Злой преследователь - Зара Дж. Блэк

резко спрашиваю я, и он вздрагивает, лицо каменеет. Он коротко кивает.

— Мы с Алиссой были вместе пятнадцать лет. Я потерял её три года назад.

Его губы сжимаются в тонкую линию, отговаривая меня от дальнейших вопросов на этом пути. Но что-то еще из этого кошмарного разговора толкает вперед.

— Что ты сказал раньше? Пометить её?

Взгляд Кендрика становится отсутствующим.

— Каждые шесть месяцев мы проводим церемонию пометки. Это прекрасное событие. Твоя подопечная преклонит колени у твоих ног, поцелует твою руку и поблагодарит тебя за то, что ты выбрал её. Затем она будет спокойной и молчаливой, пока один из наших художественных братьев наносит на нее выбранную тобой метку.

Что-то в его голосе и блаженном выражении его лица еще больше охлаждает мою ледяную кровь. В его глазах светится фанатик. Истинный верующий.

На коленях у моих ног. Целует мою руку.

И снова это темное желание поднимает голову. Невысказанное, чего я не должен хотеть. Всего на секунду я позволил себе представить это. Несколько мгновений назад я был готов сделать все для Братства, а теперь они хотят даровать мне и это. Владение женщиной. Самое темное желание моей души, раскрытое.

Я сжимаю руки в кулаки, отгоняя образ.

— А что, если я откажусь? Если я просто этого не сделаю?

Кендрик хмурится, разочарованный.

— Ну, Габриэль, я думал, ты уже это понял. Если ты откажешься, мы тебя убьем.

1

Ева

Руки Коула сжимают зад блондинки через её узкую белую юбку. Они еще не заметили меня, и я смотрю, замерев, как он притягивает её к своей промежности. Прижимаясь к ней. Он пробовал это движение на мне не раз, но я никогда не позволяла этому зайти слишком далеко. Он всегда мил по поводу моей застенчивости и говорит, что я стою ожидания.

Угадай, нет.

В блондинке нет ничего застенчивого. Она прижимается к нему, розовые ногти впиваются в его спину. Его рука скользит ниже, под подол её юбки и снова вверх. Я не вижу, куда направляются его пальцы, но хриплый стон, который она издает, дает мне подсказку.

Этот придурок. Он сказал, что идёт в спортзал.

Он стонет, глубокий, дикий звук, которого я никогда не слышала, вырывается из его рта, и острое копье глубоко вонзается мне в грудь. Это вырывает меня из странного, вуайеристского паралича, в который я впала, и я бегу за угол в безопасность грязной ванной.

Кто-то делает стук громче, и пол вибрирует, когда я сижу на закрытом унитазе, положив руки на бедра. Раздается хор радостных возгласов, и я закрываю глаза, чтобы не поддаться слезам.

Мы с Коулом познакомились восемь месяцев назад, и он действительно начал мне нравиться. Я думала, он чувствует то же самое. Я старалась быть менее ханжой, но это трудно. Он сказал, что справится с отсутствием секса в спальне, если это значит, что мы сможем быть вместе. И теперь я знаю почему.

Я должна выйти туда, оторвать от него девушку и накричать ему в лицо. Но кого я обманываю? Я не буду. Я отправлю ему гневное сообщение, затем аккуратно соберу его глупые вещи в коробку и оставлю их у своей двери. Конфронтация — это не моё.

Ответь мне еще раз, и я шлепну тебя на следующей неделе.

Спасибо, мам.

Может, они сегодня займутся сексом. От этой отвратительной мысли у меня перехватывает дыхание, и я делаю глубокий вдох, хотя в ванной воняет застоявшейся рвотой. Все студенческие общежития отвратительны, но это, похоже, хуже большинства. Я бы никогда сюда не зашла, если бы Билли не убедила меня.

— Ев! Где ты, черт возьми?

Я стону, опуская голову на руки. Нет смысла избегать её. Билли — бультерьер, вынюхивающий неприятности и драмы, где бы они ни прятались.

— Здесь.

Дверь с грохотом распахивается, ударяясь о стену, и Билли входит, морща нос от вони.

— Фу. Здесь отвратительно. Какого хрена ты творишь?

Толстые каштановые кудри обрамляют её круглое лицо, а лоб морщится, когда она изучает меня. — Ев?

Я шмыгаю носом и вытираю глаза, когда она приседает рядом со мной, балансируя чашкой сладкого, липкого пунша на колене. Три необдуманно выпитые мной ранее чашки бурлят в моем животе, когда тошнотворно-сладкий запах бьёт в меня. — Что случилось?

Я могла бы солгать, сказать Билли, что плохо себя чувствую и хочу домой. Она будет разочарована, но все равно вызовет Uber. Но зачем мне это? Тугая нить гнева проскальзывает мимо боли. Он придурок, а не я. Почему я должна его прикрывать?

Я сглатываю.

— Это Коул.

Её губы кривятся. Он ей никогда не нравился, даже когда он был очень милым. Она называла его скользким.

— Что с ним?

Я закрываю глаза, готовясь к взрыву. — Он там, — я киваю головой в сторону коридора. — С другой девушкой.

Её рот опускается, и её голос становится опасным шипением, когда она говорит.

— Ты серьезно?

Я киваю, щеки горят от странного, неуместного стыда. Мне было недостаточно для него. Та небольшая близость, которую я смогла предложить — более чем достаточная, чтобы отправить меня в ад в глазах моей мамы — не могла удовлетворить Коула.

Феминистская часть моего мозга кричит на меня, но не делает ничего, чтобы прогнать боль.

— Я хочу домой, — я заставляю себя встретиться взглядом с пылающими голубыми глазами Билли. — Давай посмотрим «Остров любви» и напьёмся.

Лицо Билли смягчается при упоминании моего любимого шоу. Я росла с телевизором, заточенным на библейские каналы, и мир открылся, как только я уехала в колледж. Теперь, чем пошлое и нелепее реалити-шоу, тем лучше.

— Конечно, — Билли улыбается, но в улыбке есть опасная грань. — Просто мне нужно сначала кое-что сделать.

О нет.

— Подожди. Не…

Слишком поздно. Она вскакивает на ноги, держа в руке стакан, и тянет меня за собой. Она подходит к счастливой паре — топ блондинки уже наполовину спущен с ее плеча, обнажая ярко-розовый бюстгальтер — и выливает свой напиток на Коула.

Девушка вскрикивает, отшатываясь, и Коул захлёбывается, вытирая лицо. Ярко-розовое пятно покрывает его белоснежную рубашку. Он огрызается: — Какого хрена?

Он оглядывается, ища виновника, и замирает, увидев меня. Мы встречаемся взглядами.

Девушка тычет пальцем в лицо Билли.

— Ты сука. Я…

Коул встаёт перед ней, отталкивая её. — Отвали, Бриттни.

У неё отвисает челюсть. — Прости?

— Ты слышала. Убирайся отсюда.

Она смотрит между нами тремя, нахмурившись, затем её глаза расширяются. — О. Я поняла. Это она, — она оглядывает меня с ног до головы. — Холодная маленькая принцесса. Повеселись.