Двое для трагедии - Анна Морион
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не хватает силенок? Дай сюда нож. – Грейсон отобрал у меня нож и ударил им свою грудь. Лезвие поломалось надвое. – Какая жалость, правда? – Брэндон криво усмехнулся, бросил сломанный нож на пол и стал застегивать рубашку. – А как бы ты хотела пронзить мое черное сердце, чтобы освободиться от меня и побежать к своему Моргану! Да?
Это была чистая правда, но все мои старания причинить Грейсону вред, действительно, были совершенно напрасны.
– С этой минуты я восстанавливаю табу на разговоры о Моргане, – вдруг сказал он. Вампир уже застегнул рубашку, но не стал надевать пиджак.
– Но у меня есть другой вопрос… – вновь робко начала я.
– Нет, теперь моя очередь спрашивать, – перебил меня он.
«Он играет в какую-то дурацкую игру? Задавать вопросы по очереди?» – недовольно подумала я.
– Смешно, конечно, но, спрашивай. Ты опять хочешь спросить о нас с Седриком? – предположила я.
Грейсон наклонился ко мне и погладил своими ледяными пальцами мою щеку. Я сжалась и громко вздохнула – в этот раз я не смогла молча вытерпеть эту пытку.
– Что я говорил тебе? Не упоминать о нем. Никогда, – зловеще тихо сказал он.
– Ты сейчас ударишь меня? – прошептала я, закрыв глаза.
– Нет, в этот раз я тебя прощаю. Что нужно сказать?
– Спасибо, – машинально ответила я, посмотрев в его лицо и радуясь тому, что он не ударил меня. – Но тогда… Ты хочешь спросить обо мне?
– Зачем? Я и так знаю о тебе все, и, боюсь, ты – скучная серая мышка. Но, благодаря тому, что ты знаешь то, чего знать не должна, все же представляешь некоторый интерес.
– Тогда тебе не о чем меня спрашивать.
– Не думаю. Что ты почувствовала, когда он признался тебе? – Вампир все никак не убирал с моей щеки свои ледяные пальцы, и мне было жутко от этого.
– Я испугалась и убежала в другую комнату… Это было самое ужасное зрелище, что я когда-либо видела… Нет, а потом, когда ты вышел тогда на солнце…
– Довольно, – перебил он меня. – Когда я был в Чехии, то узнал кое-что о твоих родителях. Интересно?
Я поспешно закивала.
– Твоему отцу дали премию, как лучшему учителю Брно, и он расплатился с долгом за вашу ржавую банку.
Эта новость так обрадовала меня, что мое лицо озарила широкая улыбка.
– Это так здорово! Они с мамой, должно быть, очень рады и ждут, когда я приеду, чтобы сделать мне сюрприз! Но я уже не вернусь… – Мне вдруг стало безумно горько от этой мысли, и я тихо заплакала. – Ты запретил мне звонить им, и я не звонила… Они волнуются и думают, что со мной что-то случилось!
– Перестань реветь и иди спать, – вдруг резким ледяным тоном сказал Грейсон и убрал с моего лица свои пальцы.
– Но зачем ты… – начала я, желая спросить его: «Зачем ты рассказал мне об отце? Чтобы сделать мне еще больнее?».
– Еще одно слово, и я сам уложу тебя в кровать, но, боюсь, это будет совсем невежливо и неэстетично, – мрачно перебил меня вампир.
Было очевидно, что он разозлился: его лицо стало строгим и словно каменным, а голубые глаза будто исторгали холод, который я физически чувствовала на своей коже.
Перспектива, которую пообещал мне Грейсон, безумно напугала меня, и я моментально выбежала из гостиной. Но, добежав до лестницы, я остановилась и решила уговорить Грейсона дать мне сделать родителям хоть один звонок. Я хотела поговорить с ними и солгать о том, что сейчас я и Седрик были очень заняты путешествием по Бразилии, поэтому у меня не было времени звонить им.
Робко зайдя обратно в гостиную, я встала напротив вампира. Мне было страшно, но я преодолела себя.
– Брэндон, можно я позвоню родителям? – тихо спросила я, надеясь, что он уступит мне.
Он поднял на меня мрачный взгляд, и я поняла ответ, но я так отчаянно желала услышать голос родителей, что была готова вновь унизиться перед ним. Я опустилась перед ним на колени и сложила руки в мольбе.
– Я умоляю тебя. В последний раз. Пожалуйста, – прошептала я, заглядывая в его глаза, как верная собачонка.
К счастью, он усмехнулся, и во мне вспыхнула надежда. Грейсон положил свою ладонь на мой затылок, и наклонил свое лицо к моему.
– Что я сказал тебе? Иди спать. Немедленно, – низким тоном сказал он, а затем положил вторую ладонь на мое лицо и резко оттолкнул меня – я упала на пол и глухо ударилась головой о мраморный пол.
От страха и унижения меня охватили громкие рыдания. Я поднялась на ноги и быстро пошла в свою комнату.
На следующий день, когда я проснулась, вампира уже не было. Он вновь исчез.
После того дня все остальные дни прошли в молчании, и только мои мысли занимали меня. Но я больше не могла представить себе того, что было бы, если бы я не встретила Грейсона. Мое воображение погибло. Я не могла ничего увидеть, потому что мое будущее было уже перечеркнуто. У меня больше не было будущего.
Но у Седрика было.
Я не хотела быть эгоисткой и не хотела, чтобы страдали мы оба – если мы не можем быть счастливы вместе, пусть будет счастлив он. Ведь только теперь, находясь наедине с самой собой, я поняла – Седрик мучился рядом со мной, хоть и усиленно скрывал это от меня. Это из-за меня он находился в опасности: если бы я тогда, в октябре, я отвергла его ухаживания, он не скорбел бы слишком долго и сейчас был бы в безопасности и в любви с достойной его бессмертной девушкой. А я, кроме того, что для него неполноценна, еще и стала причиной его нынешнего состояния: если бы я не была смертной, и он любил бы не меня, ему не пришлось бы открывать мне свою тайну и спасать меня от охотников-вампиров, боясь за мою жизнь. Именно тот факт, что я не бессмертна, выдал нас – тогда, в аэропорту Праги, он не должен был провожать меня до самолета, пытаясь спасти и уберечь от вампиров. Все это случилось из-за меня.
Когда Седрик в очередной раз позвонил, впервые с тех пор, как звонил в день свадьбы своего брата, и сказал, что Миша уехала из Чехии, мне было тяжело слушать его: Седрик говорил голосом, полным теплоты и любви, говорил, что ждет меня, ждет, когда, наконец, пройдет этот месяц, чтобы обнять меня. От этих слов я почувствовала,
