лета должно стоять прямо над головой, вчера откатилось к горизонту. А сегодня солнце сияет ровно… В углу бескрайнего неба появляется блестящая, как игла на шелке, полоска. Слышится рокот. Металлическое урчанье «Б-29». Но никто и не думает бежать. И люди, разыскивающие среди трупов живых или мертвых родных, и раненые, прикрытые для видимости лохмотьями, лишь вяло поглядывают на небо. Слушая рокот медленно приближающегося самолета, Вакако закрывает глаза.

— Если опять в небе появится то сияние, с места не сдвинусь. Мочи нет, — мелькает в голове у Вакако.

Тень низко летящего самолета скользнула по ней и передвинулась дальше.

Выжженная равнина немного ожила. Узнав о трагедии в городе, из разных районов съехались на третий день после бомбардировки люди — искать своих родных. С фляжками и узелками бродят они по равнине, обмотав рот и нос полотенцами. На пепелище стоит по-своему тихое утро. Льющейся из прорванных водопроводных труб водой люди отмывают окровавленные лица, полощут горло. Вакако тоже немного пришла в себя.

По реке на гору поднимается множество людей. Вакако, у которой во рту не было ничего, кроме воды, пошатываясь, встает и пристраивается к веренице, тянущейся в гору. Ее мучает мысль о том, что произошло с Ёко.

— Откуда эта школьница? Бедняжка! — шепотом говорят женщины, заглядывая в яму, у которой стоит Вакако.

Убедившись, что это не их дочь, матери облегченно вздыхают и молитвенно складывают руки.

Ёко была мертва. Она так и сидела, обхватив ноги руками, только чуть дальше от стены, чем вчера. В яме стояло тошнотворное зловоние.

— Страх какой! Так и облепили, — говорит одна из женщин, смахивая рой мух со щеки Ёко.

Мухи с жутким жужжаньем поднимаются.

«Умерла», — думает Вакако, провожая взглядом летящих на солнце мух. — «Но я-то тут при чем», — бормочет она себе под нос и спускается с горы.

Вакако умерла.

Утром, пережив Ёко на сорок девять дней. Дня за три до смерти температура подскочила до сорока.

Вакако сонно открывала глаза — разводы на потолке издевательски смеялись над ней. Она крепко сжимала веки — и тогда перед ней обязательно появлялась Ёко. И не одна, несколько маленьких Ёко — меньше фаланги пальца — окружают постель Вакако. Все как в тот день — длинные волосы, шаровары в горошек.

Маленькие Ёко все ходят и ходят вокруг постели.

Вакако окликает их, но Ёко не отзываются. Несколько Ёко ходят спиной к Вакако. Откуда ни подходят — лиц не видать.

Ёко обижены.

— Что поделаешь! У меня тогда другого выбора не было, понимаете? — говорит Вакако.

Ёко все равно не оборачиваются. Ходят кругами и не оборачиваются.

— Мама! — кричит Вакако.

— Я здесь. — Цунэ сжимает в теплых ладонях руки Вакако. — Что ты? — ласково смотрит она на дочь.