Империи песка - Дэвид У. Болл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неужели мы отправляемся в чужие земли безоружными? – усмехнулся Тахер. – Так почему это удивляет нас во французах?
– Кто боится их винтовок? Что такое пять французов для одного сына пустыни?
– Не бояться винтовок значит обрекать себя на глупую смерть, – предостерег Тахер. – Винтовка делает последнего труса равным великому воину. Какой ихаггарен похвастается своей неуязвимостью перед пулями?
– Французы слишком сильны, чтобы их так просто остановить, – согласился Мусса. – Мальчишкой я видел их оружие. Оно уже тогда вселяло страх, а за эти годы они лишь усовершенствовали его. Лучше всего встретить их миролюбиво и показать, что для них здесь нет ничего интересного. Руку, которую не можешь отсечь, приходится целовать. Когда они вздумают сюда явиться, мы ничем не сможем их остановить.
– Ничем не сможем их остановить, – медленно повторил Махди, наполняя каждое слово сарказмом и презрением. – Это слова настоящего сына пустыни или хныканье слабого ребенка, которому досталось от сверстников? Трусишь перед львом – так не жалуйся, что его зубы в тебя впились! Впрочем, сильны французы или нет – в пустыне это значения не имеет. На одной силе далеко не уедешь. Они быстро ощутят нехватку воды. И потом, они явятся сюда в таком количестве, которое сделает их уязвимыми. Так происходило со всеми нашими врагами. Пустыня высосет из них все соки, а мы подберем кости того, что осталось.
– Что доблестного в их убийстве? – спросил Мусса.
– А что доблестного являться без приглашения? – парировал Махди, который теперь сердито расхаживал взад-вперед. – Логика и доводы – это путы труса. Если Муссе недостает мужества открыто противостоять французам, пусть хотя бы перестанет прятаться за свои умные рассуждения. Наверное, в его жилах слишком много французской крови. А может, французы ему приплачивают.
Махди не успел опомниться. Мусса вскочил и плашмя ударил мечом двоюродного брата по голове. Вскрикнув, оглушенный Махди упал, но быстро поднялся и в ярости выхватил свой меч.
– Прекратите! – прогремел голос аменокаля, и в палатке стало тихо; Мусса и Махди сердито смотрели друг на друга, но не смели ослушаться приказа. – Поединки на джемаа непростительны, – хлестанул по ним словами Ахитагель.
– Непростительно, когда он называет меня предателем, – огрызнулся Мусса.
– Отличный удар, братец, – прошипел Махди. – Потом мы закончим…
– Ничего вы не закончите, – сказал Ахитагель. – Нам внешних угроз хватает, чтобы еще устраивать междоусобицу.
Аменокаль был глубоко встревожен. Обсуждения не принесли ему ясности. Инстинкт воина требовал быть беспощадным, ибо, если он пропустит одну французскую экспедицию, за ней непременно последуют другие. Но если не пропустит, если прикажет перебить всех незваных гостей, будут ли последствия другими? Разве французы малочисленны, разве он не знает об их мстительности? Выдержат ли туареги в одиночку войну против них? С незапамятных времен Ахаггар был неприступной крепостью туарегов, внушающей страх каждому, кто вступал в пределы плато. Святилищем, в котором благородные ихаггарены являлись неоспоримыми хозяевами, управлявшими движением караванов и всеми прочими делами. Они всегда умели защищать это святилище и сохранять его неприкосновенность. Всегда знали своего врага в лицо и понимали вражеские замыслы. И теперь чужеземные захватчики угрожали их власти над Ахаггаром. Ахитагеля захлестывали мрачные предчувствия.
Тревожила его и загадка молодого Муссы. Несмотря на десять лет, прожитых в лагере, несмотря на кровь матери, двоюродной сестры Ахитагеля, Мусса оставался наполовину французом. Кто взялся бы возражать против этого неоспоримого факта? Ахитагель не верил, что Мусса способен выступить против ихаггаренов. И в то же время он не верил, что Мусса способен выступить против французов. Его преданность разделится между двумя народами. Само присутствие Муссы может добавить туарегам бед. И эта двойственность уже начинает проявляться.
– Я выслушал ваши доводы, – сказал аменокаль участникам джемаа. – Сейчас мне нужно ехать в Ин-Салах. Турки и итальянцы прислали туда своих людей. Наверняка и другие народы захотят повлиять на наши решения. Удивительно, как вдруг все заинтересовались шейхом Флаттерсом. Мы должны тщательно продумывать каждый свой шаг. – Махди начал возражать, но аменокаль жестом велел ему молчать. – Мусса, есть другие дела, безотлагательно требующие моего внимания. Как ни печально, но мне не разорваться. И то, что не могу сделать сам, я поручаю тебе. Ты отправишься в Адмер, встретишься с кланом кель-ови и обсудишь с ними все, что связано с торговлей солью на этот год. У меня есть для тебя и другие поручения. О них мы поговорим вечером.
– Но, правитель, я обязательно должен встретиться с французами! Я могу говорить с ними, как никто другой! Я могу тебе помочь понять их замыслы!
– Мы уже говорили с ними на арабском, – ответил Ахитагель. – Поговорим снова, когда понадобится. И отнесись внимательно к моим словами. Сейчас не мы должны понимать их замыслы. Это они должны понять наши. А теперь выполняй то, что я поручил тебе, и готовься к поездке в Адмер.
Ахитагель встал, собравшись уйти. Обсуждения закончились.
Глава 22
– Боже мой, какая красота!
Поль де Врис стоял на гребне дюны на южной окраине мира, известного французам, и с восторгом смотрел на бесконечную пустыню, которая лежала перед ним, окутанная покрывалом тайны. Рядом с ним стоял Реми Кавур. Сильный, крепко сбитый, сержант был на целую голову ниже Поля. У него были густые черные волосы, сверкающие глаза и смуглое лицо. Они встретились на корабле, увозившем экспедицию из Франции. Офицеры, плывшие вместе с Полем, держались замкнуто и неохотно вступали в разговор. Сержант Реми вырос в парижских трущобах. Почтительностью к начальству он не отличался и почти во всем являл собой противоположность младшему лейтенанту де Врису. Однако они быстро сдружились, невзирая на разницу в десять лет. Узнав, что Поль из де Врисов, Реми постоянно отпускал шуточки на этот счет.
– Впервые я нос к носу сталкиваюсь с родовой аристократией, – сказал сержант. – Конечно, если не считать детства, когда я ступил ногой в навозную кучу, оставленную императорской лошадью.
Позади них, внизу, раскинулся городок Уаргла – оазис, насчитывавший более полумиллиона пальм. Настоящий лес, зеленый кордон, преграждающий путь безбрежной Сахаре. Он был старейшим сахарским городом, приятным местом среди равнины ослепительно-белого песка. С юга и запада к Уаргле подступало пересеченное плато, а к северу находился шотт, как здесь называли соляные озера. К северо-востоку примыкала оконечность цепи дюн, составлявших часть Большого Восточного Эрга – настоящего моря дюн алжирской части Сахары.
Город окружал ров и две стены, защищавшие от мародеров. В центре находилась площадь, окаймленная колоннами. Здесь располагался центральный рынок, окруженный лавками и магазинчиками, внутри
