Михаил Юрьевич Лермонтов. Тайны и загадки военной службы русского офицера и поэта - Николай Васильевич Лукьянович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
67. Цит. по: Скибицкая И.М Польские авантюристы в Кавказской войне. URL: http://slavakubani.ru/p-service/military-service/history-wars-battles/.
68. Овсянников Д. «Инородцы» в рядах горцев в период Кавказской войны. Вестник СПБГУ. Сер. 2. 2008. Вып. 3. URL: http: //www.academia.edu /10107450//.
69. Ливенцов М. А. Воспоминания о службе на Кавказе в начале 1840-х годов //Русское обозрение. 1894. Кн. 4.
70. Цит. по: Игорь Мангазеев, Служили два товарища (Лермонтов и Мартынов). URL: https://hojja-nusreddin. livejournal.com/2022979.html).
71. Государственный архив Краснодарского Края, ф.254, оп.1., д.1044, л.127-127об. Цит. по: Цыбульникова А. А. Судьбы линейных казачек в плену у горцев. URL: http:// slavakubani.ru /geography/neighbors/peoples/.
Глава 2
Начало военной службы Лермонтова. Стихи «Смерть поэта»
2.1. Война и военное дело в жизни и раннем творчестве Лермонтова
Как уже указывалось выше, военная служба Лермонтова мало изучалась, как и в императорской, так и в советской России, если не считать отдельных и сравнительно небольших статей на эту тему. Крайне скупо и часто достаточно предвзято она описана его первым биографом П. А. Висковатовым. На это справедливо указывает современный российский исследователь М. В. Нечитайлов: «Однако, многие факты биографии Лермонтова еще до конца не ясны. Это касается, прежде всего, военной карьеры поэта, что и неудивительно – бесспорно, исследователи, занимавшиеся изучением и уточнением лермонтовских жизненных перипетий, были выдающимися искусствоведами, литературоведами, филологами, краеведами, но не военными историками. Биографии Лермонтова писали (и пишут) именно гуманитарии, слабо разбирающиеся как в военной терминологии и военной организации, так и (особенно!) в униформологии XIX столетия» [1].
Он, конечно прав, поскольку неточности в описании военной организации, военных будней, военной формы, воинских отличий и т. д. у многих отечественных исследователей иногда просто умиляют. Так, например, талантливый советский литературовед Н. Г. Долинина в своей книге «Герои разного времени», описывая замужество Ольги Лариной в «Евгении Онегине», полагает, что улан – это чин! «От этого дважды повторенного чина («улан умел ее пленить, улан любим ее душою») пошлостью веет». Но улан – не чин, и это должен знать каждый школьник, по крайней мере, на уроках истории ему должны это объяснять. А при анализе романа Лермонтова «Герой нашего времени» эти несоответствия у Н. Г. Долининой встречаются с завидным постоянством. «Почему пожилой опытный офицер носит не по форме мохнатую черкесскую шапку да еще курит кабардинскую трубку? Видимо он так давно на Кавказе, что служба потеряла для него всякий оттенок романтики, стала бытом, привычкой». Полное непонимание реальностей так называемой кавказской войны, о чем написано в первой главе данной монографии.
И еще одна принципиальная ошибка: для Н. Г. Долининой георгиевский солдатский крест, которым награжден Грушницкий, и орден Святого Георгия Победоносца абсолютно идентичные понятия [2, с. 123, 189, 276].
Этот перечень несуразиц, несоответствий, ошибок в литературе о Лермонтове как офицере можно продолжать бесконечно. Так, например, в монографии В. Сиротина «Лермонтов и христианство», которая, по нашему мнению, написана не о Лермонтове и не о христианстве, есть, например, такой пассаж: «Великий князь Михаил Павлович – известный блюститель устава и «школьных скрижалей» – тотчас приказал отобрать саблю у курсанта» [3]. Под курсантом имеется ввиду Лермонтов. Этот пассаж действительно навеян великим русским поэтом – «смешались в кучу кони, люди», потому что военную терминологию императорской России путать с советской, по меньшей мере, странно.
«А какая разница» – может сказать современный читатель, главное – суть. Но для любого военного человека, и особенно для офицера, который часто вынужден посылать людей на смерть, это далеко не второстепенные вещи, любая неточность может оказаться гибельной. Так известный русский историк граф В. И. Татищев рассказывает в своих записках о некоем генерал-майоре Луке Чирикове, который «человек был умный…и хотя он никакого языка чужестранного совершенно не знал», но при любом удобном случае употреблял иностранные слова, совершенно не понимая их смысла. В 1711 году во время Прутского похода этот генерал приказал одному из подчиненных ему офицеров с отрядом драгун «стать ниже Каменца и выше Конецполя в авантажном месте». Капитан, который получил этот приказ, не знал слова «авантажный» и принял его за собственное имя. «Оный капитан, пришед на Днестр, спрашивал об оном городе, понеже в польском место значит город; но как ему сказать никто не мог, то он, более шестидесяти миль по Днестру шед до пустого оного Конецполя и не нашед, паки к Каменцу, поморя более половины лошадей, поворотился и писал, что такого города не нашел» [4]. Вот такие трагикомические происшествия случались иногда в русской военной истории.
Но, принимая во внимание правильное замечание Нечитайлова, следует констатировать, что его статья о кавказском военном мундире затрагивает узкую и, в сущности, второстепенную проблематику, поскольку, как уже указывалось выше, в условиях так называемой кавказской войны соблюдение правил ношения военной формы не имело сколь-нибудь существенного значения. Гораздо важнее другое – воспитание, психология, ценностные ориентиры, принципы поведения русских офицеров, особенно в период ведения боевых действий.
Общепринятой точкой зрения считается, что военную службу Лермонтов выбрал по необходимости, потому что после вынужденного переезда в столицу империи он не смог продолжить учебу в Санкт-Петербургском университете. Но так ли это? Выше уже указывалось, что авторитет офицера, его социальный статус в русском обществе традиционно стояли очень высоко, а Лермонтов с его тяготением к исключительности никогда не оставался равнодушным к военной службе. Как указано в «Лермонтовской энциклопедии», практически все предки и родственники Лермонтова, начиная с основателя ее русской ветви Георга Лермонта, были военными. Так, один из них, морской офицер Михаил Николаевич Лермонтов, пытался писать стихи, и некоторые произведения его великого родственника (в том числе «Бородино») «современники иногда по недоразумению приписывали Михаилу Николаевичу».
Неизвестный художник. Портрет Ю. П. Лермонтова. 1810-е гг.
Отец будущего поэта – Юрий Петрович, отставной капитан, не очень интересовался историей своего рода и только по необходимости занялся этим, и был внесен вместе с сыном в родословную книгу тульского дворянства. Он участвовал в Отечественной войне в составе дворянского ополчения и весьма вероятно, что его рассказы оказали определенное влияние на впечатлительного мальчика – его сына.
Неизвестный художник. Портрет бабушки поэта Е. А. Арсеньевой. 1810-е гг.
Неизвестный художник. Портрет матери поэта М. М. Лермонтовой. 1810 гг.
В ноябре 1837 года Елизавета Алексеевна в письме к своей знакомой П. А. Крюковой сообщила о продаже сестрам