Империи песка - Дэвид У. Болл

а потом забыл, – сказал Реми. – Я слышал, как он спрашивал Брама, кто это сделал. А тут он как-то потерял дневник, в котором строчит вечера напролет. Шуму было! У себя в палатке все вверх дном перевернул. Накинулся на Брама: дескать, это ты спрятал дневник. А дневник преспокойно лежал у него в седельной сумке.

Пусть и неохотно, но Поль все яснее осознавал непригодность Флаттерса для руководства экспедицией.

– Мы должны взять это на себя, – сказал он Реми.

После подполковника следующим по старшинству был капитан Массон. Лейтенант Диану, наиболее близкий к Полю по званию, держался холодно, но свои обязанности выполнял исправно. Побеген и Деннери были сержантами, имевшими большой опыт странствий по пустыне. И конечно же, Реми Кавур, который ничего не знал о Сахаре, зато обладал смекалкой бывалого солдата и развитой интуицией.

– Мне это надо было сделать раньше, – признался Реми. – Положение дрянное. Это как оттяпать голову гильотиной, а потом ждать, что тело поведет себя так, будто ничего не случилось.

К концу января экспедиция уже находилась в нескольких сотнях километрах от Уарглы, двигаясь все дальше на юг. Инженеры продолжали свою изыскательскую работу. Вечерами они склонялись над столами и при свете керосиновых фонарей отмечали пройденный за день путь, составляя подробные карты.

Караван миновал кратер Амгид, а туарегов по-прежнему было не видно и не слышно. А между тем экспедиция двигалась уже по туарегским землям, так и не получив разрешения на проход. Молчание туарегов порождало страх и предрассудки. По ночам шамба вертелись как на иголках. Стрелки тоже проявляли нервозность. Порой, давая волю страху, они стреляли в призраков. Когда останавливались вблизи дюн и дул ветер, из темноты доносилось странное гудение далеких песков.

– Это смех дженумов, – говорили шамба. – И вой Ангела смерти.

Пустыня у их ног была испещрена следами. Значит, до них здесь проезжала большая группа всадников.

– Это туареги, – ворчал Реми. – Тогда почему не показываются? Они играют с нами.

Так проходили недели. Проводники – ифорасские туареги, которых наняли в Уаргле, – держались особняком. Они жили далеко на юго-западе, между Гао и Тимбукту, и всегда находились в дружеских отношениях с ахаггарскими туарегами. Но даже эти замкнутые, угрюмые люди побаивались предательства. У колодцев Эль-Хаджаджа экспедиции встретился караван, идущий с юга на север. Хозяин каравана ткнул пальцем в сторону подполковника и сказал:

– Ахитагель с ненавистью относится ко всем чужеземцам. Ваша миссия вызывает у него недоверие. Мудрее всего вернуться туда, откуда пришли.

– Чепуха! – заявил в тот вечер своим офицерам Флаттерс. – Я отправлял аменокалю послание за посланием, заверяя его в том, что мы не имеем злых намерений. Он позволит нам пройти. Мы зашли слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Мы обязательно пройдем.

– Господин подполковник, моральное состояние алжирских стрелков низкое, – сказал капитан Массон. – Нескольким был объявлен выговор за призывы повернуть назад.

– И слышать не желаю! – заорал подполковник, лицо которого затряслось от гнева. – К чертям их моральное состояние! Ваша обязанность – следить, чтобы они не распускали свои грязные языки! Каждого, кто подстрекает к возвращению, расстреливать на месте. Слышите? – закричал на своих офицеров Флаттерс. – Вы меня слышите?

Через два дня экспедиция получила ответ аменокаля. И свидетельством этого стало поведение восьми ифорасских проводников-туарегов. Обычно они ехали далеко впереди, становясь пятнышками на горизонте. Первым их возвращение заметил капитан Массон и остановил своего верблюда. Заслонив глаза от солнца, он стал всматриваться в даль. Проводники уже не маячили на горизонте, а быстро двигались в сторону каравана, становясь все заметнее. Все восемь. Прежде они никогда так себя не вели. Подполковник подъехал к капитану, а следом подъехали Диану и де Врис.

– Похоже, мы скоро встретимся с посланцами аменокаля, – не отрываясь от бинокля, сообщил Массон. – Я насчитал тридцать два человека. Вооружены до зубов. Копья, щиты, мечи. Думаю, кое у кого есть и винтовки. Сказать о другом оружии пока не могу.

Позади проводников, которые были уже совсем близко, тянулась призрачная высокая золотисто-синяя цепь. Издали посланцы аменокаля казались нереальным существами, явившимися из иного мира. Раскаленный воздух вокруг их фигур сжимался и дрожал. Капитан передал бинокль подполковнику Флаттерсу.

– Капитан, прикажите стрелкам выстроиться в цепь. Оружие в руки не брать. Караван остановить.

– Диану, де Врис, выполняйте! – распорядился Массон.

Оба лейтенанта рванулись с места, передавая приказ Кавуру, Деннери и Побегену. Все пятеро повернули назад и поехали вдоль протяженной колонны людей и верблюдов, отдавая распоряжения и наводя порядок в караване. Весть о приближающихся туарегах распространилась с быстротой молнии. Стрелки выстроились в цепь за спинами офицеров и сержантов, встав перпендикулярно к длинному каравану, лихорадочно пытавшемуся сомкнуть ряды. Вьючных верблюдов погонщики выводили вперед, выстраивая позади стрелков почти впритык. В воздухе слышались их крики и ругань. Невзирая на шум и суматоху, они быстро добились нужного результата. Месяцами погонщики только и говорили о людях пустыни, которые теперь ехали им навстречу. И сейчас, когда до встречи оставалось совсем немного, они не теряли ни минуты.

Цепь туарегов находилась в десяти метрах от французов, когда человек, ехавший на правом фланге, замер. Остальные последовали его примеру, остановившись практически одновременно. Облако пыли догнало их и почти целиком скрыло из виду.

Поль внимательно следил за обеими цепями. Теперь двигались только верблюды, которые норовили встать поудобнее, фыркали и вытягивали шеи. Их всадники с обеих сторон сидели неподвижно, изучая друг друга. Наконец пыль улеглась, верблюды успокоились, и воцарилась тишина.

Подполковник сидел прямо на своем могучем белом верблюде, с парадной саблей на боку. Помимо пистолета в кобуре, другого оружия при нем не было. За его спиной, ближе к центру, остановились офицеры, а позади офицеров замерли в тревожном ожидании алжирские стрелки. Вместо формы на них была привычная для пустыни одежда. Головы большинства стрелков покрывали тюрбаны, когда-то белые, но из-за редкой стирки поменявшие цвет на оттенки желтого и коричневого. Кое-кто носил фески, надетые набекрень. Грязные одеяния делали их похожими на разношерстную ватагу пустынных бродяг. Но от бродяг они отличались суровым выражением прожаренных солнцем и обветренных лиц, а также дулами винтовок Гра, тускло поблескивающих на солнце. Позади стрелков находились смертельные враги туарегов – караванщики-шамба, хозяева северных пустынь, называемых Хааб эль-Рех – «Дуновение ветра».

Поль был поражен контрастом между двумя силами. У туарегов он не увидел даже отдаленного намека на грязь и неряшливость. «Синие люди» Сахары, ахаггарские туареги, благородные ихаггарены, гордо восседали на своих верблюдах, облаченные в синее и черное. Их лица, кроме глаз, были закрыты тагельмустами. Если большинство шамба носили тюрбаны вкривь и вкось, как придется, туареги относились к своим