Женщина четвертой категории - Далия Трускиновская

А я что могу?

Только разогнать толпу, собравшуюся на месте убийства.

Лягусик – в плену, полмиллиона – тю-тю, а я стою посреди двора, как дура, и ничего не соображаю!

– Детка, детка! – услышала я знакомый голос. Ко мне спешила милейшая Агнесса Софокловна в беленьких перчатках, в белой шляпке и с белой собачкой на поводке. Я только вздохнула – когда же я смогу позволить себе хоть что-то белое?

– Да, Агнесса Софокловна?

– Вас искал очень грубый мужской голос. Хотел знать – деньги найдены?

– И что вы ему сказали?

– Сказала, что он – мизерабль!

Так, подумала я, Корявому неймется. Как бы он там раньше времени не устроил бедному Лягусику публичный дом…

– Агнесса Софокловна, передайте этому мизераблю – как только моя сестренка ко мне вернется, я первым делом отведу ее к гинекологу! И если что-то будет не так – я до него, падлы, суки, еще доберусь!

– Ах, детка… – старушка вздохнула. – Конечно, в мои годы уже не верят в благородных разбойников. Но я бы на вашем месте добралась до падлы-суки именно в том случае, если все останется по-прежнему…

– Агнесса Софокловна, если он еще будет звонить – вы его попроще, – посоветовала я. – Ну какой из него мизерабль? Козел он, а не мизерабль! И скажите, чтобы купил Лягусику дамских романов. Без дамских романов ей будет очень плохо. Вы даже так скажите – без дамских романов она просто помрет!

– Непременно скажу, детка. А что же вы не проявляете интереса к той даме, которая так мило говорит по-французски с настоящим парижским акцентом?

Честное слово, я не сразу поняла, что старушка имеет в виду бомжиху.

– Я к ней еще проявлю интерес! – грозно сказала я. – Пока она меня отвлекала, ее хахаль еще с одним пидором из подвала кресло сперли! А оно, между прочим, чужое!

– Ах, детка, знали бы вы, до какой степени вы неправы… – вздохнула Агнесса Софокловна. Но тут была неправа она сама – уж кто-кто, а я повадки бомжей изучила неплохо.

Даже не желая слушать доводы в пользу бомжихи, я простилась с Агнессой Софокловной и пошла к себе в подвал. Ведь, влипнув во всю эту катавасию, я почти перестала заниматься своими прямыми обязанностями. Хорошо Яше Квасильевой – она может в перерывах между приключениями валяться на диванах (она сама так пишет), посещать светские тусовки и кататься по Москве, скупая во всех киосках блоки сигарет «Голуаз». А меня, если в подъездах будет грязно, выпрут из подвала – и куда мы с Лягусиком денемся?

Я взяла ведро, развела в нем хлорку и пошла мыть самый неприятный из подъездов. Там живут два семейства потомственных алкоголиков, и в каждом – по четырнадцать человек детей.

Ухайдакавшись с этим подъездом, в котором всего за неделю скапливается несколько пудов грязи, я приползла к себе в подвал. Там было до омерзения пусто. Не сидела под пальмой Лягусик с дамским романом. Не дрыхли бомжи. Даже ос ни одной не осталось. Я прямо была готова заплакать.

И тут раздался стук в окошко.

Решив, что меня выманивают посланцы Корявого, я вооружилась метлой.

– Люстра, Люстра, открывай, это мы, Руслан и Воха! – раздались подозрительно жизнерадостные голоса.

Я вышла к ним во двор – однажды пустила в подвал, а они там заснули.

Оболтусы были бодры, счастливы и под градусом.

– Люстра, у тебя сиськи есть? – спросил Воха.

– Какие сиськи? – от расстройства чувств я даже не поняла, что он имеет в виду. Понятное дело, оболтусы заржали.

– Спереди которые! Ну, дойка! Буфера!

– Какое тебе дело, мать-перемать, до моих сисек? – наконец-то врубившись, рявкнула я.

– Какое-какое! А покажи!

– Ты совсем охренел?!

– Держи ее, Воха! – крикнул Руслан, и я оказалась в объятиях крепкого и ржущего, как стоялый жеребец, подростка. Руслан меж тем рванул серый халат на моей груди.

– Ишь ты! Имеются! Ну, вот тебе твои комиссионные!

И этот поросенок сунул мне в бюстгальтер пачку жеваных банкнот.

– Ты гикнулся? – заорала я, выпущенная на свободу. – Это откуда? Опять пьяного обчистили?

– Бери выше! Мы тачку загнали! – чуть ли не хором ответили оболтусы.

Они катались на черном монолите, пока он им не надоел, а потом решили сбросить его в Яузу и посмотреть, насколько в ней поднимется уровень воды.

– Физики траханные, Архимеды недоделанные! – по инерции бесновалась я.

– Люстра, ты прикинь – только мы в него уперлись посильнее, подходят два таких, при гайках, при распальцовке, спрашивают – мы чего, в натуре, делаем. Мы им – да вот, надоела тачка, ну ее к бесу! Они нам – так совсем же хорошая тачка! А мы им, да ну ее, сейчас таких не носят! В общем, они ее у нас выкупили! И сами кататься поехали! Им по приколу – шли, вдруг ни с того ни с сего такую тачку за копейки купили! Мы прямо обалдели!

И оболтусы, заржав, испарились. А я пошла считать деньги.

Их оказалось примерно три тысячи!

Я никогда не держала в руках столько рублей. Я чувствовала себя королевой, банкиром, арабским нефтяным магнатом! И я тихонько запела прекрасную песню времен моего детства. Если бы Яша Квасильева могла меня сейчас слышать, я бы от стыда сгорела. Но как быть, если именно такие песни почему-то мобилизуют меня на великие дела? Итак, я во всю глотку запела:

– Да, городишко тут у нас фартовый,

Одна беда – невпроворот вязал.

Втихую подберутся – и готово:

На кичу урка поканал.

А там, глядишь, от пайки дуба дал…

Дойдя до дуба, я заткнулась. И не потому, что вспомнила обо всех трупах, состоявшихся и несостоявшихся, а просто соседка с первого этажа, из квартиры аккурат над моим углом подвала, принялась колотить шваброй в пол. Старая дура патологически не выносит музыки. Стоит запеть – как ее тут же начинает ломать и плющить.

Я селя в Лягусиково кресло и стала строить планы на завтрашний день. Теперь, с деньгами в кармане, я чувствовала себя почти как Яша Квасильева. Ведь, между нами говоря, она информацию не столько добывает, сколько покупает. Взять хотя бы тот случай с бриллиантами от Картье. Она изобразила рекламную акцию и фактически бесплатно раздала бриллианты каким-то дурам, а взамен получила название улицы и номер дома, где, возможно, две недели назад чинил трубу сантехник, чья теща в молодости была знакома с бабушкой убийцы.

У меня была не менее бесполезная информация – я знала, что в убийствах и покушениях последних дней огромную роль играют картофельные очистки. Но, мать-перемать, какую???

Судя по тому, как перепугался мордоворот, очень большую. Они – улика. Они – вещественное доказательство. Но доказательство чего?

Слой этой дряни покрывал пол у покойницы Натальи – но Наталья распорядилась эвакуировать очистки на помойку. Слой этой дряни лежал и в мастерской у Кати Абрикосовой. И вот, извольте радоваться, то же самое – у мордоворота, в состоянии полной неприкосновенности! Так в чем же смысл? Только в том, что у мордоворота, если дать ему волю, грязь скоро дорастет до потолка?

Но он с перепугу назвал очень важное имя… ой, как же его выговорить?

Я долго восстанавливала в памяти это сочетание букв. Сперва нарисовалась четверка коней на фронтоне Большого театра, потом чья-то розовая голая задница, потом опять кони и мужик, их погоняющий, потом вдруг палитра с пятнами краски, потом чувство безотчетного страха, потом – беломраморное холодное лицо, вроде бы мужское…

С большим трудом я размотала эту ассоциативную цепочку. И то – очень помучалась, пока не вспомнила тетю Марфуню, рассказывавшую нам с Лягусиком, как интересно назывались оттенки цветов в прошлых веках, скажем, цвет разъяренной блохи или цвет бедра испуганной нимфы. Тогда же я сообразила, что голый дядька, правящий квадригой, – древнегреческий бог Аполлон.

И понемногу искомое имя выкристаллизовалось – Нимфодора Аполлинарьевна!

Вот к кому нужно отправиться завтра с утра! Она наверняка знает, какие хитрые сделки с эксклюзивным антиквариатом проворачивали три дамы из салона «Мебелюкс». То, что я не знаю фамилии, – мелочи. Вряд ли в Третьяковке трудятся две или три Нимфодоры.

И я действительно отправилась туда, имея при себе пакет, набитый старыми газетами.

Вошла я со служебного входа и к первому же попавшемуся сотруднику обратилась так:

– Меня сюда направили из салона «Мебелюкс». Я хотела сдать им очень эксклюзивный раритет, но мы не сошлись в цене, и в конце концов возник вопрос – а не подделка ли это. Вот я и ищу Нимфодору Аполлинарьевну как главного специалиста по эксклюзивному антиквариату. Ее заключение будет решающим.

И я похлопала по своему пакету, как если бы там действительно лежало что-то ценное.

– Простите, – сказал сотрудник, – возможно, я вмешиваюсь не в свое дело, но, даже не знаю, как сказать…

– Она жива?! – в приступе внезапного ужаса выкрикнула я.

И в самом деле – если неведомый преступник, условно названный Корявым, взялся уничтожать всех, кто занимается в «Мебелюксе» эксклюзивным антиквариатом, то, упокоив навеки Наталью с обеими Екатеринами, он должен был добраться и до Нимфодоры!