Злой преследователь - Зара Дж. Блэк

class="p1">Она поправляет топ, бросает на Коула последний уничтожающий взгляд и уходит.

Он поворачивается ко мне. — Ева. Мне так жаль. Она не… — я поднимаю руку.

— Молчи.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за плечо, впиваясь пальцами.

— Я сказал, что мне жаль. Она просто тупая шлюха.

— Ты шлюха! — Билли входит, голосом достаточно громким, чтобы разбудить мертвого.

— Отвали. Это не твое дело.

— Черта с два, это не…

Их голоса повышаются, и люди приходят посмотреть на драку, подталкивая друг друга и смеясь. Я отворачиваюсь, проталкиваясь через растущую толпу и спускаясь по лестнице. Грохот музыки бьёт мне в мозг, когда я врываюсь через входную дверь в блаженно холодный январский вечер.

Я сажусь на низкую стену из красного кирпича у входа в дом, чтобы подождать Билли. Она в конце концов поймет, что я ушла. Коул, возможно, еще дышит, когда она это сделает, если ему повезёт.

Машина выезжает на дорогу, и кучка людей, стоящих вокруг неё, ликует. Движение справа привлекает моё внимание, и трое пьяных парней проносятся мимо, двое из них смеются, балансируя бочонком между собой. Один смотрит на меня с любопытством и останавливается, но затем его друг тянет его вперед.

Мой телефон жужжит в кармане джинсов. Билли пыталась надеть на меня короткую юбку, но я отказалась. Мы сошлись на том, что я одолжу один из её обтягивающих топов с глубоким вырезом, и я провела всю ночь, натягивая его, уверенная, что мои сиськи вот-вот вырвутся. Я достаю телефон, желая отвлечься.

МАМА: У двоюродной бабушки Матильды грипп. Добавь её в свои ночные молитвы.

Я качаю головой. Я не молилась много лет, но мама отказывается это принимать. И кто, черт возьми, такая двоюродная бабуля Матильда? Я хмурюсь, перебирая дальних родственников, пытаясь пристроить её, пока Билли не плюхается рядом со мной.

— Вот ты где. Ты пропустила все веселье. Две случайные девушки тоже вылили напитки на этого придурка, и теперь он в ярости. Нам лучше идти. Я вызову Uber.

Я смеюсь над этой картиной, когда она достает свой телефон. Мы не разговариваем, просто сидим в дружеской тишине, пока не подъезжает машина. Громко играет индийская музыка, и водитель с ухмылкой открывает дверь.

— Дамы.

Билли улыбается в ответ и делает вид, что говорит с напускным аристократическим акцентом.

— Добрый вечер. Спасибо большое.

Сиденья покрыты пластиком, и я радуюсь своим джинсам. Я замечаю свое лицо в зеркале водителя и быстро отвожу взгляд — опухшие глаза, прыщавые щеки, размазанная тушь.

Билли замечает мой взгляд, хмыкает и достает свою косметичку. Она никогда не выходит из дома без неё. Я позволяю ей суетиться, пока мы едем, слушая её поток беспорядочной болтовни, пока подозрение не укореняется в моем нутре.

— Подожди. Мы едем домой, да?

— Тссс. Ты заставишь меня испачкаться.

Я отмахиваюсь от её руки и впервые смотрю в окно. Не наша улица. Вместо этого — грязная часть города — грубые бары и стриптиз-клубы.

— Какого черта? Зачем мы здесь?

— Еще нет девяти. Мы не собираемся хандрить.

— Я хочу домой.

— И мы поедем. После нескольких напитков.

Это как разговаривать с веселым камнем. Я пробую другую тактику.

— А где именно ты собираешься пить? У тебя в сумке тоже спрятаны два поддельных удостоверения личности?

— Я слышала об одном месте.

— О, правда, — машина останавливается, и я машу рукой в сторону грязной улицы. — Выглядит прекрасно. Идеальное место для убийства.

— Не будь такой королевой драмы. Все ездят сюда.

Она выходит из машины, и я останавливаюсь, чтобы сделать глубокий вдох. Водитель прочищает горло. Я могла бы попросить его отвезти меня домой. Сказать Билли, что она может остаться здесь одна, если не хочет ехать. Свернуться калачиком с «Островом Любви» и выпить полупустую бутылку белого вина, которая стоит в холодильнике.

Это разумно.

— Давай! — кричит Билли.

Но какой смысл ехать в колледж, если я все время играю наверняка? С гневным фырканьем я выхожу из машины.

Билли хлопает в ладоши. — Да! Давайте напьемся. Может, нам стоит позже закидать дом Коула яйцами. О-о-о, или поцарапать его дурацкую машину.

Его уродливая желтая гордость и радость. Тугой завиток веселья бьет меня при виде этого образа, и я улыбаюсь впервые за этот вечер.

— Итак, куда мы направляемся?

— Сюда, — Билли размашисто указывает на невзрачный бар. Выцветшая неоновая вывеска гласит «Barry's», а одинокий швейцар ждет за бархатным канатом. Он бросает на нас равнодушный взгляд.

— Правда?

— Я знаю, что это выглядит дерьмово, но они не проверяют твою карточку, а Эшли из моего класса искусств говорит, что это весело.

— Эшли из твоего класса искусств. Значит, не «все»?

Она виновато усмехается.

— Пошли.

Когда мы подходим к швейцару, мой желудок переворачивается. Это неправильно. А если он попросит удостоверение личности?

Ну и что, если он это сделает? Я в любом случае не хочу здесь находиться. Они же не вызовут полицию. Вызовут? Нет. Конечно, нет. В городе, где я выросла, если бы ребенок попытался пробраться в бар, они бы затащили тебя в заднюю комнату и позвонили твоим родителям. Все знают всех. Одна из главных причин, по которой я выбрала школу в самом сердце Калифорнии.

Швейцар поднимает одну густую бровь, быстро оценивает нас и машет нам рукой, чтобы мы проходили. Мои толстые ботинки прилипают к старому деревянному полу, когда мы входим.

Теплый воздух обдает меня, когда мы щуримся на тускло освещенное пространство. Оно больше, чем я ожидала, и гораздо более оживленное. Одна длинная барная стойка расположена у задней стены, с посетителями, выстроившимися в ряд в три ряда.

За столиками и кабинками размещается эклектичная смесь выпивающих. Билли не выглядит неуместно в своем обтягивающем синем платье и на каблуках, но я тоже не чувствую себя неряшливо. Несколько человек смотрят в нашу сторону, но никто не задерживается.

Все взгляды устремлены на правую сторону зала.

Там стоит низкая сцена, которую используют небольшие местные группы по субботам. Но вместо музыки из динамика раздается мужской голос. — Попробуй заглянуть в сумочку.

На сцене стоят двое, женщина средних лет в деловом костюме и высокий мужчина. Я окидываю его взглядом, от рваных черных джинсов и тяжелых ботинок до винтажной футболки Metallica и узких серебряных сережек-колец, украшающих ухо. Его черные волосы ниспадают небрежным, неровным узором, а татуировки змеятся по рукам. Черные, геометрические линии.

Готичный тип. Из тех, кого мама заставляла бы нас обходить стороной, бормоча о Сатане.

Женщина на сцене роется в своей объемной розовой сумочке, затем на ее лице расплывается широкая