Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин

два дополняющих, два жизненно необходимых слова: «И цыпленочку». Это убийственно смешно! В черной туче, сгустившейся над головой несчастного старика, юмор Достоевского дает вспышку света, почти невероятную по своей интенсивности! «И цыпленочку»… Мы смеемся над этой страницей (потому что нельзя же не смеяться над тем, что смешно), одновременно сердце наше сжимается от жалости к старому дураку, чья душа приоткрылась для нас на одно мгновенье до последней своей глубины… Жить-то ему осталось несколько часов, свет дня для него вот-вот навсегда погаснет, а он все еще гоняется за радостью, он все еще надеется на счастье! И это ведь замечательно, это в высшей степени человечно – до конца надеяться на счастье, до конца радоваться жизни… Одна беда – не в той области, в которой возможно человеку повстречаться со своим счастьем, ищет его старый дурак, не к тому сокровищу прилепилось гнилое сердце Федора Павловича Карамазова.

Самый важный результат от чтения фрагмента, который мы только что рассмотрели, заключается в следующем: ни один читатель не назовет Федора Павловича Карамазова своим кумиром, ни один человек не захочет Федору Павловичу подражать.

Юмор Достоевского – огненная лава, заливающая территорию зла, выжигающая начисто и те прикровенные тропинки, которыми злу желалось бы по нашим сердцам расползаться.

Пора заканчивать. Мы занялись сегодня какими-то узкоспециальными техническими вопросами («Шекспир на русской сцене», «проблемы комического»), способными только нагнать на современного читателя ту непроходимую скуку, от которой, по замечательной русской присказке, мухи дохнут. Долго мы прикидывали, долго примеривались, пытаясь понять, как могло в России ХIХ столетия случиться то чудо, которое в ней в девятнадцатом столетии на самом деле случилось. Мы присматривались, например, к Достоевскому и так про себя рассуждали: если этот человек, столь похожий на нас, много занимался вещами, которыми и мы, в принципе, любим заниматься: читал Пушкина, читал Гоголя, размышлял о судьбе Ломоносова, смеялся над афоризмами Козьмы Пруткова, следил с увлечением за игрой лучших русских актеров в роли Гамлета, ссорился со старинным своим приятелем Тургеневым (зарывшим в землю прекрасный литературный талант, подцепившим инфекцию трехгрошового западничества), курил без счета папиросы, занимал направо и налево деньги (но всегда их отдавал), воспитывал детей, присматривал даже за коровой, от которой рассчитывал к вечеру прикупить для своих детей молока, – а однажды вдруг сел за стол и сочинил «Преступление и наказание», лучший, что ни говори, роман в истории мировой литературы, – то, как бы это объяснить… Мы ведь только не умеем за Достоевским повторить, но мы знаем этого человека, как знаем себя. Мы этого человека любим. Мы с ним – одна компания.

Как-то незаметно очутились мы на светлой высоте, на которой широко и вольно задышала наша грудь, на которой вдруг загорелось наше сердце. Что ж, осматривайтесь, привыкайте. Эта высота – наша. По праву рождения мы чуть ближе к ней находимся, чем любой какой-нибудь посторонний австралиец или швед. Тоже ведь они люди, тоже им принадлежит означенная высота (общечеловеческая ведь). Но где же им, бедным, понять мысль Петра Великого, сравнивавшего движение наук на земле с обращением крови в человеке? Где им понять, что значат на самом деле те грандиозные манифестации мирового духа, над которыми горят яркими звездами, последними звездами в нынешней духовной ночи, опускающейся на землю, имена Пушкина, Гоголя, Достоевского? У них и с переводчиками проблема… Притом же есть у них Каннский кинофестиваль и стокгольмский Нобелевский комитет, есть у них, главное, Голливуд, покрывающий с лихвой современные общечеловеческие представления об изящном, с лихвой удовлетворяющий скромную потребность современного западного обывателя в красоте…

С какой-то неизбывной тупой тоской глядит сегодня этот обыватель на Россию! Вот ведь реальная империя зла, торчащая, как кость в горле, в глотке у любого свободомыслящего человека! Натуральная черная дыра, не подарившая миру ни одного светлого, отрадного впечатления! Ни тебе участия в Реформации или Крестовых походах, ни тебе «Головокружения» и «Звездных войн», ни тебе добрых книжек про хоббитов и мисс Марпл, про Гарри Поттера и Шерлока Холмса, про Аслана и Пятачка… Огромная территория, неимоверно богатая природными ресурсами, на которой вот уже вторую тысячу лет ничего разумного, доброго, вечного не произрастает! Один только обскурантизм, один только «болотный, депрессивный дух русской классики», один только «кровавый путинский режим». Такой страны быть не должно! Как славно было бы обрушить на нее сотню-другую атомных зарядов, да нельзя ведь! Из черной дыры – ответка прилетит…

Представляю себе, как высоко взметнутся брови у иного читателя моего скромного труда, добравшегося до настоящей страницы. «Здрасьте, приехали! – подумает он. – Вконец исписался голубчик. Крестовые походы и Голливуд, гнилой Запад, угрожающий Святой Руси своими ядерными зарядами, хоббитами и Пятачками… Как вдруг открыл свое истинное лицо сей злобный писака, как вдруг полезла из него вся эта древняя славянофильская ахинея – как из вспоротого мешка…»

Сохраняем спокойствие. Я ситуацию контролирую. И из ума я еще не выжил. Просто мы добрались в нашем исследовании до одного из узловых моментов во всей мировой истории. Называется этот узел – Крымская война.

Мы много говорили сегодня про то чудесное сцепление обстоятельств, которым древнее основание искусств перенеслось в Россию, а николаевский Петербург сделался культурной столицей мира. Поговорим же про то, как отреагировал на это важное событие «культурный мир». Ну, он очень просто отреагировал – он пошел на Россию войной. Такой именно войной, какой положено быть настоящей войне, – тотальной и беспощадной. Полез весь, – с традиционной союзницей нашей Пруссией, с удивившей мир своей неблагодарностью Австрией…

Понятны цели, которые «культурный мир» в этой войне преследовал. Осадить варварскую Россию, указать ей на ее настоящее место в мире, ну и, если получится, установить международный контроль над этими темными территориями и хоть как-то их культивировать: организовать здесь, к примеру, десяток-другой государств среднего восточноевропейского уровня – «не хуже Польши». Во всяком случае, прижечь этот рассадник средневекового варварства, угнездившегося под боком у свободного мира…

«От великого до смешного один шаг». Есть в этом военном походе, повторяющем, казалось бы, в главных своих чертах грозное наполеоновское нашествие, одна истинно комическая деталь. Такая деталь, что нельзя не обхохотаться, вспомнив ненароком про этот Последний Крестовый Поход Культурного Человечества.

Ну вот смотрите. Для чего вообще нападает одно государство на другое? Никто же не скажет в этой ситуации: иду, мол, пограбить, поубивать… Говорят именно про культуру. Иду распространять основы цивилизации, иду защищать свободу и демократию, несу порабощенным народам России Великую хартию вольностей и Шекспира…

В ряду вышеперечисленных демагогических лозунгов (или, выражаясь современным языком, демократических слоганов) одно только слово является