Империи песка - Дэвид У. Болл

обрадовалась встрече с Муссой, но еще больше ее обрадовало то, что они одни. Она тут же отругала себя за подобные мысли и выбросила их из головы.

До Абалессы было пять дней пути. Мусса ехал неспешно и часто останавливался, чтобы заняться с Такой. Рано утром и ближе к вечеру сокол сидел у него на плече, а днем, когда солнце стояло высоко, укрывался в собственном домике. На луке седла Мусса соорудил миниатюрную палатку с открытым входом, чтобы Таке было прохладнее. Даия изумлялась трепетной заботе о птице.

– Я слышала, что только султан Марокко путешествует в таком паланкине, – сказала она.

– Будь султан не таким толстым и умей летать, как Така, я бы и ему с удовольствием сделал нечто похожее, – ответил Мусса.

Несколько раз в день, когда Мусса замечал добычу для сокола, они останавливались. Иногда это была ящерица или змея, греющаяся на камне, иногда тушканчик, похожий на мышь зверек, быстро перемещавшийся между укрытиями. Порой это был скорпион, ползущий по песку. Иногда попадался даже заяц. В каменистой пустыне, по которой они ехали, добычи хватало, надо лишь обладать зорким зрением. А глаза Муссы не уступали соколиным.

Он неплохо приспособил охотничий процесс к условиям пустыни. Обычно первым добычу видел он сам, но вспугнуть ее и показать ожидавшей Таке было некому. И тут Муссе на помощь приходила игрушка его детства. Движением, говорившим о долгих упражнениях и бесконечном терпении, он извлекал из-под одежд рогатку и одной рукой ухитрялся вложить в кожеток камешек. После этого он снимал с головы Таки колпак, освобождал лапы от ремешков и отпускал ее в небо. Пока она кружила, взмахивая своими сильными крыльями, он выстреливал камешком из рогатки. Камешек взметал фонтанчик песка возле добычи, та пускалась наутек, и охота начиналась. Движения сокола были стремительными, сильными и в то же время грациозными. Така делала круг над добычей и падала вниз, прямая как копье. Настоящая крылатая смерть. Така следила за каждым движением добычи, норовившей шмыгнуть под камни или затеряться в кустах репейника, разбросанных по пустыне. Иногда зверьку или пресмыкающемуся удавалось спастись, юркнув в какую-нибудь дыру или забравшись под камень. Така гневно верещала, громко хлопая крыльями, потом возвращалась на зов Муссы. Какое-то время она пребывала в дурном настроении, потакая уязвленной гордости, затем успокаивалась и дожидалась новой возможности.

Но Така редко испытывала горечь поражения. Гораздо чаще ее сильные когти хватали добычу, ломая той шею. Если попадалась змея, Така поднимала ее в воздух и бросала на камни, приводя в бессознательное состояние или убивая. После этого Така тоже кричала, издавая громкое, торжествующее ииик-ик-ик, а затем опускалась на добычу. Мусса быстро звал свою охотницу обратно. Така посматривала на него, словно принимая решение, затем неохотно поднималась и летела к хозяину, опускаясь на кожаный браслет на его запястье. Мусса вознаграждал ее печенью или мозгом добычи и тихим нежным голосом воздавал хвалу ее охотничьим качествам. Потом он надевал ей колпак. Така успокаивалась, и он возвращал ее в домик на луке седла. Така тщательно следила за собой. Пробудившись, она первым делом топорщила перья, становясь похожей на ежа, потом отчаянно трясла ими, возвращая в прежнее положение. После этого она клювом смазывала каждое перышко. Закончив эту часть туалета, она вытягивала каждую лапу, крылья и хвост.

Мусса гордился Такой.

– Чудесная птица! – восхищался он. – Воспитанная и целеустремленная. А какой охотничий дух! Лучшая из всех соколов, какие у меня были.

Каждая охота требовала своего подхода; хозяин и птица составляли гармоничную пару, где безупречно соединялись усилия Муссы и природные навыки Таки. Мусса намечал план, а Така его выполняла.

– Твоя охота с ней – как сложение стихов, – сказала восхищенная Даия, наблюдавшая за ними. – Но почему она всегда возвращается назад? Ведь могла бы улететь. Что ее держит?

– Потому что она меня знает. Нам хорошо вдвоем. Она выполняет мои просьбы, а я – ее. Я кормлю ее, она – меня. Мы заботимся друг о друге.

– А если она все-таки улетит?

– Тогда она станет свободной, – пожав плечами, ответил Мусса. – Снова станет дочерью пустыни. Однажды так и будет. Если сама не захочет, я заставлю ее. Когда-то она была дикой. Это ее ждет в будущем. Я лишь на время позаимствовал у пустыни ее дух. Така родилась не затем, чтобы жить с колпаком на голове и путами на лапах. Она моя только на какое-то время. На самом деле она никогда не была и не будет моей собственностью. Когда она улетит, я поймаю другого сокола и все начну сначала. Таков порядок вещей. Хотя я сомневаюсь, что мне встретится вторая Така.

Бесконечное терпение сочеталось у Муссы со страстью к птицам и охоте. Даия видела это в его глазах и движениях.

– Отец научил меня соколиной охоте, – сказал он. – За нашим домом начинался лес, и мы почти каждый день ходили туда охотиться на кроликов и перепелов. Однажды, когда мне было шесть лет, мы даже подстрелили кабана.

– А это что за зверь?

– Это большой и сильный зверь. На него с соколом не поохотишься, – смеясь, ответил Мусса.

Он стал рассказывать о том далеком дне, когда близ Булонского леса Поль спас ему жизнь. Потом рассказал о замке, который у них с двоюродным братом был построен на ветвях громадного дуба. Дуб рос рядом с озером. Оттуда он однажды видел французского императора. Несколько часов подряд Мусса говорил о другом мире, где мужчины носят цилиндры, где по улицам ездят кареты, где воды в избытке. Зимой эта вода превращалась в лед, а снег там лежал повсюду, не только высоко в горах.

– В Париже есть широкие бульвары. Там по обеим сторонам высажены деревья, – рассказывал Мусса, пытаясь разведенными руками показать ширину бульваров. – А дома там почти такие же высокие, как наши дюны.

Даия слушала его с широко раскрытыми глазами, потом спросила:

– Откуда у французов желание жить в таком людном месте? Зачем жить в домах, сложенных из неподвижных камней? Зачем им крыша над головой? Как тогда они определяют положение звезд на небе? Как ощущают свободу? – Она покачала головой. – Странно, что французы выбирают такой отсталый образ жизни. Они ничем не лучше харратинов, которые возделывают землю и навечно прикованы к своим клочкам земли.

Мусса не знал, что ей ответить.

Но, помимо домов, ограничивающих свободу, французы показались Даии достаточно интересным народом. Она внимательно слушала, завороженная широтой воображения Муссы. По ее мнению, если не все, то часть диковин, о которых он рассказывал, могли существовать только в придуманном мире. А