Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин

нашу страну извне, а разрывает всякую тьму заключительным двустишием, простым и ясным, как Божий день, как Божья правда:

Велико, знать, о Русь, твое значенье!

Мужайся, стой, крепись и одолей!

Похоже, что мы, заговорив о Крымской войне на прошлом чтении, немного сгустили краски. В действительности все не так страшно, как не страшны на самом деле в прямом столкновении с регулярными войсками малоподвижные и слабо вооруженные (одни зубы да ногти) воскресшие мертвецы. Повторим замечательные слова Ахматовой, которые мы уже вспоминали на этих чтениях: ничего бояться не надо.

Ну, объединился против нас, христиан, постхристианский «культурный мир» – это же естественно. Ну, захотелось ему нас уничтожить – хотеть не вредно… Вполне понятно, что требуется от нас в этой непростой ситуации. Вспомнить пушкинский стих: вы грозны на словах – попробуйте на деле! Приготовиться к обороне. Взглянуть с улыбкой на черную тучу, которая надвигается на нас. Вспомнить пословицу: Бог не выдаст – свинья не съест.

В сущности говоря, только этот вопрос и важен: выдаст Бог Россию ее многочисленным врагам или нет? Или, говоря о том же самом другими словами: что нужно нам делать, чтобы Бог нас не покинул, чтобы Он до конца оставался на нашей стороне?

Человеку ли христианину, христианскому ли государству, обнаружившему вдруг, что его окружают плотным кольцом враги, следует озаботиться одной-единственной проблемой. Требуется выяснить одну-единственную вещь: а не стоит ли за действиями наших врагов хоть какой-нибудь правды? Не заслужили ли мы хоть чем-то ту ненависть, которую наши враги к нам испытывают? Не придется ли нам вот сейчас, вот в эту роковую для нас и для наших врагов минуту, вступить в военные действия против правды?

С этой стороны Крымская война – одна из самых «черно-белых», одна из самых стерильных войн в истории человечества. Потому что и под самым сильным микроскопом нельзя разглядеть в действиях наших противников в 1854 году каких-либо признаков правды.

Что же на самом деле в тот год произошло? Россия, имевшая официальный статус страны – покровительницы многомиллионного христианского населения Турецкой империи, вела с Турцией очередную войну, конечной целью которой была защита законных прав вышеозначенного населения. (Войну, кстати сказать, начали турки, напавшие в октябре 1853 года на русский пост Святителя Николая на Черном море и вырезавшие его гарнизон: четыреста наших солдат в ту ночь погибло.) Культурный мир, хорошенько подготовившись к нападению на нас, предъявил вдруг России наглый ультиматум: вывести свои войска с определенных территорий, любить то-то то-то, не делать того-то и проч. Когда же Россия, ошарашенная (в лице своего Министерства иностранных дел, вообще не предполагавшего, что такой поворот событий возможен) и (в лице своего Военного министерства) совершенно к войне не готовая, приняла условия наглого ультиматума, – войну ей объявили все равно. Глупо же отказываться от драки, когда расклад сил в ней так исключительно благоприятно сложился? Когда победа, по сути дела, гарантирована? Точно теми же соображениями руководствовался 86 лет спустя Гитлер, объявляя войну Дании.

Воистину страшный – этот 1854 год. Сорок лет подряд Россия тащила за собой на буксире грузный челн европейского человечества. Сорок лет подряд правительство России, вообще ни разу не вспомнившее за эти годы про русские национальные интересы, вело политику принципов: пасло народы, стараясь их «в единую семью соединить». Достаточно грустно представлять себе, что почувствовал наш кормчий умный, когда посторонний шум отвлек его от руля грузного челна, и он, обернувшись, увидал перед собой толпу общеевропейской шпаны, подступившейся к нему с заточками и кастетами, услыхал их истеричные вопли: «Сдавайся, жандарм! На колени, мусор!» Когда он повстречался глазами с маячившим за их спинами паханом – так называемым императором Наполеоном III…

Прошу понять меня правильно. Я не сторонник Священного союза. И я не сторонник той политики отказа от собственных национальных интересов, которую неукоснительно проводили Александр I и его младший брат. Я даже готов допустить, что наш кормчий умный не проявил в 1848–1854 годах – именно в роли капитана грузного общеевропейского корабля – особенного ума. (Хотя великий Гете, имеющий, казалось бы, полное право вещать о ключевых вопросах мировой политики от лица коллективного Запада, так отозвался однажды о Священном союзе: «Никогда еще люди не придумывали чего-либо более разумного и благодетельного для человечества». Но в том-то и беда Западной Европы, что политику ее давно уже определяют люди невеликие.)

Христианская политика, как и христианская военная тактика, как и христианская математика, возможны, наверное, но это не та возможность, которую следует реализовывать, действуя в лоб и требуя, например, от кандидата на должность заведующего кафедрой математики Петербургского университета в первую очередь благочестия, во-вторую – верности Престолу и только в-третью – математического таланта. Порядок требований должен быть прямо противоположным.

«Мы этого не должны, потому что мы христиане», – превосходный принцип для частного лица, но для хозяина огромной христианской империи недостаточно быть только хорошим христианином, ему нужно еще быть умелым правителем. А умение правителя заключается в следующем: он разбирается в людях, он ценит специалистов (людей, способных служить делу, а не лицам) и не делает драмы из того обстоятельства, что лучшие из специалистов отличаются обычно капризным характером и трудны в общении; он умело выбирает себе помощников, он назначает на ключевые посты в правительстве подходящих людей.

Понятно, что в своей кадровой политике Николай Павлович допустил 2–3 ошибки, сыгравшие фатальную роль в судьбе его царствования. Так, поверив однажды, в дни молодости, в исключительную одаренность Нессельроде и Паскевича, он продолжал слепо доверять этим людям и тогда, когда их влияние на ход государственных дел стало приносить прямой вред государству.

Понятно также, что европейский 1848 год ясно показал отношение европейского человечества к «святости», «легитимности» и к иным, сходным с вышеперечисленными, культурологическим понятиям. Продолжать в этих условиях политику Священного союза было глупостью (рыцарственной, конечно, глупостью, но все равно ведь – глупостью).

Вообще я могу допустить, что вся глупость в роковом столкновении 1854 года принадлежала России. Но, видите ли, глупость – не преступление. А все преступление, вся подлость в этом столкновении принадлежали нашим западным соседям.

Тютчев ведь довольно точно описал то состояние духовного помрачения, в которое окончательно впало, начиная с февраля 1854 года, культурное человечество: «целый мир, как опьяненный ложью», «все виды зла, все ухищренья зла», «разврат умов и искаженье слова».

Единственным разумным аргументом, позволившим «демократическим правительствам» напавших на нас стран убедить своих избирателей в том, что напасть на Россию действительно необходимо, явилось ведь знаменитое «завещание Петра Великого», изготовленное в самом