В огнях трёх революций - Сергей Надькин

В ночь на 16 июня в дом Геннадия Полякова ворвались полицейские.

– Где скрывается ваш бурьян, давай его сюда!

– Вот он ночки, где, ваше благородие, тепленьким в постели нашел. А ну, подъем, одевайся, а то в кондаках ногой до тюрьмы пойдешь! – слышалась за окнами маленького с низкими потолками домишки возня, в доме начался обыск.

Летом 1906 года Константин Федорович шел с Голиковки в центр города, ругая полицию, и кричал:

– Верните мне сына!

– Иди да возьми! – крикнул в ответ убитому горем отцу голубятник Степан Сарофанов.

Восьмого сентября на очередном собрании рабочих слышалось выступление Николая Савельева.

– Рабочим Александровского завода необходимо тщательное ведение расчетных книжек. Управа неправильно делает расклады податей на больницу, и другие общественные нужды! Необходимо выдать конюхам рукавицы! Увеличить заработную плату молотобойцам, а фартуки выдать кузнецам! Увеличить расценки и сократить рабочий день на один час слесарям механического цеха! Передать списки кандидатов для поступления на завод заводскому комитету! Вот такие должны быть требования к господам. Но это еще не все! Надо заставить чиновников прекратить разворовывать общественные подати на содержание больницы и благоустройство города! Всему остальному населению города необходимо прекратить выплачивать подати до созыва общегородского собрания!

Вечером 18 сентября 1906 года был понедельник. Тюремная площадь Петрозаводска наполнялась недовольной толпой. Заводские рабочие, много женщин, большое количество молодежи протестовали против отправки по уездам большой партии политических заключенных, прибывших накануне этапом из Петербурга.

Смело, товарищи, в ногу,

Духом окрепнем в борьбе, –

слышалось со стен тюрьмы дружное пение.

В царство свободы дорогу

Грудью проложим себе, –

подхватила стоящая под окнами тюрьмы толпа.

Вышли мы из народа,

Дети семьи трудовой.

Братский союз и свобода –

Вот наш девиз боевой –

запевал вместе со всеми сын находящегося в ссылке революционера десятилетний Сашка Меркушев. Он стоял в десятке метров от ограды и увидел, как в одном из окон тюрьмы заключенные вывесили красный флаг с надписью «свобода». Кто-то из них выкрикивал пламенную речь.

– Не теряйте надежды, братцы, новая революция не за горами! – кричалось из окна тюрьмы.

Здание тюрьмы охранялось стражниками и солдатами конвойной команды. На площадь была стянута вся полиция города.

– Граждане, немедленно разойдитесь! В противном случае будете арестованы по закону! – обратился главный полицмейстер города к разбушевавшемуся на площади народу.

– Ха-ха, не пугай пуганых, – кричал на стражников кто-то из толпы. Потом затянулись длинные переговоры. Главный полицмейстер Крикалев призвал к главным организаторам беспорядков Егорову и Акулову.

– Что тебе надобно, лихоманец? Почему против царя выступаешь, народ баламутишь? Вступал бы ты в церковь лучше, а лучше домой, – разговаривал жандарм с организатором беспорядков Василием Егоровым.

– Сам иди домой, Ваше благородие, а мы здесь постоим, – отвечали из толпы рабочие. Пение не прекратилось, а, наоборот, зазвучало на весь город.

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобой гнетут,

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы беззвестные ждут.

– А ну, лихоманцы, замолчите и разойдитесь! В противном случае, я приказываю солдатам открыть огонь, – кричал бунтовавшемуся народу голос начальника городской полиции. Но пенье не прекращалось.

Но мы поднимем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело,

Знамя великой борьбы, всех народом,

За лучший мир, за святую свободу!

На бой кровавый,

Святой и правый,

Марш, марш вперед,

Рабочий народ –

пел собранный у тюремной ограды смешанный хор, пел до тех пор, пока прибывшая на место событий конная стража шашками и нагайками не разогнала митинг.

В восемь часов вечера тюремная площадь снова заполнилась толпой трехсот человек демонстрантов.

– Долой полицию! Да здравствует революция! Долой правительство! Долой самодержавие! – кричал представителям власти возбужденный хор демонстрантов. Ответом вновь послышался цокот лошадиных копыт.

– Давай их камнями! – разнесся по площади голос революционера Акулова. Гимназист Витя Филин и рабочий Саша Меркушев вновь взялись за булыжники, взялись за булыжники и все остальные. Камни летели в сторону цепи конной полиции.

Товарищ Саша кинул в полицейского камень, кинул и на этот раз не промахнулся: камень угодил полицейскому в голову. Из головы стражника брызнула кровь. Витя Филин тоже не промахнулся, следом за Сашкой попал булыжником в шею полицейского. Три других попадания камнями ранили еще троих стражников. Стражники бежали с площади, спасаясь за толстыми каменными стенами тюремного забора.

– Товарищи, соберемся и возьмем полицию! Разобьем ворота тюрьмы и выпустим заключенных! – призывал демонстрацию Василий Егоров. К этому времени вся тюремная площадь находилась в руках протестующих. Два юных товарища, Сашка и Витька, готовились к решающему бою.

– Братцы, братцы, не задевайте стражников, не разносите тюрьму, – обратились к толпе двое ссыльных, выведенных из тюрьмы полицией.

– Ступайте, братцы, назад в камеры, мы будем без вас освобождать наших товарищей, и не указывайте, что нам делать! – кричал провокаторам-предателям Василий Егоров. – Все на штурм тюрьмы! – повторил призыв он.

Толпа продолжила гудение. Потом подхватила.

Музыка: Клод Жозеф Руже де Лилль. Слова: Петр Лавров

1895 г.

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут.

Но мы подымем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело,

Знамя великой борьбы всех народов

За лучший мир, за святую свободу.

На бой кровавый,

святой и правый

Марш, марш вперед,

рабочий народ…

Мрёт в наши дни с голодухи рабочий,

Станем ли, братья, мы дольше молчать?

Наших сподвижников юные очи

Может ли вид эшафота пугать?

В битве великой не сгинут бесследно

Павшие с честью во имя идей.

Их имена с нашей песней победной

Станут священны мильонам людей…

..На бой кровавый,

святой и правый

Марш, марш вперед,

рабочий народ –

пелась Варшавянка по польскому варианту, на слова автора текста Вацлава Свенцицкого, находившегося в царской ссылке, потом запели новую песню:

По России слух пошел:

Николай с ума сошел.

Ай да царь, ай да царь,

Православный государь!

Пока пели, в темноте на площади появился пеший отряд полиции. Стражники изготовились к стрельбе, затем последовали выстрелы. Саша увидел падавших в крови на землю рабочих.

Саша не испугался, видит Саша: четверо человек получили ранение, а в толпе началась паника.

– Бей легавых, спасай Россию! – крикнул в толпе Саша. Слышал в ответ голос:

– Ямай его, ямай!

Не заметил Сашка, как его скрутили, повалили на землю и, взяв за руки, и ноги, понесли Сашку в участок. Площадь опустела. Ночью около ста политических заключенных повели на пристань, под усиленным конвоем сажая на пароход. В городе начались аресты и обыски. По улицам ходили полицейские патрули. Губернатор телеграфировал правительству прислать эскадрон кавалерии.

– Голубчик, срочно поспеши телеграфировать, дружок, в Петербург, – просил секретаря губернатор. – Пишите, голубчик, пишите:

«Ввиду ареста главарей демонстрации 18 сентября перед тюрьмой, рабочие завода в Петрозаводске чрезвычайно возбуждены. Предполагают сегодня толпой идти к губернаторскому дому, требовать освобождения арестованных. Положение серьезное, войск и полиции мало. Прошу убедительно о переводе в Петрозаводск эскадрона драгун пятьдесят пятого финляндского полка, так как есть основание думать, что предполагается демонстрация не последняя.»

– Вы, молодой человек, скажите, пожалуйста, имена, фамилии ваших руководителей, списки членов вашей организации, сущий пустяк, и вы пойдете домой к матери. Сослужите услугу, гражданин хороший, вы молод, зачем вам на каторгу? Зачем вам повторять путь отца? – начался первый допрос арестованного Саши Меркушева.